Прочитала недавно, что Абхазия отказалась подписать договор с Росгвардией и вспомнилось…
Впервые мы поехали на море в 1990 году. Мне было тридцать лет, и мы с мужем еще ни разу не были на море. А тут в профкоме нашего предприятия вдруг стали выдавать семейные путевки, причем абсолютно бесплатно. Роскошь несусветная. Как-то же сумела это организовать председатель профкома Татьяна Макаренко! Спасибо большое ей за это! И по сей день практика семейного отдыха для трудящихся Павловского ГОКа сохраняется с ее легкой руки. Причем, сама Татьяна Викторовна ни разу этой возможностью не воспользовалась.
У нас с мужем к этому времени было уже трое детей – шесть, пять и два года. Я еще было в отпуске по уходу за младшим ребенком. Сначала путевку дали на пятерых. Потом, буквально накануне отъезда, ко мне домой прибежала работница железнодорожного цеха Люба Рыбалкина, сказала, что одну путевку придется вернуть, так как на отдых абхазцы принимают детей с пяти лет. А моему маленькому – только два года. И путевку надо отдать ей.
Вот какая я была…Не проверила, не уточнила. Поверила на слово. Путевку тут же ей отдала и нам с мужем надо было срочно решить, что делать с маленьким – с кем его оставить, хотя я, конечно, расстроилась. Не помню уже почему, но решили малыша отвезти к родителям мужа в деревню. А деревня от нас была очень далеко – за триста километров, в другой стороне области. К этому времени у нас уже был «Запорожец», который мужу распределили как передовику производства в энергоцехе, где он работал. Нет, машину мы купили за деньги. Но в то время и за деньги ничего нельзя было купить, тем более, новую машину. Всегда с теплом вспоминаю этот наш первый автомобиль – выручал, настоящий трудяжка.
Я начала собирать вещи, паковать чемоданы. Весь день была занята стиркой, глажкой, подготовкой к отъезду. А вечером ко мне прибежала расстроенная соседка из квартиры напротив. Начала кричать:
- Где ты была целый день? Меня ограбили!
У меня просто ступор случился. Я даже не знала, что ей сказать на это. Во-первых, с грабежами мне сталкиваться ни разу не приходилось до этого, во-вторых, а при чем тут, собственно, я? И как я могла предотвратить? Наверняка грабитель не собирал вокруг себя толпы любопытных, а делал все втихаря.
Да, я выходила на улицу, и не раз, с тазами выстиранного белья. У жителей первого этажа веревки для сушки белья были на улице – балконов-то не было. Но никого не видела. Да мало ли людей на улице?
У Натальи, оказывается, форточка была открыта. Никого дома не было. Грабитель влез через форточку – перед окнами росли кусты сирени, и вполне он мог это сделать незаметно, а не ждал, когда выйду я из подъезда. Ну, одним словом, выгреб деньги и золото из вазочки в серванте, не погнушался даже ее ношенными колготками в шкафу. И был таков. Как выяснилось, в этот день в нашем микрорайоне была целая серия таких краж. Потом мужика, конечно, нашли, судили и присудили ему выплачивать ущерб… И он платил несколько лет по 4 рубля в месяц, давно и бесповоротно обесцененных.
Ну, это отвлечение от сюжетной линии. Хотя, что не говори, а уже сама подготовка к поездке была омрачена неприятным событием.
Наутро мы выехали к мужу на родину, чтобы отвезти малыша к бабушке и дедушке. А потом должны были вернуться в Воронеж, откуда уходил наш поезд. Вся группа организованно приезжала на автобусе.
Бабушку и дедушку малыш не знал совсем. И мне было очень тяжело его оставлять, тем более, что он был привязан ко мне. К тому же, младший брат мужа собрался жениться. Затеял капитальный ремонт в доме перед свадьбой, которая должна была состояться через месяц. Меняли отопительную систему, делали перепланировку. Сестра мужа только родила, и ребенку был месяц. На время ремонта они все жили в сарае. И тут еще мы с малышом. Но нам никто не отказал. Свекровь мужественно согласилась побыть с ребенком две недели. Санька был спокойным и покладистым. Но уезжала я оттуда с тяжелым сердцем, так как ни разу не оставляла дитя ни на кого.
На вокзале мы встретили своих. Места в поезде у нас не были определены. Весь вагон был наш и нам предстояло занять места, какие придется. Но я об этом не знала. Задумываться особо было некогда, так как и без этого было много переживаний. И вот…поезд подали на платформу. Мы с детьми и чемоданами подходим вместе со всеми к вагону. Муж, как правофланговый, впереди, мы – за ним. Все заходят. Муж галантно помогает взобраться на ступеньку дамам. Пропускает всех, оттесняя нас. Я начинаю беспокоиться. Он сдерживает нас – надо же, какой вежливый! В конце концов проходим и мы, самые последние. А что тут такого? Он как-то не подумал, что его жена – тоже женщина да еще с маленькими детьми. Все места в вагоне уже заняты. Проходим через весь вагон, к туалету. И тут обнаруживаем, что свободные только четыре места – все боковые верхние полки возле туалета. Тут только до мужа доходит, что его галантность сыграла с нами злую шутку. Никто, конечно, не уступил нам ни одной нижней полки. И нам с детьми пришлось с трудом размещаться на верхних полках со своими чемоданами и сумками. Был 90-й год. Сервис в поездах еще тот. Дверь в тамбур не закрывается – люди шастают туда-сюда, из туалета – запахи густо настоенные до рвоты. Жара. Дышать нечем. Все уже разместились с комфортом, а у меня началась дикая клаустрофобия, если это так можно назвать. Я не знала, куда себя деть. Не могла видеть расслабленных моих коллег, с удобством устроившихся на полках с книжками в руках, укрытых простынями – в такую духоту! Сгребла детей с верхних полок и отправилась вместе с ними по всему поезду гулять. Я не могла сидеть на месте. Да и сидеть было негде. Мне нужно было движение. В тамбурах у кают проводников я подолгу стояла и смотрела в окно. Это как-то меня успокаивало. Детям рассказывала о море, о нашей стране, о том, что мы видели за окном поезда. Возвращаться к спальным местам у туалета не было никакого желания.
В общем, удовольствия от самой поездки не было никакой. Да еще очень переживала за малыша, как он там без нас? Телефонов не было, чтобы позвонить и узнать.
В Гагры мы приехали уже к вечеру. Нас на автобусе довезли до какой-то столовой, возле которой шло распределение по квартирам. У пожилой абхазки был список с нашими фамилиями и составом семей. И она распределяла по адресам, кому – куда. Наша семья была самая большая, наверное – четверо человек. Уже все получили карточки с адресами и отправились по месту жительства. А мы все никак не могли дождаться своей очереди. Наконец, она дошла и до нас. Нервы уже были, если честно, на пределе. Устали и мы, и наши дети.
Стоим около столика, абхазка называет нашу фамилию, уточняет, сколько детям лет и восклицает с акцентом:
- У вас дети маленькие, а там такой рэмонт!
- Ах, так там еще и ремонт! – не выдерживаю напряжения я.
Наша кураторша меняется в лице, видя мою сердитую физиономию, и начинает оправдываться, что ее не так поняли, рассказывает о том, что семья, куда нас распределили, сделала в квартире великолепный ремонт. И просьба, чтобы дети ничего не разбили, не сокрушили и прочее-прочее.
Ну, хоть какая-то хорошая новость! Хозяева нам выделили самую просторную комнату в квартире с видом на море. На потолке – свежая лепнина из ангелочков и виноградных гроздей. Огромная кровать и кроватка поменьше. Огромное зеркало и панно на стене по христианским мотивам. Для второго ребенка приносят раскладушку, но мы решаем, что уместимся и втроем на одной кровати. Но все таки теткина установка «Там такой ремонт!» сделала свое дело. Мы боялись выходить из своей комнаты, чтобы что-то не нарушить. Старались целый день проводить на море или в городе, возвращаясь домой уже поздно вечером, чтобы не тревожить своим присутствием хозяев. Хотя они люди были доброжелательные. А сынишка часто прибегал в нашу комнату и звал детей посмотреть передачу «Спокойной ночи, малыши!». Он ее называл очень трогательно «Баюшки». Что не говори, а мы были зажаты. И на море мы в первый раз, и с детками… И такой рэмонт! И я после трех декретов совсем одичала, от общества отвыкла.
Море в июне было еще прохладное. Но его красота, чудесный воздух, плеск волн, и южное солнце не могли не подействовать положительно. На питание нам выдали талоны, которыми мы могли расплачиваться в нескольких столовых Гагры в любое время, не привязываясь к определенному времени. Правда, я очень быстро поняла, что ушлый южный народ быстро смекнул, что на нас можно заработать. А чувствовать себя лохами было унизительно, хотя и затевать разборки из-за обсчетов не хотелось. Но первые несколько дней так и было. Все наши из группы это заметили и отметили. Деньги на нас на производстве не сыпались, зарабатывались тяжелым трудом на вредном производстве. Поэтому возмущение было справедливым. Я сама считаю в уме как на калькуляторе – быстро и точно. И пока подходили с подносами с едой к кассе всегда успевала посчитать сумму. Но, повторяю, скандалов не хотелось. Поэтому я придумала другой способ - по своей журналистской привычке, каждый раз доставала блокнотик, вносила туда все расчёты и клала его на поднос на видное место. И это сработало! Больше никто ни разу не попытался нас обсчитать. И если раньше выделенных на день талонов нам не хватало. То теперь мы могли пообедать на два-три талона. А на оставшиеся покупали бутылку вина. Так у нас накопилось аж 11 бутылок марочного вина, которые мы повезли домой в подарок.
В стоимость путевки входило также несколько экскурсий – на озеро Рицу, на водопады и куда-то еще.
Море, солнце, великолепная природа, отдых. Но мы не могли не заметить напряжения, которое витало буквально в воздухе. Я не могла без газет и часто покупала местную прессу в киосках Союзпечати. Советский Союз тогда еще существовал. Передовицы в местных газетах были тревожными. Как сейчас помню, что в одной из них автор предостерегал соотечественников от необдуманных решений и беспорядков, призывы к которым шли из Грузии и про возможную тень от России в связи с этим, которая может так накрыть Абхазию, что мало не покажется! Как-то это было написано так образно и остро, что становилось по-настоящему тревожно.
Однажды на пляже мы уже собирались домой, как увидели, что палатку, где работала русская женщина, окружают южные ребята – молодые – лет по 16-18. Женщина принимала от отдыхающих лежаки. Ребята подошли к ней, начали что-то говорить. Видно было, что женщина что-то взволновано им отвечала. Они начали камнями закидывать палатку, громить лежаки. Это происходило на глазах у всего пляжа. Женщина просила, умоляла. Все стояли, смотрели, возмущались между собой, но никто не двигался с места. Мой муж не выдержал, подошел к ребятам – а он молодой, сильный мужчина, не робкого десятка. В армии был старшим сержантом, служил в учебке, то есть воспитывал курсантов. Те отскочили, приняли боевую стойку. Начали, как вороны что-то кричать, кагакать. Женщина быстро начала складывать в палатку инвентарь и закрывать ее. Молодежь, что-то угрожая на своем языке, повернулась и отошла на несколько десятков метров, наблюдая за мужем. Женщина поблагодарила мужа за помощь. Она плакала.
Муж вернулся к нам возмущенный и взволнованный. Уже темнело, нам нужно было возвращаться домой. Ребята не уходили, видимо, что-то затевая. И тут, к счастью, нашелся человек – молодой, высокий. крепкий мужчина, работал он в цехе погрузки, который, видя ситуацию, предложил нам проводить нас, так как у нас двое маленьких детей. Мало ли…Этот мужчина отдыхал со своим сыном-подростком и был из нашей группы. Вместе мы дошли до нашего дома. Нас сопровождали, но на значительном расстоянии. Мужчина жил чуть дальше нас. И в дальнейшем мы подружились и с пляжа уходили только вместе.
Так прошла неделя. Мы очень соскучились по нашему Санечке. Алеша, искупавшись в море, заворачивался в полотенце, и и играл с воображаемым братишкой:
- Атка, атка…- тихонько бормотал он за младшего брата, повторяя его неумелые слова. – Братка, братка!
И однажды вечером прогуливаясь по набережной, у меня вырвалось, что я уже наотдыхалась, и очень соскучилась по Саше. И готова хоть сейчас отправиться домой. И это был как взрыв. Все мои вдруг заговорили о том, что очень соскучились по Саше. И тоже хотят домой. И мы тут же отправились на вокзал и взяли билеты на поезд на следующий день. Денег у нас практически не оставалось. Но на билеты хватило. А на обратном пути нашли по дороге три рубля одной купюрой, и я обрадовалась этой неожиданной находке: этих денег хватит на спальное белье в поезде. А ведь мы были готовы уехать на голых полках.
Мы сказали старшему группы, что уезжаем. Тот посетовал, что можно было бы сдать наши билеты на поезд. Но нам уже ничего не нужно было. Мы уезжали домой, в Россию, где не надо было ходить и оглядываться по сторонам. Наши хозяева начали сокрушаться по поводу нашего отъезда. Мы сказали, что очень соскучились по младшему ребенку, которого не разрешили взять с собой. Хозяйка заохала возмущенно и заверила, что не имела бы никаких претензий, если с нами был еще один малыш. Но…было уже поздно.
Домой мы приехали уже вечером сначала в Павловск. Оставили детей у моих родителей. А рано утром умчались на автобусе к мужу в деревню, где нас ждал наш маленький. Наш «Запорожец» перед поездкой мы тоже оставили в деревне. И Санька, по рассказам родных мужа, часто подходил к машине и лепетал «Папа. Папа».
Мы приехали, когда ребенок еще спал. А потом он нас… не узнал. Сидел на руках у бабушки, настороженно смотрел на нас и не шел к нам! И это было ужасно. Мы ему навезли гостинцев, совали раннюю черешню. Но он ничего не хотел, пока, наконец, не заулыбался. А прошло-то всего 10 дней! И двухлетний малыш напрочь забыл, кто у него мама и папа. Мы в этот же день отправились домой, в Павловск, там нас ждали старшие дети. Нас и своего младшего братика. Все семья вся в сборе. Отдых удался! Это было в июне 1990 года
А в августе в Гагры вошли танки…
