А шуму-то!
До выхода последней части трилогии («Наследие») о Сорокине вспоминали раз в полгода в связи со старыми книжками, а тут все — хотелось бы написать «резко возбудились» — но возбудились как раз нерезко. Книга успела помариноваться несколько месяцев, прежде чем ревнители морали дождались, когда кто-то натаскает каштанов чужими руками и перескажет им содержимое, а то не барское это дело, самому книги читать.
Пройдёмся по всей трилогии, чтобы максимально полно понимать, из-за чего весь сыр-бор.
Метель
«Метель» — по сорокинским меркам лёгкая повесть, написанная в мохнатом 2010 году. Красивая, кружевная, мастерски заигрывающая с русской классикой, но нигде не хватающая через край. Количество шок-контента для Сорокина и вовсе ничтожно.
По заснеженным российским полям будущего медленно ползут сани с молодым доктором Гариным, который, как водится, сквозь снежную равнину порошок целебный людям он везёт. В его руках вакцина от боливийской чернухи, которая превращает людей в зомби, но антураж вокруг не будущий, а дышащий девятнадцатым веком. Между строк мы узнаём, что многое в мире будущего откатилось назад, что-то шагнуло вперёд, отдельные явления топчутся на месте, но ворлдбилдинга не так уж много. Гораздо больше времени уделяется сюжету и деталям.
Узнаваемый с первого взгляда сюжет, звонкое и быстрое повествования, отдельные странноватые сценки и яркие детальки. Например, «лошадиные силы» — маленькие лошадки, которых на сани с пассажирами нужно аж пятьдесят голов. Вообще, в мире доктора Гарина много странных созданий. Есть маленькие, есть большие, есть какие-то загадочные мутанты, но пока все они видятся лишь маленькой частью большого и причудливого пазла.
Отдельное удовольствие — следить за погонщиком малых лошадей Перхушкой, который, как водится, по традиции маленького человека как ляпнет какую-нибудь правду-матку, так и будешь потом неделю над ней думать.
Путники едут из пункта А в пункт Б со всеми необходимыми приключениями: неожиданными встречами, трагическими происшествиями и препятствиями, злобными волками и коварным бураном. А вот доедут ли... Думаю, даже не читая можно догадаться.
С этой повести хорошо начинать читать Сорокина, чтобы прощупать, ваш ли это автор или не ваш. В ней не так много жести, как в большинстве его текстов, но даже если такую долю вам выдерживать неприятно, то дальше и соваться не стоит. Ну нет и нет. А вот если да — то можно постепенно повышать градус другими произведениями.
Доктор Гарин
В «Докторе Гарине» — второй части — сохраняется мотив познания метафорического мира вокруг через путешествие, но общий настрой заметно меняется. Гарин уже в солидном возрасте, прошло два десятка лет, и он заматерел, обзавёлся монументальными ножищами не как у глиняного колосса. Он владеет клиникой на Алтае, и это важный географический маркер, потому что воображаемая Россия сорокинского будущего после ряда войн раздробилась на осколки, которые до сих пор враждуют между собой.
В Гаринской клинике на момент начала романа лечатся от душевных болезней карикатурные создания — гигантские смайлики с огромным ртом и попой, выведенные из глав мировых держав. Вся первая часть книги, несколько занудная, но не без смешных моментов, будет повествовать именно о них. Жёсткая и жестокая ирония подаётся едва ли не в лоб, напрямую, и это не всегда позволяет ожить художественным образам, хотя пара удачных находок там всё же есть.
Во второй части книги на клинику падают снаряды, и большинство пациентов и врачей во главе с доктором Гариным отправляются в очередное путешествие. Тоже всё по классике: иди туда, встреть того-то и того-то, эта встреча симвозилирует таких-то людей, а вот эта — таких. Самый длинный роман из всей трилогии, и в его рыхловатой части можно и заскучать.
Здесь Гарин уже не горящий идеей человек, а устаканившийся в жизни филистер, который только и хочет, что жить спокойно. В «Метели» он рвался спасать других, а в «Докторе Гарине» спасается, в первую очередь, сам. Нельзя поспорить, что многие встречи и мини-притчи очень яркие, а мир пёстр и причудлив, но чувствуется в романе некая недосказанность.
Наследие
Жёстким завершением трилогии выстреливает «Наследие», и неудивительно, что много тылов заполыхало от этого текста. Сорокин не боится писать смело и нарочито грубо, не размениваясь на многослойные метафоры. Роман тоже можно разделить на три части.
В первой части мы видим постъядерные осколки России, которые выживают в адских условиях. С Дальнего Востока отправляет состав, топку которого надо подкармливать парным человеческим мясом. Никакой тонкости, вот так в лоб. Машинистам «повезло», что к составу подцепили вагон особистов, которые в режиме реального времени режут людей бластерами на кусочки, так что нет нужды искать топливо.
Мы встречаем двадцатилетнюю девушку, которую язык не повернётся назвать иначе как девчонкой (и невнимательно прослушавшие чужие пересказы тут же усмотрели вокруг этой девчонки страшные преступления), потому что у неё некоторый непорядок в голове. Это новое поколение, поломанное психологически и, как ни странно, лингвистически (что мы увидим ещё ярче, когда на страницах романа появится братишка этой героини). Хотя почему «как ни странно»? Оскудение родного языка — яркий признак разрухи и гомеостаза.
Встречаем мы и постаревшего уже Гарина, который растерял всю свою солидность, память и регалии. Теперь он инвалид-утюжок, который вымаливает кусок хлеба похабными присказками.
Во второй части романа градус жести усиливается. Бравые партизаны (которые, конечно, никакие не партизаны, а просто агрессивные разбойники) атакуют поезд, измываются над пассажирами, кого-то берут в плен. На них, в свою очередь, нападают такие же партизаны, но из другого отряда. Кровь, кишки, контент не для слабонервных.
В третьей части романа нас неожиданно переносят на барскую усадьбу псевдодевятнадцатого века со слащавой приторностью. Самопровозглашённые интеллигенты рассуждают о всякой ерунде и новом виде литературы (milk-литература, можно употреблять, как молочные продукты, вот для чего мы столько лет лелеяли гастрономические метафоры применительно к книгам). Упоминают они и Гарина с его детьми, которые во второй части принимали самое активное действие, но пересказывать я вам это не буду.
Финал оставляет достаточно много вопросов, но это как раз и хорошо, потому что в остальном роман едва ли не прозрачен и наполнен болью, злобой и печалью.
Так что не так с этой трилогией? Почему «Наследие» жаждут запретить? Неужели только из-за шок-контента и запретных тем, поднятых в романе?
Да полноте вам, это всего лишь предлог. Сорокин всегда писал точно такой же шок-контент с примечаниями, что это просто буквы на бумаге, которые причиняют боль других буквам на бумаге. Это всё выдумка, настолько нереалистичная и гротескная, что увидеть в ней прямое значение — себя не уважать. Тяжёлые времена требуют тяжёлых текстов, вот Сорокин их и представляет в том виде, в котором они кажутся ему необходимыми.
Запретить «Наследие» мечтают либо завистники, либо профессиональные жалобщики, либо те, кому аршинными буквами выписанные метафоры глаза колют. Если б не кололи, если б считали, что всё это неправда, то фыркнули бы да и мимо прошли.
Значит, задело.