Сколько раз я себя корил хвастовство и склонность к легкомысленному трёпу! Вот и в прошлый раз самодовольно наболтал вам о своей победе над гриппом. При этом был железно уверен, что в обозримом будущем с ним не столкнусь. Однако всё пошло не так. Нет, меня этот негодяй не тронул, видать побоялся вновь получить по роже. Он на супругу мою ополчился и за компанию – на соседку Альбину Петровну. Вот только обе они предъявили обвинение не вирусу, а мне. Ирина даже назвала меня биологическим оружием. И ведь не поспоришь! Именно я «подарил» им заразу.
Болеют они одинаково тяжко, еле ноги передвигают, аппетита практически нет. Вот и пришлось мне на время сиделкой заделаться. Сварил куриной лапши, причём из купленной на рынке домашней курицы. Клюквенного морса наделал. Ну и само собой, закупил необходимые лекарства, за исключением всяких разрекламированных фуфломицинов.
У Альбины Петровны ситуация сложилась втройне грустная. Мало того, что травмированная рука заживать не хочет, плюс инфекция прицепилась, так ещё и племянник опять проблемы создаёт. В предыдущем очерке рассказал я, что он, напуганный эпиприпадком, решился на лечение и кодирование. Только все хорошие планы он в одночасье разрушил идиотским поступком. Им с сопалатниками захотелось выпить. Да, в наркологии это сделать крайне проблематично. Но, как поётся в песне «Кто ищет, тот добьётся, кто хочет, тот напьётся». Всё у ребяток получилось. Вот только не учли они, что в наркологии тоже не дураки работают. Поэтому вся палата подверглась скоропостижной выписке. Мать Вадима чуть ли не на коленях стояла перед завотделением, но тот остался непреклонным.
В этой истории есть только один положительный момент. Альбина Петровна наконец-то прозрела. Поняла, что Вадим не испытывает к ней никаких родственных чувств, а просто использует её как неиссякаемый источник денег. Это прозрение она не оставила при себе, а высказала ему открытым текстом. И правильно сделала. Взрослый дееспособный человек когда-то должен осознать, что он давно уже не дитё и содержать его на иждивении никто не обязан.
В один из выходных, мне позвонили с городского московского номера. Ну, думаю, наверно опять мошенникам неймётся, но всё равно ответил:
– Алло!
– Здравствуйте, это Международная космическая станция? – спросил интеллигентный мужской голос.
– Да, внематочно вас слушаю! – ответил я.
Оказалось, это был мой старинный друг и одногруппник Андрюха Орлов, с которым мы лет двадцать не виделись – не слышались. Нет, Андрюха он для меня, а в миру – Андрей Константинович, кандидат медицинских наук, заведующий отделением эндокринологии одной из московских больниц. В нём, как и во мне, уже нельзя узнать безбашенных хулиганов, в своё время едва не пересевших со студенческой скамьи на скамью подсудимых. Совершили мы с ним самое, что ни на есть, настоящее преступление. И поскольку срок давности давным-давно истёк, о нём можно смело рассказать.
Отец Андрея был военным и однажды принёс со службы пару дымовых шашек. Зачем? А кто его знает. Сейчас таким никого не удивишь. Если деньги есть, то хоть чёрта рогатого купишь. Но в те древние времена это было диво дивное. Андрей принёс одну из них и сразу нас охватило желание её испытать. Люди разумные сделали бы это вдали от посторонних глаз. Но поскольку к разумным мы не имели никакого отношения, такой вариант нас совершенно не устроил. И тогда недолгого посовещавшись, местом преступления избрали институт, точнее пространство между дверьми запасного выхода. Дождавшись, когда никого поблизости не окажется, я подпалил шашку и мы немедленно ушли.
Правильно говорят, что преступников тянет на места своих злодеяний. Примерно через час мы вернулись. У института стояли пожарная и милицейская машины, было множество эвакуированных студентов и сотрудников. Сразу стало понятно, что дело приняло серьёзный оборот, а потому недавний задор исчез бесследно. Милиция ведь не в гости приехала, а с одной единственной целью: найти злодеев и сделать так, чтоб жизнь мёдом не казалась. Эх, не подозревали они, что злодеи-то и не думали скрываться, прямо под носом ходили. Но от греха подальше, мы не стали проявлять интерес и быстренько ретировались.
На другой день до нас дошёл слух, что милиция изъяла какую-то непонятную штуку и в скором времени у всех студентов будут снимать отпечатки пальцев. От этого меня пробрал смертный холод. Ведь шашку-то поджигал я, уговорив Андрея доверить эту миссию мне. Панический страх был мощным, парализующим. Ещё бы, ведь почему-то совсем не хотелось превращаться из добропорядочного студента в зека. Поначалу возникла сумасшедшая мысль скрыться, залечь на дно и переждать. Но трезвый рассудок отверг эти глупости. Ведь мы же не уголовники и не шпионы, чтоб прятаться в воровских малинах или конспиративных квартирах. Да и родителям нельзя было ничего рассказывать. В итоге решили не дёргаться и покориться судьбе.
Первое время, вели мы себя тише воды, ниже травы. Наш куратор Екатерина Львовна очень удивлялась резкому превращению хронических нарушителей дисциплины в тихих пай-мальчиков. Думается подозревала она, что авторами ЧП были мы с Андреем. Но к нашему счастью, никому ничего не сказала.
Прошло какое-то время. Никто нас никуда не вызывал и ни о чём не спрашивал. Вернувшийся трезвый рассудок подсказал, что в отношении нас с Андреем никаких доказательств нет. Ведь свидетелей не было, мы никому ни о чём не рассказывали. А что касается отпечатков пальцев, то они уничтожились от нагрева дымовой шашки. Вполне возможно, милиция вообще пошла по ложному пути, сосредоточившись на розыске посторонних. Дело в том, что в те времена никакой охраны не было и в институт мог попасть любой желающий.
Строить предположения можно бесконечно, но факт остаётся фактом: ответственности за содеянное мы избежали. Вот такое чистосердечное признание получилось…
Долго мы с Андреем общались, то погружаясь в воспоминания, то обсуждая текущую жизнь. И на это время я вернулся в прошлое, вновь почувствовав себя юным беззаботным студентом Юркой.
Вопреки прогнозам, вновь вернулись морозы. Пока ждал автобус, уши, щёки и нос щипало весьма чувствительно. Но к счастью, он приехал вовремя.
У входа в медицинский корпус, педиатр Осипова что-то рассказывала коллегам. При этом она использовала такие выражения, от которых пьяный бомж покраснел бы как тургеневская барышня.
– Кого это вы так ласково, Зоя Васильевна? – поинтересовался я.
– <Нецензурное оскорбление>, который нам выезд заблокировал! У ребёнка стеноз, еле дышит, надо везти срочно, а этот у***од нам путь преградил своим корытом вонючим.
– То есть припарковался и ушёл?
– Нет, сидел в машине. Мы уж его и так, и этак, но упёрся и ни в какую. Наглый до предела. Потом девица пришла, и они уехали.
– А чему тут удивляться, Зоя Васильевна? Сейчас модно быть наглым. Ребёнка-то нормально довезли?
– Да, всё хорошо. Но сколько нервов было потрачено!
В былые времена ни мне, ни коллегам не приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Никому, даже самому распоследнему деграданту, не пришло бы в голову препятствовать работе «скорой». Но теперь это стало чуть ли не рядовым явлением. На мой взгляд, дело тут не только и не столько в безнаказанности. Первопричина заключается в том, что такой стиль поведения превратился из осуждаемого в поощряемый. Теперь модно быть «крутым», то есть эгоистичным, наглым и самовлюблённым. Но, к сожалению, восстанавливать уничтоженные нормы морали и нравственности никто не намерен.
Как всегда, в «телевизионке» заседали коллеги из прежней смены. Их радостное предвкушение близкой свободы было заметно за версту.
– Всех приветствую, господа! Ну как смена прошла?
– У нас – спокойно и размеренно, – ответил врач Анцыферов. – А кое у кого ярко и незабываемо.
– Это в каком смысле? – не понял я.
– Миша, сынок, расскажи дяде Юре про свой разнузданный с***кс с бомжихой! – обратился Анцыферов к молодому врачу Рыбакову.
– Да какой с***кс, Александр Сергеич! – сказал Михаил и ярко покраснел. – Я сам не понял, как она умудрилась…
– А что она сделала? – заинтригованно спросил я.
– Поцеловала, блин, прямо в губы! Грязная, вонючая, на ней же заразы немерено! Я чуть не сблевал.
– Так вы к ней на вызов приезжали?
– Да ты чё, Иваныч, какие вызовы! Мишель – старый проказник, любит с бомжихами в дёсны жахнуться! – сказал Анцыферов и громко захохотал.
– Тогда, Михаил, тебе нужно продезинфицировать желудочно-кишечный тракт, – посоветовал я. – Купи ноль пять чего-нибудь крепкого и совмести приятное с полезным.
– Не, я вообще не пью, – скромно ответил Михаил.
– Эх, Мишель, ну почему ты такой неправильный? – спросил Анцыферов. – Надо срочно заняться твоим воспитанием!
– Миша, не слушай этих дяденек, они тебя плохому научат! – сказал врач Данилов.
Конференция, как и положено, началась с доклада старшего врача прежней смены. Отчитавшись об инфарктах, случившихся за истекшие сутки, он перешёл к следующему разделу:
– Инсультов у нас было аж семнадцать!
– И что, все подтверждённые? – спросила начмед Надежда Юрьевна.
– Нет, подтверждённых только пять. Звонила дежурный врач из «пятёрки», очень ругалась, что фельдшерские бригады диагнозы ставят от балды и везут всех подряд.
– Дайте мне сводку и карточки с неподтверждёнными инсультами, – тон Надежды Юрьевны не предвещал ничего хорошего.
Пока она читала, в зале царила мёртвая тишина, после чего разразилась буря.
– Сергей Николаич, ну вы хоть думайте, что делаете! Откуда взялась цифра «семнадцать», если подтверждённых инсультов только пять? Зачем вы всё в кучу-то свалили? Давайте сейчас же переделывайте сводку!
– Хорошо, сейчас всё сделаю, – покладисто согласился Сергей.
– Отсюда можно сделать выводы, что некоторые фельдшеры утратили клиническое мышление и не утруждают себя диагностическим поиском, – продолжила Надежда Юрьевна. – Зачем, если больного можно тупо увезти в стационар, а там хоть трава не расти!
– Но ведь лучше перестраховаться и впустую привезти, чем пропустить и дома оставить! – сказала молодая фельдшер Боброва.
– Да, иногда можно, если случай сложный и сразу на месте нельзя определиться. Но вы аж шестерых навозили и ни у кого диагноз не подтвердился. Вот передо мной ваши карточки, написанные как под копирку. Везде жалобы на головную боль, головокружение, шум в ушах, неустойчивость при ходьбе. Общемозговую и очаговую симптоматику не расписываете, но всем ставите ОНМК в ВББ. На основании чего, совершенно непонятно. Большинство пожилых страдают головокружениями. И что, им всем, без разбора, нужно ставить инсульт и везти в стационар? Почему-то на конференции нет Назарова, его это тоже касается. Александр Василич, - обратилась она к заведующему оргметодотделом. – Нужно срочно организовать учёбу по ОНМК. Свяжитесь с Масловой и договоритесь.
ОНМК – острое нарушение мозгового кровообращения.
ВББ – вертебробазилярный бассейн находится в задних отделах головного мозга.
– Коллеги, вопросы есть? – спросил главный врач.
– Да, – ответила фельдшер Шишкина. – Мы позавчера пришли на медосмотр, а там сказали, что в списках нас нет и не приняли. Ведь вы же сами говорили, что медосмотр будет для всех выездных!
– А много вас, кого не приняли?
– Много, из нашей смены человек десять.
– Андрей Ильич, списки вы составляли. Объясните, как так вышло.
– Игорь Геннадьевич, так я же включал только тех, кто в прошлом году не проходил.
– Ох… – еле сдержал ругательство главный врач. – Ну я же вам лично сказал, что деньги есть, поэтому в списки надо включить всех!
– Извините, Игорь Геннадьевич, я не помню. Это когда было-то?
– Когда вы готовили аукцион.
– Но потом я вам списки приносил на подпись приносил, и вы ничего не сказали.
– Андрей Ильич, вы представляете, какой вал документов через меня проходит? Мне что, каждую букву и цифру перепроверять? Я исхожу из того, что вы свою работу знаете и прежде чем приносить на подпись, всё выверяете!
– Андрей Ильич! – подключилась Надежда Юрьевна. – Извините, конечно, но ваша забывчивость уже переходит все границы. Если придёт с проверкой инспекция труда, то накажут Игоря Геннадьевича. За что, спрашивается?
– В этом году они точно не придут, я смотрел план проверок.
– А вообще-то, проверки бывают и внеплановые. Вы впервые про них слышите?
– Ну давайте ещё один аукцион проведём.
– Андрей Ильич, я просто балдею от вашей простоты! – сказал главный врач. – Всё, всем спасибо.
Что и говорить, изменился Андрей Ильич далеко не в лучшую сторону. Уже, помнится, говорил я об этом и грешил на усталость. Надеялся, что в отпуске отдохнёт и вновь его энергия начнёт через край хлестать. Однако всё только ухудшилось. Стал Андрей Ильич забывать имена людей и названия предметов, затрудняться в подборе нужных слов. Кстати сказать, он мои имя-отчество помнит, но иногда меняет местами, называет Иван Юричем. Но главная проблема состоит в том, что Андрей Ильич совершенно некритичен к своему состоянию. Он во всём винит большой объём работы, не осознавая, что и раньше бездельничать не приходилось.
Для себя я давно решил: как только почувствую хоть малейшую профессиональную несостоятельность, уйду не раздумывая. Вот только здесь кроется огромная закавыка. Когда приходит несостоятельность, сразу уходит критика к своему состоянию. Человек перестаёт понимать, что с ним не так. Именно по этой причине он упорно продолжает работать, создавая кучу проблем как себе, так и другим. Окружающие начинают злиться, мол, уже достал старый маразматик, ничего не соображает, а уходить не хочет. Да не из вредности такие люди за свои места держатся. Просто они совершенно искренне не понимают, что же, собственно, не так?
Рано или поздно главному врачу придётся выполнить тяжкую миссию, убедить Андрея Ильича уйти на заслуженный отдых. Но как всё это пройдёт, поживём-увидим.
В девятом часу утихла суета, прекратилось движение. Остались мы, да две битовские бригады.
– Иваныч, ты слыхал про Журавлёва? – спросил врач Чесноков
– А что с ним такое?
– Опухоль мозга, злая и неоперабельная.
– Так я же его видел недавно.
– Ну мало ли что. Факт есть факт.
– И как же обнаружили?
– Внезапно головные боли начались и один глаз ослеп. Наши его сначала в «пятёрку» привезли, а там на КТ – объёмное образование. Потом отправили в областную.
– То есть он сейчас в нейрохирургии?
– Нет, выписали. Сказали, что к опухоли никак не подступиться, нельзя удалять.
Да, нехорошая новость. Когда сталкиваешься с раком у посторонних, то всё воспринимаешь отстранённо, не пропуская через себя. Но когда эта беда приходит к людям хорошо знакомым, к сожалению, так не получается.
Многие удивляются, мол, как же так, врач у самого себя рак прошляпил? Почему ничего не заподозрил? Всё дело в том, что рак на ранних стадиях никак себя не проявляет. Чаще всего, отсутствует не только боль, но даже просто неприятные ощущения. А ежемесячно обследоваться, делая МРТ, УЗИ и сдавая кучу анализов, задача невыполнимая.
Первый вызов прилетел словно в продолжение темы разговора: плохо онкобольному тридцати девяти лет.
Открыла нам женщина средних лет. Она всхлипывала и изо всех сил старалась сдержать слёзы, но это никак не удавалось.
– Здравствуйте, у меня муж умирает, – тихо сказала она.
– Что с ним такое? – спросил я.
– Рак желудка, последняя стадия. Второй день у него одышка сильная, еле до туалета доходит. А сейчас ещё и живот сильно разболелся. Я ему т***дол сделала, но всё равно болит.
– Справка из онко есть?
– Да, у него на тумбочке лежит.
Больной лежал на кровати раскутанный. Был он весь бледно-жёлтый, истощённый до крайности. Только осмысленный взор и частое дыхание выдавали в нём живого человека. Хотя если сказать точнее, он больше напоминал каким-то чудом воскресшего покойника.
– Здравствуйте, что вас беспокоит?
– Живот сильно болит и дышать тяжело.
По сути, справка из онкодиспансера представляла собой жестокий приговор: рак желудка четвёртой стадии и метастазы повсюду. Давление и сатурация низкие до безобразия, удивительно, как только сознание сохранялось.
– Доктор, а вы не слышали про гуанабану? – спросил больной.
– Как ни странно, слышал, – ответил я. – Читал, что она противораковыми свойствами обладает.
– А в вашей практике ей никто не лечился?
– К сожалению, нет. Но где вы её возьмёте? У нас в городе я не видел такой экзотики.
– Я нашёл интернет-магазин, они могут прислать.
– Ну тогда хорошо, желаю, чтоб всё у вас получилось!
– Эх, блин, мне в туалет надо… Не дойду…
Сразу после этих слов, произошла дефекация. Подробное описание пропущу и лишь скажу, что у больного случилось сильнейшее желудочное кровотечение. Смерть наступила практически мгновенно, без агонии.
Супруга, верней уже вдова, дала волю слезам, не теряя при этом рассудок. Поуспокоившись, она захотела высказаться:
– Он ведь сам себя погубил… Водителем работал, дальнобойщиком. В рейсах питался кое-как, на фастфуд подсел. Даже дома эту дрянь ел. А потом его вдруг от всего мясного отвернуло, даже смотреть не мог. И ведь не унывал. Ну и что, говорит, вегетарианцем быть полезно, дольше проживу. Через какое-то время аппетит вообще пропал, стало подташнивать. Я забеспокоилась, тем более у него отец от рака желудка умер. Стала заставлять обследоваться, а он даже и слушать не хотел, ты, говорит, дурью маешься. Пошёл только когда боли начались и похудел на пятнадцать килограмм. Ну и всё, сказали, что поздно…
Рассказав вдове, что делать дальше, мы ушли.
Соврал я больному, сказав, что не знаю тех, кто лечился гуанабаной. Коллега с четвёртой степенью рака поджелудочной железы и метастазами в печень, возлагал на этот фрукт огромные надежды. Даже более того, у него была железобетонная уверенность в полном излечении. Но, как ни печально, чуда не случилось. Вот это и послужило поводом для моей лжи. Ни при каких обстоятельствах нельзя лишать человека последней надежды.
Дальше поехали к мужчине сорока восьми лет, который решил запсихозничать. Вызвала полиция, а это означало, что болезный расшалился не на шутку.
На лестничной площадке у приоткрытой двери квартиры, нас встречала ухоженная подтянутая женщина с ненавязчивым макияжем. Вот только вид её портила распухшая верхняя губа.
– Здравствуйте, погодите заходить, я вам сначала всё расскажу. У мужа опять обострение началось.
– Он на учёте состоит?
– А то! Он инвалид по этому делу, – ответила она, повертев пальцем у виска.
– Диагноз знаете?
– Биполярка. У него в последнее время только депрессии были, а в этот раз как взбесился, я его раньше таким не видела. Вообще неуправляемый стал, ужас, что вытворяет! Набрал микрозаймов, а чем отдавать-то? Теперь каждый божий день названивают, угрожают. Раньше у него свой бизнес был, а потом всё профукал, ни с чем остался.
– Давно у него такое состояние?
– Пятый день.
– А почему только сейчас вызвали?
– Так он знаете, что наделал? Всю ночь чёрт-те где шлялся, а утром пришёл и привёл какого-то парня, бомжа натурального. Уж не знаю, на какой помойке его откопал. Давай, говорит, двадцать тысяч, ему нужно снять квартиру. Я, естественно, не дала. Он меня сразу по лицу ударил и сказал, что этот парень будет у нас жить. Я спорить не стала и потихоньку полицию вызвала. А пока они ехали, этот бомжишка ушёл, не дождался.
Наш пациент в застёгнутых сзади наручниках, сидел на стуле посреди комнаты под бдительным присмотром двух полицейских. При этом он беспрестанно ёрзал и пытался встать. Вид его был абсолютно бесшабашным и не имел ни малейших следов уныния.
– Здравствуйте, Олег Александрович! Что случилось? Почему в наручниках?
– А вы вот у этих спросите! – ответил он, кивнув на полицейских. – Я если захочу, всех тут положу! Легко! Я – боксёр вообще-то. Не верите, что ли? Снимите наручники и посмотрим, что будет! Старлей, ты тут старший, да? Если ты мужик, давай без наручников, один на один? А? За***сал, что ли?
– Олег Александрович, я ничего не понял. Вы за что жену-то ударили?
– За дело! Её убить мало! Эта <самка собаки> человеку жизнь поломала!
– Кому?
– Короче, парнишке двадцать один год, его отчим бьёт. Он дома жить не может, страдает пацан. Куда ему деваться?
– А вы его давно знаете?
– Нет, только сегодня познакомились.
– И вы сразу решили заняться устройством его жизни? А если он соврал, прикинулся несчастным?
– Неее, я всех насквозь вижу! Меня <фиг нагребёшь>. Я только посмотрю и сразу пойму, кто ты и что ты! Думаешь я такой простой, что ли? У меня есть такие люди, которые рядом с тобой с***ать не сядут! Я только один звонок сделаю и всем вам <звезда> придёт!
– Очень хорошо. А микрозаймы зачем брали?
– Ха, старый, а почему это тебя интересует? Тебе деньги, что ли, нужны? Скажи сколько, сейчас всё порешаем! Я хочу, чтобы всем было хорошо, а вот эта <самка собаки> <ни фига> не понимает! – вызверился он на супругу. – Ну, чего ты на меня пялишься? Всё, я тебя воспитаю, научу жизни!
– Нет, Олег Александрович, воспитание придётся отложить. Поедем в больницу.
– А какие основания? Это что за произвол? Дайте мне официальную бумагу! Бумагу сюда, я сказал! Ну, быстро!
– Мы никаких бумаг не даём, и вы это прекрасно знаете.
– А тогда где написано, что здорового человека можно увозить в дурку?
– Олег Александрович, вы человек нездоровый. Нужно полечиться.
– Я в августе там лежал с депрессухой, меня полностью вылечили! Позвоните Марине Сергеевне, она вам всё скажет! А сейчас от чего мне лечиться? Обоснуйте! От тр***пера, что ли?
– Так, всё, раз не хотите по-хорошему, значит поедете в наручниках и под конвоем.
– Эх вы и козлы! Ладно, я с вами разберусь! Клянусь, б***я буду, вам всем <песец> настанет!
Несмотря на крик, угрозы и попытки сопротивления, в стационар мы его увезли. Добровольного согласия на госпитализацию он не дал, а потому, если не передумает, то представитель больницы обратится в суд.
У Олега Александровича – маниакальная фаза биполярного аффективного расстройства. Больные в таком состоянии очень похожи на пьяных. Настроение прекрасное, никакими проблемами неомрачённое, мозг полон гениальных идей. Энергии столько, что можно горы свернуть и вообще, нет ничего невозможного. Собственная личность и возможности необоснованно переоценивается.
Здесь может возникнуть вопрос: а разве все энергичные и жизнерадостные люди являются психами? Конечно же нет. Прилив сил у больного абсолютно бесплоден и не направлен в конструктивное русло. Идеи в лучшем случае неосуществимые, а в худшем – нелепые. Поступки сумасбродные, абсолютно необдуманные, зачастую приносящие вред. Кроме того, маниакальный больной может представлять опасность для окружающих. Он категорически не терпит никаких возражений и уж тем более активного противодействия. Ответной реакцией может быть агрессия, в том числе физическая. Да, такие больные отходчивы, но разве пострадавшим станет от этого легче?
Биполярное аффективное расстройство, к сожалению, не излечивается и его точные причины неизвестны. Но правильно подобранным лечением можно добиться стойкой ремиссии. Важная особенность этого заболевания состоит в том, что необратимых изменений психики не происходит. А это означает, что больные не выпадают из общества и полностью сохраняют дееспособность.
Следующий вызов ждать себя не заставил: травма головы у мужчины сорока двух лет, который ждал нас во дворе дома. Вызвала полиция.
Подъехали к пятиэтажной «сталинке» в центре города. У второго подъезда происходило нечто, напоминающее стихийный митинг. Неподалёку были припаркованы автомобили Следственного комитета, полиции и МЧС.
Граждане, по всей видимости, жители этого дома, возмущённо галдели и высказывали недовольство краснолицему майору полиции:
– Это всё по вашей вине! – обличительно вещала пожилая женщина. – Из-за вашего попустительства они тут жили!
– Выгоняли мы их и не один раз! – возражал майор. – Нам что, круглосуточно в вашем подвале дежурить?
– Значит плохо выгоняли! Замок сломан, вот они и лезут!
– Может мне вам ещё и замок купить?
Никаких травмированных нигде не просматривалось, и поэтому я решил обратиться с вопросом к майору, а заодно избавить его от общественного гнева.
– Что тут случилось-то? – спросил я.
– Бомжи в подвале жили, – ответил майор. – Они там настоящую квартиру сделали. Вели себя нормально. Сегодня мужчина пошёл в свою кладовку за картошкой и вонь почувствовал. Он в их логово заглянул, а там два т***а. Не знаю, может убили, может чем траванулись. Сейчас группа работает.
– А у нас написано, что где-то здесь мужчина с травмой головы?
– Да, да, идёмте, он в машине сидит.
– Он какое-то отношение имеет к этим т***м?
– Х***ен его знает, в подвале ошивался. Наших увидел, попытался убежать и башкой в какую-то железяку врезался.
Пострадавший, с перепачканным кровью лицом, сидел в машине дежурной части. Одет он был не как денди, но и на бомжа не походил. Вся его внешность не хуже слов и документов говорила о пройденных тюремных университетах.
– Что случилось? – спросил я.
– Короче, я по***ать захотел, зашёл в подъезд, смотрю, подвал открыт. Я спустился, по***ал и назад пошёл. И вдруг менты мне навстречу. Я побежал и головой об уголок врезался. Меня сразу заломали и всё.
– А зачем убегал-то?
– Да я сразу понял, что начнут на меня чужое вешать!
– Что сейчас беспокоит?
– Башка болит, раскалывается. Всё кружится. И тошнит, наверно, сблюю.
Ушибленная ранка в лобной области была совсем небольшой, давно уже не кровила и ушивания не требовала. А вот гематома назревала знатная. Патологической неврологической симптоматики я не углядел, однако от поездки в стационар это нас не освобождало. Там черепно-мозговую травму исключили и полицейский автомобиль умчал болезного куда-то в прекрасную даль.
Как всегда, поехать на обед вовремя не получилось. Вместо этого отправились на очередной вызов: психоз у мужчины пятидесяти четырёх лет.
Подъехали к маленькому кривенькому частному домишку. Никто нас не встречал и мы, удостоверившись, что во дворе нет собаки, прошли. Только открыли дверь, как перед нами нарисовалась поддатая дамочка в валенках:
– Здрасте, а чего вы так долго-то?
– Ну вы же у нас не одни.
– Много психов, что ли? У всех обострения начались?
– Вы нас зачем вызвали?
– Дык у моего крышу снесло, я не знаю, чего это было. Может «белка»?
– Что с ним такое?
– Мы сидели, выпивали, разговаривали, всё нормально было. И он ни с того ни с сего начал кривляться, рожи корчить. Думаю, меня, что ли передразнивает? Потом вскочил и мне кулаком прямо в висок как за***ерачил! Зеркало разбил, всю посуду со стола скинул. Я телефон схватила, из дома выбежала и вас вызвала. Минут через пять потихоньку зашла, прислушалась, вроде тихо. Смотрю, а он спит. Но проснулся быстро и уже стал нормальным. Я ему рассказала, а он мне не поверил.
Виновник торжества лежал на разложенном диване, укрывшись грязным одеялом, но не спал.
– Здравствуй, уважаемый! Что случилось?
– Чего… Ничего, всё нормально.
– А с чего ты расшалился-то? Смотри-ка, что натворил! За что женщину ударил?
– Да не было ничего, я же не пьяный! Спокойно лежу, никого не трогаю! Светка, ты чего тут мутишь-то? <На фиг> ты их вызвала?
– Ну а кто тогда всё это сделал?
– Откуда я знаю? Вон у Светки спрашивайте.
– У тебя эпилепсия есть?
– Ну да, бывает.
– Припадки помнишь или только с чьих-то слов знаешь?
– Рассказывают, что падаю и трясёт. Сам не помню.
– Сейчас что-то беспокоит?
– Не, ничего.
– Ладно, счастливо оставаться.
Да, мы уехали, оставив больного дома. Никакой острой психотики не было, опасности для себя и окружающих он не представлял. С чем бы мы его повезли? Тем не менее, этот всплеск немотивированной агрессии был не банальным дебошем, а болезненным состоянием.
У подавляющего большинства людей эпилепсия ассоциируется с судорожными припадками. Но в некоторых случаях, вместо них могут возникать кратковременные психические расстройства. Это называется «эпилептические эквиваленты». У нашего пациента случился один из них: сумеречное помрачение сознания. Такое состояние, как правило, скоротечно, внезапно начинается и так же заканчивается. Но даже в короткий промежуток времени больной может совершить крайне опасные, разрушительные действия. После прекращения сумерек, наступает амнезия, человек не помнит, что с ним происходило.
С этого вызова я уходил злой, как цепной пёс. Была б моя воля, непременно бы набросился и покусал. Нет, не пациента с сожительницей, а коллегу, которая этот вызов приняла. Она не сделала отметку об агрессивности больного и не распорядилась, чтоб сожительница вызвала полицию. И тем самым подставила нас под угрозу, ведь в подобных случаях можно нарваться на что угодно.
После этого позвали нас обедать. На «скорой» машин был полон двор и это радовало. Значит вызовов мало, раз столько бригад отдыхает.
В диспетчерской выяснил, что виновницей оказалась новая работница. Недавняя злость улетучилась из меня без остатка. Не стал я устраивать разносов, а просто по-человечески разъяснил, как нужно принимать психиатрические вызовы.
Пообедав, мы, группой лиц по предварительному сговору, приняли горизонтальное положение. И в результате очень даже неплохо отдохнули. Вызов прилетел уже в пятом часу: мужчина тридцати трёх лет порезал вены.
Открыла нам молодая красивая брюнетка. Но её красота не содержала ни капли человеческой теплоты, была ледяной, как у Снежной Королевы.
– Здрасте, муж вены порезал. У***од, блин! – с раздражением сказала она. – Проходите.
Пациент, крупный, крепко сложенный, с голым торсом, лежал посреди огромной кровати. Его бледность имела зеленоватый оттенок, что говорило о массивной кровопотере. Постельное бельё было тёмным, и поэтому мы не сразу заметили, что простынь вся пропитана кровью. Не стану описывать раны, только отмечу, что парень постарался на совесть. Он однозначно хотел уйти из жизни, ибо для того, чтобы кого-то попугать, пошантажировать, такие повреждения не наносят.
Давление восемьдесят на ноль, пульс на лучевой артерии не определялся. Нужно было немедленно восполнять объём циркулирующей крови. Но это только на словах легко, вены-то на руках изрезаны в хлам. В конце концов медбрат Виталий катетеризировал вены на ступнях, после чего стали лить в две струи. Раны обработали, перевязали и стали ждать стабилизации состояния. Давление поднялось, но недостаточно, систолическое даже до ста не дотягивало. Тем временем я решил разузнать, что же подвигло его на такой шаг:
– Вы ему кем приходитесь? – спросил я у брюнетки.
– Жена.
– А в чём причина-то?
- Разводимся мы. Я его давно предупредила, что никаких измен не потерплю. Но он оборзел, все границы перешёл. Я сама лично его с бабой застала… Не хочу в подробности вдаваться… Он сказал: если на развод подашь, я жить не буду. Ну и не живи, говорю, ты мне всё равно не нужен... Сегодня с работы пришла и вот…
Несостоявшегося самоубийцу, так и не пришедшего в сознание, благополучно увезли в хирургию.
Нет у меня никакого желания вставать ни на чью сторону и заниматься морализаторством. Копание в чужом грязном белье пользы не принесёт, только душу запачкает.
После освобождения велели в сторону Центра следовать. Такое часто бывает, но доехать, как правило, не дают. А в этот раз всё получилось.
Мы сидели в «телевизионке», не веря собственному счастью. Никто никуда нас не дёргал. В начале восьмого я окончательно расслабился ведь до конца смены оставалось всего ничего. И тут же прилетел вызов: онкобольной шестидесяти семи лет после после употребления алкоголя. Да, неисповедимы пути диспетчера Надежды…
Открыл нам солидный высокий пожилой мужчина с полностью седыми, можно сказать, ослепительно седыми волосами.
– Здравствуйте! Жене плохо, всё болит и с сердцем чего-то непонятное. Аритмия, что ли?
– У нас написано, что она употребляла.
– Ну да, она у меня попивает… Говорит, что легче становится.
– Она онкобольная?
– Да, у неё рак мочевого пузыря.
– Справка из онко есть?
– Нет. Верней была, а куда делась не знаю. Мы всё переискали, но как в воду канула.
Полная, с дряблым широким лицом и всклокоченными волосами, больная лежала на диване.
– Здравствуйте, что случилось? – спросил я.
– Весь низ болит, и живот, и вот тут, и копчик. Мне в июне операцию делали, всё прошло, а теперь по новой началось и даже хуже. Раньше так не болело. И опять кровь появилась, моча прямо красная.
– В диспансер обращались?
– Только один раз. Сказали, что всё хорошо и потом больше не ходила.
– Понятно. А с сердцем что?
– Как будто перебои. Но уже всё прошло.
– А какие у вас отношения с алкоголем?
– Иногда выпиваю по чуть-чуть.
– Сегодня выпивали?
– Да, немножко коньяка выпила, две стопочки.
– Так разве можно пить при вашем-то заболевании?
– Я не пью, а выпиваю. Чего мне бояться? Всё к одному концу идёт…
– Вы жить не хотите?
– Хочу конечно. Но от меня это не зависит, я чувствую, что умру. Даже до весны не дотяну.
– Ладно, давайте собирайтесь и поедем в больницу.
– Нет-нет-нет, никуда не поеду. Умирать буду только дома.
– А зачем же тогда нас вызвали?
– Сделайте что-нибудь от боли, чтоб я поспать смогла.
Что ж, сделали тр***дол, взяли отказ от госпитализации и уехали. Насильно мил не будешь.
Думаю, что подобное поведение является растянутым во времени су***идом. Употребление алкоголя сюда вписывается, как нельзя лучше и служит своего рода контрольным выстрелом. Вряд ли можно как-то по-другому объяснить отказ от лечения, нежелание бороться за собственную жизнь и целенаправленное движение к смерти.
Вот и всё, на этом смена завершилась. В этот раз нарисовалась переработка, оформлять которую не стал, иначе потратил бы ещё больше времени. А надолго задерживаться нельзя, иначе можно налететь на проблемы с транспортом.
Придя домой, как всегда, сразу подошёл поздороваться со своим огородом. Зелень крупная, сочная, жизнерадостная. Но в грибном царстве пусто. Шампиньонов и вёшенок всё нет и нет, хотя мицелий живой, субстрат умеренно влажный. Что же касается недавно купленных шиитаке, то их выращивание – процесс сложный и долгий. Раньше мая ждать нечего. Ну и что, подожду, куда мне спешить?
Все имена и фамилии изменены