В очередной раз относя в ателье свои жёлтые брюки, герой знакомится с девушкой по имени Марфа. И тут же понимает: Марфа — та, о ком он так долго мечтал. Какими откровениями герой поделится с читателем в ожидании следующей встречи?
Читайте рассказ «Жёлтые брюки» Дмитрия Воронова, в котором разум играет с человеком в опасную игру, а Дьявол говорит устами любимого кота.
Примерное время чтения — 9 минут.
Глава 1
Никогда не знаешь, какие тайны скрывают люди. Идёшь среди них, смотришь им в лица, но все вечно отворачиваются, вечно молчат, вечно куда-то идут. Может показаться, что ты единственный человек, у которого есть дела, желания, проблемы, интересы, способность любить. Но для незнакомца никогда не станешь личностью. Для него ты всегда лишь часть толпы, без собственных страхов, мечтаний.
Ветер нежно трепал листву деревьев. Была типичная для Подмосковья апрельская погода, когда ещё не совсем тепло, но уже комфортно без верхней одежды. Природа представлялась голубем, просто существующим, но никак не влияющим на бытие людей. В моих руках были брюки, и пальцы постоянно ощупывали место, где ткань порвалась. Я неуверенно шёл на восток — в ателье.
Чинить брюки стало привычным делом. Их качество было ниже всякой критики, поэтому от каждого неловкого движения они трещали по швам. Конечно, я бы мог накопить денег на штаны получше, но всё не так просто. Сложно описать, как возникла эта привязанность. Почему обыкновенный современный эфеб трепетно относился к этим брюкам, не ясно мне самому. Они были со мной с того момента, как я перестал расти. Что-то близкое и родное чувствовалось в их ткани. Такое нельзя просто отпустить и жить дальше. Мысль о том, что любимые брюки, которые так долго были со мной, теперь преданы забвению, не оставила бы в покое. Поэтому при появлении каждой новой прорехи я тут же обращался в ателье, где работал Самсон. Он принадлежал к типу людей, которым явно не стоит доверять. Брать за работу втридорога для старика было нормой. Его испуганный взгляд, как у провинившегося бассет-хаунда, казался жалким при любом настроении, кроме тех нечастых моментов, когда он злился (подобное происходило, только если его обвиняли в халтуре).
Я зашёл в небольшое пыльное помещение, заваленное различными тканями и инструментами. За одним из столов сидел Самсон в старом коричневом пиджаке и коротких брюках. Облокотившись, он что-то недовольно бормотал себе под нос.
— Здравствуй, Самсон.
— Ага. — Он явно был не в настроении.
— Как у тебя де...
— Слушай, давай без любезностей. Ты же пришёл сюда не услышать, как у меня дела. Наверняка по какому-то делу? — С каждым словом он говорил озлобленнее. — Ну, если так хочешь, то давай поговорим. Рассказывай, как у тебя дела? Как дела у человека, который каждый раз одни и те же штаны рвёт в одном и том же месте и носит в самое дешёвое ателье? Мне же это очень интересно. Нравится общение? А вот раньше такие брюки давали, которые ножом режь, а им хоть бы хны. Но тебе б их не дали, потому что ты бы сидел за свои безделье и леность! — Самсон ударил по столу. — Ты же, мразь такая, хочешь свободный рынок, хочешь право собственности, получай! Твоё право собственности на эти порванные уродские штаны! — Самсону понадобилась пара секунд, чтобы перевести дыхание. — Иди, положи наверх, позже ими займусь.
Портной указал на лестницу, ведущую на второй этаж. Видимо, один из его клиентов остался недоволен работой, вряд ли что-то другое могло вызвать у него хоть какие-то чувства. По крайней мере, мне так казалось. Я решил как можно быстрее прервать неприятный разговор с разъярённым седым коммунистом и пойти наверх.
Конечно, мне стоило быть более грубым со своим идеологическим врагом, но практика показывает, что не стоит вести дискуссии с теми, кто чинит ваши штаны. Практически в каждом коммунисте я видел эти примитивные обезьяньи повадки деда, который так и норовит обвинить вас во всех грехах человечества. Лишь никогда не читавшие «Капитал» краснокожие могли обладать более-менее нормальным характером. Я предполагаю, что негативное влияние имело непосредственно лицо Карла Маркса, точнее его невероятная схожесть с мордой орангутанга. Люди, читая «Капитал», незаметно для себя возводили автора в ранг святого и перенимали его черты… Или нет, но поспорить со мной никто не мог, ведь эту позицию я высказывал лишь в своей голове.
Ступени кончились быстро. В светлой комнате, между двумя шкафами с одеждой и тканями, располагался стол со швейной машинкой, за которым спала девушка. Я раньше слышал о дочери старого портного, но видеться с ней вживую не приходилось. Обычно Самсон зашивал брюки сам. Вообще, я редко контактировал с женщинами, даже обладая некоторой привлекательностью. Но отсутствие уверенности и умения поддерживать разговор отталкивало всех представительниц прекрасного пола. В компаниях я старался держаться подальше от центра, в котором были мужчины гораздо некрасивее, но на уровень смелее. Смотря на девушек, я каждый раз думал о бородавке на своём носу, которая всегда была моим главным комплексом, пусть и оставалась не замеченной большинством.
Незнакомка внезапно проснулась, чем немного испугала меня. У неё был только один полностью чёрный глаз, как у циклопа. Ни патология, мешающая отделить зрачок от белка, ни даже циклопия не портили облик девушки, а наоборот, придавали что-то экзотическое и мистическое. Её аккуратные рыжие локоны чуть касались плеч. Нежные худые руки спокойно лежали на столе. Лёгкая, почти воздушная улыбка делала девушку сюрреалистично миловидной. Потрёпанная узкая футболка обтягивала её фигуру, что не могло меня не радовать. Тощая и бледная, она показалась мне идеалом женской красоты, который я видел лишь во снах.
— Марфа, — непринуждённо представилась она и протянула руку.
— Павел, — я пожал руку и захотел спросить что-то глупое. Но я и сам знал, что сегодня хорошая погода, что она наверняка меломанка и что все любят чай. Нужно было что-то более философское, чтобы она поняла, что я умный, но при этом не посчитала снобом. Но мне в голову пришёл лишь один вопрос. — Что?.. — я замялся, странно протянув последний звук.
Она вопросительно посмотрела на меня. Видимо, не самый удачный вопрос. Надо было придумать что-то получше.
— Что с вашей причёской?
Глупость какая! Всё было нормально с её причёской. Мне пришлось снова додумывать вопрос за пару мгновений. Её милый глаз хлопал и выражал что-то среднее между недоумением и страхом. В то же время было в этом взгляде нечто жутко пронзительное, будто дочь портного смотрела прямо в душу и очаровывала меня своей красотой. Пронзительный гул витал в моей голове, приближаясь то к затылку, то ко лбу. Он будто подталкивал меня к таинственной и обаятельной одноглазке.
— Что с вашей причёской? Почему она так вам идёт?
Марфа мило хихикнула. Пожалуй, самая лучшая реакция для такого глупого комплимента. Одноглазка выпрямилась и спросила:
— Что с вашими брюками?
— Какие… Ах точно, брюки. Они вот здесь немного порвались. Просто материал не очень хороший, а вообще, я обычно вещи не рву, тут как-то само вышло. Знаете, сел и… Всё, — я принял задумчивый вид, приложив руку к лицу, чтобы скрыть бородавку.
— У меня недавно было точно такое же в Подольске, — сказала она, хлопнув по брюкам рукой, и странно подняла бровь. — Скверный город.
Я что-то пробубнил себе под нос, так как не хотел показывать бородавку.
— Ну уберите же руку от лица, вас совсем не слышно. К тому же лицо у вас вполне красивое… Даже бородавка, которую вы так пытаетесь скрыть, вам очень идёт, — Марфа мило улыбнулась, но в её взгляде вновь была неуловимая ведьминская проницательность, которая одновременно пугала и завораживала меня.
Скорее всего, она из рода русалок или суккубов. Только так я мог объяснить магию, которая обрушилась на меня.
Марфа посмотрела мне в глаза. Судя по всему, она заметила, что я уже около минуты просто стою и любуюсь нежным соцветием её существа. Если бы она не прервала меня, то я бы так и продолжил стоять.
— Мне очень льстит, что вы не отрываете от меня взгляд, но так работать немного некомфортно, — сказала она, поджав губы.
Я было повернулся, чтобы уйти, но остановился. Казалось, будто это мой последний шанс сблизиться с девушкой, ниспосланной даже не богами, а богами богов. Только так можно описать её красоту. Не просто божественную, а божески божественную или божественно божественную…
— Ну идите уже. Завтра придёте за брюками, и ещё поболтаем, — одновременно недовольно и игриво сказала Марфа.
Мне пришлось удалиться. Остаток дня я провёл будто в космосе. Словно её нежный голос соорудил неосязаемый «Аполлон-11» и отправил меня на Луну.
Когда я лёг спать, колкое чувство в груди не давало уснуть. Я представлял, как на следующий день позову её на прогулку. Я грезил о её волосах, шее, груди, руках, голосе и глазах. Потолок обретал облик Марфы и приятно дурманил сознание, давая наслаждаться каждой мыслью о моём предмете воздыхания. Казалось, что все печали и тревоги жизни были ради этого момента чистой любви. Хотелось побыстрее заснуть. Чем глубже становилась ночь, тем больше меня охватывало одиночество. Холодное чувство тоски иголкой било по всему телу. Это ощущение я испытываю каждый раз перед сном и каждый раз надеюсь, что кто-нибудь его прогонит. Неужели среди восьми миллиардов людей нет ни одного, кто мог бы обнять меня перед сном, чтобы не было так больно? Видимо, нет. За всю жизнь никто меня не любил. Я пришёл на эту землю абсолютно один, чтобы абсолютно одному прожить и абсолютно одному умереть…
Надеюсь, я всё-таки ей нравлюсь. Надо попробовать уснуть.
Глава 2
Утро было ужасным. Я проснулся от сильной боли в правом колене. Вчера, пытаясь выглядеть непринуждённо, я перенёс вес тела на одну ногу и облокотился на шкаф локтем. Я посчитал, что такая поза подчёркивала мои достоинства и скрывала недостатки. Как назло, сегодня погода тоже не радовала. Дождь был невыносим. Казалось, что вся армия Константина Великого принялась служить Нептуну и обратила свои копья в капли, чтобы закидать ими мои лицо и душу. Вода жгла кожу сильнее огня, но ещё сильнее что-то жгло в груди.
Предстоящая встреча с Марфой придавала мне сил. По такому случаю я надел свою лучшую рубашку, невероятно хорошо сидящее на мне пальто, начищенные до блеска ботинки и просто брюки. Нижняя часть гардероба меня подвела. Оставалось надеяться, что плохие брюки окажутся самым серьёзным препятствием между мной и дочерью портного. Как же она хороша! Её взгляд будто сиял для меня в небе сквозь мглу нависших туч.
Я зашёл в ателье, вежливо поздоровался с Самсоном и постарался как можно быстрее пройти наверх, но старик остановил меня.
— Куда?! — сказал он с неестественно сильным ударением на звук «у». Его взгляд одновременно выражал злобу и испуг. Видеть его холеричным второй день подряд было так непривычно, что я оторопел и пару секунд молча смотрел на него.
— За брюками.
— На, — он бросил штаны и точно закинул их на моё плечо так, что их даже не пришлось ловить. — Теперь иди.
— А Марфа здесь? Я бы просто хотел…
— Иди! — он опустил свой взгляд и, судя по всему, сильно опечалился. — Не издевайся надо мной.
— Вы что… Я же просто…
— Иди прочь! — он сорвался на такой крик, которого я никогда не слышал ни от него, ни от кого-либо другого.
Сильно испугавшись, я буквально выбежал из ателье. Мне не давала покоя мысль: как можно быть таким озлобленным и недоверчивым? Можно подумать, что я маньяк какой-то. Все ли становятся такими к старости? Хотя нет, наверняка всё дело в том, что он коммунист. Никогда они мне не нравились. Им лишь бы уничтожить всю интеллигенцию, культуру, в конце концов — саму жизнь. Сколько судеб было погублено их руками, а они всё равно находят себе новых приспешников. Не зря мне отец говорил, что с коммунистами дружбы не выйдет. Их язык — война, а наш — любовь.
После того, как в голове пролетела мысль о любви, я невольно посмотрел на открытое окно комнаты, в которой я познакомился с Марфой. Теперь на принятие решения гораздо больше времени, чем доля секунды. Из-за тесноты в ателье было душновато, поэтому комната всегда нуждалась в свежем воздухе. Вообще, бесцеремонное вторжение покажется страшным и неправильным, но с другой стороны, мне подобный жест представлялся романтичным. Злобный отец запрещает видеться своей дочери с потенциальным женихом, но я, как благородный рыцарь, покажу, что для моей любви нет преград.
Душа была в смятении, а тело само направилось в сторону возлюбленной. Слава Богу, что окно находилось прямо над козырьком, рядом с которым был невысокий и довольно широкий забор. Поэтому совсем скоро я оказался у окна, заглянул в комнату, но никого не увидел. Может, правда, не стоило этого делать. Со стороны я наверняка выглядел как сумасшедший, а сойти за сумасшедшего (даже в чужих глазах) я никогда не планировал. Психические расстройства — это один из моих самых больших страхов. Смотря в интернете на условия в психиатрических больницах и на пациентов в целом, я молился, чтобы подобного никогда не случилось со мной. Ещё страшнее старческий маразм, который кажется неизбежным, так как через него прошли все мои родственники. От этой мысли кровь стыла в жилах.
Но стоило посмотреть по сторонам и убедиться, что никто меня не увидит, как мысль о моём психическом нездоровье покинула голову. Я полез внутрь. Первый шаг был самым тяжёлым. Почему-то мне показалось, что пути назад не будет. Воздух точно такой же, как в момент, когда мы познакомились. Вообще я люблю отличать комнаты по тому, как в них дышится, но для прочих людей во всех комнатах дышится одинаково. Всё было на своих местах, и в голове промелькнула странная мысль: если она здесь работала, то наверняка что-то должно было поменяться. Но нет, все куски ткани, одежда, казалось, даже пылинки находились точно на тех же местах.
Мои размышления прервал странный вопль с нижнего этажа. Кроме меня и Самсона никого в помещении не было. Слышать неестественный вой от вечно сурового мужчины жутко некомфортно, поэтому я отказывался верить, что этот звук издаёт он. Истошные крики повторялись каждые десять-пятнадцать секунд. Иногда в промежутке между воплями тишину прерывали всхлипывания. В вое чувствовались такие страх и отчаяние, что поневоле я заразился витающей в воздухе безысходностью и заплакал.
Не знаю, что нашло на меня. Я всегда был довольно чувствительным человеком, но не до такой степени, чтобы зарыдать от неизвестных депрессивных воплей, даже не видя человека, издающего их. Хотя смотреть на страдальца и не приходилось, звуки говорили всё сами за себя. Душа разлеталась и вновь соединялась, чтобы выйти из глаз вместе со слезами. Я плакал как в последний раз. Что-то неведомое и нездоровое перенеслось на меня в этом ателье. Кажется, сбывалось то, чего я так боялся…
Нет, только не терять рассудок. Надо бежать. Срочно, куда угодно, подальше от этого места. Я вышел в окно, спустился с козырька на забор и оступился — слетел на землю и, кажется, получил вывих. Упав на землю, я ощутил сплав душевной и физической боли. Настоящее горе было в моей душе. Болели сердце и тело, плач становился сильнее. Эти чувства смешались с непреодолимым страхом от вопля портного, который так сильно повлиял на меня. Я действительно испугался своей реакции. Ну невозможно так растрогаться от чьего-то плача. Его мистическое влияние на меня было очевидным. Я действительно начал сходить с ума.
Страх стать психически больным превысил все остальные чувства, поэтому я, невзирая на боль в ноге и плохую видимость из-за слёз, побежал в сторону дома. Мне оставалось только уйти от этого проклятого места, которое привело меня от любви к страху.
Домашний уют восстановил душевное равновесие. Вещи в моей комнате были расставлены симметрично — один знакомый подсказал, что с помощью такой обстановки, приходя домой, я сразу же буду успокаиваться и смогу рассуждать обо всём с трезвой головой. Но теперь все мои размышления были о том, что нужно прибраться. Раньше моя квартира выглядела симметричной и чистой, но теперь с первого взгляда становилась ясно — её обитатель к самостоятельной жизни не готов. Первые недели независимости вызывали у меня восторг. Я делал всё, что мне заблагорассудится, и не чувствовал угнетающей таинственной силы родительского взора. Но, как оказалось, мама и папа обладают ещё и не менее таинственной силой уборки, готовки и стирки. Последующие дни я только и делал, что убирался, готовил и стирал, но я смог выбраться из этого порочного круга. Весь мой рацион стали составлять полуфабрикаты и продукты быстрого приготовления. Благодаря этому время готовки сократилось примерно в три раза, что не могло не радовать. Стиркой занималась машина, отданная мне двоюродным дядей за ненадобностью. Сколько времени я стал экономить благодаря ей — невозможно подсчитать. А вот вопрос с уборкой оказался сложнее. Я планировал найти себе женщину для этого занятия, но женщина не машина и точно не продукт быстрого приготовления, найти её гораздо тяжелее, поэтому уборку я решил совсем забросить. Квартира моя превращалась в помойку или просто исчезала. Порой думал: зайду в подъезд, поднимусь на свой этаж, а тут как будто ничего и не было. Вместо моего дома лишь пустота. Вскину грозно свой взгляд и крикну:
— Эй, Бог, это ты удалил мою квартиру?
— Да, конечно, Павлик, а зачем она тебе?
— Как зачем, я же тут живу, мне ночевать негде!
— Ну вот если бы была нужна, то ты бы следил за ней как следует, а так она лишь место занимает.
И Бог был бы прав. Мы с квартирой просто занимаем место.
Наверное, я не самый праведный человек. Я до сих пор не могу простить себе своё обращение с котом, который был моим единственным спасением от одиночества. Помню, как он совсем маленьким попал ко мне домой. Я воспитывал его настоящим скандинавским воином, хоть он и был смесью какой-то южной и азиатской породы. Когда он подрос, я стал делиться с ним всеми моими переживаниями. Постепенно кот стал давать советы и морально помогать с экзистенциальными трудностями. Сначала меня тревожило необычное умение моего питомца, но вскоре пушистик вырос в моего главного и единственного собеседника. По моему велению он становился то утончённым английским аристократом, то совершенно рядовым русским крестьянином, то королём подземного гномье-кошачьего царства. Так или иначе, мы с ним крепко дружили до одного события. В тот раз у нас произошла серьёзная ссора то ли из-за политического вопроса, то ли из-за заправки для окрошки. Во время дискуссии он обвинил меня в сумасшествии, так как здоровый человек, по его мнению, не стал бы разговаривать с котом. Вспоминая это, я весь покрываюсь гусиной кожей и полностью понимаю оправданность моего преступления. Либо в этом коте была какая-то дьявольская сила, либо я стал сходить с ума. Дрожь пробрала всё тело, пальцы словно покрылись ледяной коркой, а пламя безумия разгорелось ещё сильнее, когда в него добавилось горючее ненависти.
Я схватил кота за задние лапы и стал остервенело колотить его головой о дверной косяк. Я не слышал ни звука, только ярость и желание вылечиться звенели колоколом в моих ушах. Именно тогда я осознал, что душевная болезнь лечится ненавистью. Вибрации, создававшиеся от прикосновения черепа кота к косяку, передавались мне через руки в голову и с такой же силой выбивали из неё всё дурное. Примерно через пять минут я почувствовал спокойствие. Волна удовольствия заставила мою шею расслабиться. Моя душа стала идеалом умиротворения, как туча, выпустившая из себя все осадки.
Я снова ощутил спокойствие, вспомнив об убийстве кота. После этого я повалился на кровать, и сон окутал меня своими большими мохнатыми лапами.
Глава 3
Не могу сказать, что ненавижу сны — напротив, часто они намного интереснее действительности. Но то, что я увидел той ночью, стало для меня точкой невозврата. Жизнь заиграла новыми красками.
Вокруг кромешная тьма. Я не могу разглядеть даже собственных рук. Чувство времени и пространства полностью исчезло. Мне хотелось убежать. Но куда, если больше нет ничего? Казалось, что я умер, и сам Бог решил наказать меня за грехи. Но почему именно сейчас? Я был ещё молод и вроде мог всё исправить. Голову всё ещё не покидала мысль о бесноватости кота.
— Думаешь, в коте была дьявольская сила? — послышался низкий голос из темноты. Каждое слово проносилось мимо меня с невероятной скоростью и улетало невероятно далеко, хоть речь и была достаточно медленной.
— Ну да… Но я говорил это не вслух, как ты узнал?
— Я всё знаю, дьявольская сила — она такая… Всеобъемлющая.
— Ну, раз всеобъемлющая, то позволь узнать, уважаемый дьявол, где я нахожусь?
— Не важно, я тебя скоро отпущу. Лучше скажи мне, ты влюбился?
— Ничего тебе не скажу, только с Богом говорить буду!
— Ты видишь поблизости Бога? Нет, ну, если хочешь, мы можем подождать его здесь. Но я тебя уверяю, в этом месте действует только моя сила, и только я могу тебя отпустить.
Отступать от Бога, конечно, нехорошо, но, с другой стороны, если дьявол прав, то я обречён на вечные страдания в абсолютной темноте, что наверняка сведёт меня с ума. Поэтому выбор был очевиден. И я решил, что лучше страдать потом на свету, чем сейчас во тьме. А Бог, надеюсь, когда-нибудь меня простит.
— Ну да, влюбился, — сказал я, как школьник перед мамой. — Дальше-то что?
— Да ничего. А почему ты засыпаешь один? Неужели это невзаимная любовь?
— Не знаю, вроде взаимная, но… — а стоит ли рассказывать ему всё? Просто…
— Стоит. Не глупи, — сказал он с явным недовольством.
— Хорошо… Хотя и рассказывать нечего. Этот дед всё портит. У меня нет номера этой девушки, и я не уверен, что она живёт там, где мы встретились. Я знаю, что она была там, и всё. Туда и иду, а этот старый балбес меня не пускает. Остаётся только ждать, когда он умрёт.
— А зачем ждать?
— А как иначе?
Оглушительная тишина натолкнула меня на ужасную мысль.
— Ты абсолютно прав, — сказал владыка Преисподней.
— Но так нельзя… Я ведь… Согрешу…
— А кто не грешен?
Густая тьма окутала глаза и разум. Лишь одно её имя звучало в голове на особой частоте. Багровые розы моей души вновь залились красной кровью и защекотали сердце. Я чувствовал страх и сумасшедшее желание вновь увидеть её. Мою Афродиту, мою Венеру, мою Клиодну — Марфу. Я очень соскучился.
Ладонь невольно упала на «Токарев». Он, как старый знакомый, поздоровался своей рукоятью и подмигнул отблеском луны. Пистолет одобрял мою идею. Захватив его и последние три патрона из комода, я пошёл в ателье.
Убийство — страшный грех, но он может быть оправдан. Вспомните великих христианских воинов, которые не жалели врага ради веры. Так же и я убью того, кто посягает на мою веру в любовь. Никакого сочувствия к нему. Мы будем так счастливы с Марфой, что после смерти её отец умрёт ещё раз, захлебнувшись в чаше своей зависти.
Думаю, что термин «сверхчеловек» именно про таких, как я, которые смогли забыть о морали для достижения цели. Конечно, Ницше я никогда не читал, но наверняка всё понимаю. Если такие люди, как Ницше, одобряют мою идею и воспевают подобных мне, то не может быть и минуты сомнения. Я должен был стать вершителем судьбы и своими руками добиться счастья.
Шёл сильный дождь с грозой. Капли были крупными и плотными, как Сатурн, пожравший своего сына. Молнии били каждые две-три секунды, мгновенно разнося шум грома. Я сильно наклонился вперёд, словно рассекая своим теменем ливень.
На аллее я смог разглядеть небо. Я увидел грозу, которая покорно подпускала меня к ателье. Одна из молний, разогнав тучи, ударила перед луной, которая, будто эксгибиционистка, на секунду показала своё бледное тело, но тут же скрыла от глаз простых смертных. Следующая молния ударила прямо в вывеску ателье. Мне уже было всё равно, знак это или нет. Я уверен в своих действиях, как Гитлер перед самоубийством. Но что-то заставило меня обернуться.
Посреди дороги сидел мой кот. Чёрная шёрстка, еле видимая ночью, стояла дыбом, словно солдаты на перекличке. Его глаза засветились красным. Молния била по кисточкам на ушах, но хвостатый лишь ехидно улыбался, никак не реагируя на гнев Перуна.
— Ты сошёл с ума, Паша, — сказал пушистый.
— Я не могу позволить такого фамильярного обращения с собой какому-то животному! Во-первых, не Паша, а Павел. Во-вторых, я никогда не сойду с ума, я делаю всё, что в моих силах, чтобы оставаться в здравом рассудке!
Кот так разозлил меня, что я буквально перестал чувствовать землю под ногами, будто гравитация больше не действовала на меня. Я стал парить в горизонтальном положении, что значительно уменьшило боль моего вывихнутого сустава. Наверняка это проделки дьявольского кота, поэтому я незамедлительно вытащил пистолет и стал стрелять в морду милой твари. Из-за непривычного положения я попал лишь с третьего раза. После ранения кот распался на множество кусочков, как раздавленный неспелый гранат. Я выкинул пистолет, ведь без патронов он больше не представлял угрозы, но это не помешает моему плану. Всё-таки Самсон был слишком стар, чтобы хоть как-то сопротивляться мне, тем более я думал, что он ещё спит. Задушить его во сне, конечно, не так радостно, ведь он не понял бы, что мои месть и праведный гнев обрушились на него молотом Тора. Но главное, что после этого мне и Марфе больше никто не помешает быть вместе.
Гравитация так и не стала действовать на меня, поэтому дальше пришлось плыть, как по воде. Когда я развернулся, двери уже были открыты — значит, сам Бог приглашал меня принести жертву во имя любви.
Я переместился в мастерскую, где в петле, подвешенной на люстре, висел Самсон. Его взгляд провинившегося бассет-хаунда был немного смиреннее обычного. Голое тело напоминало фиолетовый разбухший огурец. Старик выглядел противнее и жалобнее обычного.
Глядя на него, я испытал настоящую грусть. Грусть из-за того, что он не дал мне убить его. Этим жестом я бы показал Марфе и всему миру силу своей любви. Но печаль скоро сменилась злобой к мерзкому портному, отобравшему мой магнум опус. Действительно, чтобы стать человеком, который умеет любить, мне было необходимо убить себе подобного. Только так можно доказать, что заслуживаешь место под солнцем. Выпрямившись в воздухе, как стрела, я пару раз ударил со всей силы в живот Самсона и почувствовал сильный треск в ушах.
Моё тело грохнулось на пол…
Снова треск в ушах…
Снова на пол…
Я услышал голоса. Звенящие, словно колокола, они оглушили сильнее шумовой гранаты. Моя голова стала увеличиваться то вширь, то в длину. Виски начали пульсировать и захрустели, как гренки.
Треск! Шум! Удар!
— Беги…
— Не любит…
— Ведьма…
Ттттттттрррррррреееееееееееесссссссккккккккккккк…
— Она убьёт тебя…
Пол бьёт мой лоб!
— Она убьёт всех…
Пол бьёт мой затылок!
— Грех…
Пол бьёт мою грудь!
— Сатана…
Пол бьёт моё сердце!
— Не любит…
За моей спиной что-то зашевелилось. Я обернулся и увидел большую пульсирующую личинку жука с маленькими толстыми ножками и чёрным, как тьма, глазом.
— Беги…
— Дьявол…
— Суккуб…
Хруст! Хруст! Треск! Шум…
Существо неловко выпрямилось, встав на две лапы, и меня пронзил его взгляд. Я, всегда боявшийся больших насекомых, не испугался, ведь узнал свою возлюбленную.
— Беги!
— Борись!
— Ведьма!
Тишина! Звон! Колокола…
Я перестал обращать внимание на голоса. Они были неразличимы. Моя судьба в моих руках.
Сердце забилось чаще, тревога завыла старой волчицей на луну моего счастья. Казалось, что я бессмертен в этом мгновении. Марфа была прекраснее всех созвездий Млечного Пути. Всё, что существовало вне ателье, перестало иметь смысл. Теперь есть лишь мы. Я крепко обнял её и поцеловал в милый глазик. Наконец-то никто нам не мешал. Марфа расширялась, заполняя всё пространство мастерской нашей пульсирующей любовью. Через какое-то время она поглотила меня своим телом. В комнате оказалось мало места для двоих, поэтому мы стали одним целым.
Редактор: Глеб Кашеваров
Корректор: Нелли Реук
Больше Чтива: chtivo.spb.ru