Карточки ПЭКС.
Привели Вову. Невысокий, щуплый парнишка, с ушами, оттопыренными как локаторы. По моим меркам, он явно не вписывался в образ крутого парня. Но, когда я вгляделся ему в лицо, то сразу отметил мужественное и решительное выражение на нём. Тяжелый взгляд, глубоко посаженные глаза, губы в полоску, волевой подбородок. В нём чувствовался стержень и готовность к любой потасовке. Вова переводил напряжённый взгляд с одной девушки на другую. Те дрожащими голосами поприветствовали Вову. А потом он заметил меня, выступившего вперёд и закрывшего собой перепуганных рыжеволосых девчонок, и взгляд его изменился. Вова словно узнал меня. Стоял и смотрел, приоткрыв рот, как бы недоумевая: каким образом я здесь.
Я понятия не имел, как нужно общаться с такими детьми. Никаких инструкций мне не дали. Что можно говорить и делать не пояснили. Я действовал импульсивно и обратился к нему, как к самому обыкновенному мальчику, сыну своих знакомых. “Здорово, Вольдемар!” – я подошёл к нему и протянул руку. Вова в ответ протянул мне свою ладонь и неожиданно улыбнулся широкой обезоруживающей улыбкой. Мальчик не умел разговаривать. Он обозначал свои желания, используя специальную программу, установленную на планшет.
Мы с Вовой уселись напротив друг друга за маленький столик в центре комнаты. Рыжие Юли встали по бокам от меня и достали карты, как будто мы втроём собираемся играть против Вовы. Они сказали, что будут мне ассистировать. Подсказывать, с какой карты лучше всего пойти. “Ну что, Вольдемар, сыграем?” – спросил я. Протоколы заданий Вовы отличались от протоколов Лёвы. Они были легче, да и сама папка наощупь не была такой пухлой. И я подумал, что освоить материал Вовы у меня получится быстрее. А принцип отработки навыков был тот же.
Последующие три часа с перерывами по пять-десять минут после каждого “раунда” я, в роли доброго и вежливого следователя, проводил нечто вроде допроса. Моей задачей было установить некую условную истину при том, что оппонент не владел моим языком, а может быть, молчал просто потому, что не хотел ничего говорить. Причём, истина эта была мне заведомо известна. Оставалось лишь добиться её подтверждения. Получить признание того, что мяч круглый, а не квадратный, что трава зелёная, а не синяя и, что дождь состоит из воды, а не из огня, дерева, железа, земли и так далее. Жетоны мы с Вовой не собирали. Свою награду он выбирал сам, показывая желаемое на экране планшета. В протоколе насчитывалось десять “проб” и, если Вова отвечал правильно, то третий ответ гарантировал ему поощрение. У Вовы в рюкзаке лежало пять или шесть небольших контейнеров с нарезанными яблоками, конфетами, дольками апельсина, чипсами, сухариками, пастилой и прочими вкусностями. Все эти призы готовили и давали родители. Надо отметить, что с родителями этим детям крупно повезло. По крайней мере, те обеспечили им счастливое детство. Впереди у Вовы и у многих других детей, с кем я ещё встречусь в Центре, была лишь одна дорога – в интернат.
В первый же перерыв я спросил своего визави: “Вольдемар, что ты хочешь?”. Вова взял планшет в толстом резиновом чехле, надёжном, как панцирь черепахи, и выбрал женским голосом: “Читать!”. Я с удивлением посмотрел на мальчика. Помимо располагающей к себе улыбки, нас объединяла общая страсть к чтению. Этот малыш нравился мне с каждой минутой всё больше и больше. В рюкзаке у Вовы нашлось несколько книжек. Я взял “Дядю Стёпу”. Мы сели с ним в уголке комнаты на цветные мешки. Я открыл книжку и начал громко с выражением читать. Вова, заглядывая мне через плечо, рассматривал картинки. Рыжие девушки тоже внимательно слушали. Читал-то я не только для Вовы. Мне очень хотелось понравиться и им. Как коллега, разумеется. Ведь их обо мне непременно будут расспрашивать. Я рассчитывал на хорошие отзывы. Было важно, чтобы Вова не выкинул какой-нибудь номер и не сорвал занятие. Поэтому в следующий перерыв я читал ему с таким же воодушевлением, как и в первый. Правда, не Михалкова, а Маршака: “Рассеянный с улицы Бассейной” и “Дом, который построил Джек.”. Затем предложил Вове ещё немного поработать и снова вернуться к чтению. Мальчик издал глухой протяжный звук похожий на слово “да.”
Первый день стажировки прошёл нормально. Без инцидентов. “Гроза Центра” вёл себя спокойно и дружески улыбался мне. Юли взирали на меня словно на экзорциста, сумевшего изгнать из Вовы демона. “Ничего себе! – восхищённо твердили девчонки и чуть ли не аплодировали, – Как Вы лихо его укротили! Впервые такое видим!”. Их можно было бы принять за сестёр, если бы не одно имя на двоих. Наконец, мальчика вернули крепкой пожилой даме, не ожидавшей застать его после трёхчасового мучения в добром расположении. В Центр моего нового подопечного доставляли общественным транспортом откуда-то издалека, а домой он отправлялся чаще всего на такси. После занятий Вова обычно плакал, мог запросто начать драться, привлекая к себе излишнее внимание со стороны прохожих, которые зачастую находили это весьма забавным и снимали его поведение на свои смартфоны. Есть новая категория моральных уродов, которые живут тем, что фиксируют моменты из жизни посторонних людей, попавших в неприятные ситуации, а потом хвастаются видеороликами перед своими друзьями и даже выкладывают их в интернете, собирая просмотры и лайки от себе подобных. И это вместо того, чтобы оказать посильную помощь или хотя бы не смущать людей, оказавшихся в неловком положении. И никто из них не задумывается о том, что и они, вопреки своей воле, когда-нибудь и сами могут стать “героями” бесславной хроники. Хотя, был один раз, когда в электричке мужчины спасали няню от Вовы, мёртвой хваткой вцепившегося ей в шевелюру. Вдвоём разжимали пальцы и с трудом совладали с ним. В моменты ярости, руки у мальчугана становились крепкими и тугими как рычаги.