Тимофей Мироныч слег. У его кровати постоянно сидела Ефросинья Никитишна, не выпуская его руку из своей. А он умиленно смотрел на свою женушку, с которой прожил вот уже почти полвека.
-Ефросиньюшка, видишь как вышло, думал и слому мне никогда не будет, а вон как… Терпела ты от меня в молодости и теперь, когда бы отдохнуть, опять тебе надо терпеть меня.
-Ну что ты соколик мой, разве ж я когда в обиде была на тебя. Мне только в радость побыть с тобой рядом. Вот скоро поправишься и снова будешь как прежде, с дрожью в голосе произнесла Ефросинья Никитишна.
-Ты прости меня, Ефросиньюшка. А знаешь, ведь я всегда тебя одну любил и когда бил- любил, и когда гулял да пил, - всегда спешил домой, спешил туда, где ты. Даже если тебя не видал, но знал что ты рядом. Засыпал с мыслями, что ты у меня есть. Эх, а сколько было молодых девок, ты сама знаешь… А вот ты, вот тут у меня – постучав в грудь кулаком, со слезами на глазах, Мироныч объяснялся своей жене. Ефросинья Никитишна украдкой вытирала слезы передником. Ей нечего было сказать мужу. Все слова куда-то ушли из головы. Она только и видала своего любимого Тимошеньку и знать ничего больше не хотела.
Николай стал молчаливым. Ни с кем не разговаривал. Глядел на всех равнодушно. На гулянья больше не ходил, пил какие-то травы, которые ему прописали. Припадки были редкими. За стол с семьей и не садился, все старался один быть и ел один, и работал, что поручит Иван, тоже один. Казалось, что его и ничего не интересовало в жизни. Но вот однажды, придя домой, Иван рассказал такой слух:
-Говорят в соседнем селе, нашли в сарае Василя повешенным. Уже давно говорят, висел. Его «друзья» сколько не заходили выпить с ним, все не удавалось его застать дома. Все открыто, а его нет. Сарай тоже открыт, ветром уж и двери сорвало, и решили они зайти в сарай. Глядь, а он висит, да уже портиться начал. Ну, сказали они соседям, а те другим и все село узнало. Сбежались. Кто, да за что, все спрашивают друг друга… Все знали, что поколотить его могли , но чтобы вот так вот и повесить, таких врагов из села у него и не было. Уже и земле придали его. Поминки справили прямо на кладбище. Каждый принес что мог.
Услыхал и Николай:
-С тех пор так и висел? – Спросил он.
-Да, с тех самых пор Николай, как вы с Гришей его увидали, он так и висел. Нет, батя, это не они его, - заметив, как Тимофей Мироныч привстав с подушки, хотел что-то спросить. Это тот, кто лошадь увел из сарая. Если бы Василя там не было, он был бы жив. Но он перебрался тоже в сарай, вместе с лошадью, чтобы та спокойно вела себя. Тогда, как заржала, одна в холодном сарае, он услыхал, да быстро к ней и перебрался. Боялся, что кто-нибудь услышит ее ржание. А там объясняй, откуда, да зачем.. Если б пара ей была, а то… Общения не хватало. Не любят лошади быть в одиночку. А Василь оказался невольный свидетель, вот и пришлось его убрать.
-Ссыльный обещал сюда прийти и деньги принести, а мы ему показать, где лошадь стоит. Не пришел и мы вечером поехали поглядеть что там… Зашли, лошади нет, а Василь весит, - рассказал Николай. Первый раз после похорон брата, он заговорил.
-Мы с Григорием сразу назад вернулись, - Николай опустил голову. Сколько натворили… Он медленно встал и вышел.
Петр и Аленушка теперь чаще виделись. Ефросинья Никитишна радовалась за дочь. Уж больно по мысли пришелся ей Петро и все в доме были рады. Только, Тимофей Мироныч еще ничего не знал. Но он радовался, глядя на улыбающуюся, всегда приветливую дочь. Эту заслугу приписывал себе: « Хорошо, что насильно не просватал ее». – Думал он.
-Ваня,- как-то спросила его Ефросинья Никитишна, как ты думаешь, если я скажу Тимоше про Аленушку с Петром, как оно будет? Вдруг, думаю, да расстроится он?
-Маменька, а может и обрадуется, он ведь души в нем сам не чает. Видала, как уговаривал его остаться. Да и чем ей Петро не пара. Подымут они хозяйство не этим летом, так на следующее. Вон, уже Митрич о мельнице думает. А как отстроит и дела пойдут. Кто знает, что еще нас ждет, - рассуждал он. А решению маменьки, обрадовался.
-Оно так-то…-Молвила задумчиво Никитишна.
Петро подумывал сватов засылать, да только вот хозяин болен. В воскресенье, как обычно, он должен был отнести деньги домой. «Заодно и с отцом поговорю на счет женитьбы. Уже пора, чай не молодушек». – Думал Петро. В этот раз Иван велел ему на санях ехать.
-А Нюре, кланяйся от меня. Как смогу скоро, приеду увидаться с ней. Да батюшке с матушкой, и Настасьи кланяйся, - напутствовал Иван.
-Поклонюсь, - рассмеялся Петро, всем поклонюсь, а особливо Нюре. Снег начинал таять дружно. Федор Митрич готовился к возведению мельницы. Сколько всего надо еще… Закупить коров, лошадей, птицу. Все сгорело. «Ну, ничего, - говорил себе Митрич. -Знать Богу так угодно было. -К осени Петра домой заберу, а пока еще надо в работниках ему побыть».
Часто Петр заставал отца на дворе, любил он и раньше осматривать свое хозяйство. Ходил, заложив руки за спину, плановал, что, да как дальше. Просчитывал сколько чего купить надо. Какую скотину будет брать. Так и в этот раз Петр его застал на хозяйственном дворе. Хороший двухъярусный двор. Огромный сенник наверху, с кладовыми. Внизу несколько хлевов. С сараями для телег и саней, бороны и разной утвари.
-Батя, - крикнул Петр, а ты все любуешься постройкой?
-Петро, - вытягивая руки для объятий, Федор Митрич быстрыми шагами, направился навстречу сыну. Пойдем, мы тебя уже ждали. А ты сегодня один? На санях?
-Один батюшка, дел много у Ивана. А что Нюра, ждет? – Улыбаясь, спросил у отца Петр.
-Видно ждет, все в окно выглядывала.
-Петя-а-а, крикнула с порога Настасья и как всегда повисла на шее у брата. Следом подошла старшая сестра:—
-Нюра, а тебе низкий поклон велел передать Иван и поклонился в пояс сестре. Сказал, что очень хочет тебя голубушку увидать, да пока вот не получается у него приехать. Подошла Агафья Ильинична, обняла сына, расцеловала в обе щеки.
-Ну, маменька, - нежно обняв ее за плечи, смутился Петр и вошел в горницу. Прасковья уже хлопотала, все дружно сели за стол.
-Батя, вот деньги, - он протянул отцу бумажный сверток. Плату мне дал Мироныч вдвое больше. Просят еще, чтобы я остался, хотя, хотел вернуться. Думал, что еще Николай там будет чудить. Да заболел и он , и Мироныч, слег он. У Николая припадки, да и другой он какой-то, как не свой… Решил, что останусь пока.
-Правильно решил Петро, я вот думаю к осени тебя забрать домой, а пока тебе придется еще в работниках походить. Вот думаю неделю, другую и мельницу возводить надо. Работников пока не могу полностью рассчитать. Потом с лихвой отдам. А пока все на стройку уходит. Так, они ни в чем не нуждаются. Я вот о чем поговорить с тобой хотел Петро, - продолжал Федор Митрич. Хочу закупить голов двадцать пока коров, да овец голов пятьдесят, лошадей думаю шестерых, вместе с жеребцом. Той же породы закуплю, что и была. А как ты думаешь?
Скотный двор, вон какой огромный. Сам видишь. Загородку для овец сделали уже, потом погляди. А хлев, посветлее нынче будет. Для лошадей отгородили, просторная конюшня вышла. Пока отгородили семь стойл для них. Амбар с погребом, вон какой.
-Батюшка, да как ты решил, так и будет, справимся. А скота, пока, думаю, хватит. Лошадей-то больше и не надо. Коров и овец разведем через год- два.
-Хорошо, что мука вся соцелела. – Продолжал Федор Митрич. Ни червячка в ней. Почти всю продал. Господь хоть одну лошаденку оставил, слава Ему. И работников содержу, и стройка вон какая… Назад просились еще трое, возьму, вот снег растает. А мельницу возведем чуть ниже, вдоль речки. Не на старом месте, ну его, - махнул Митрич рукой… Ну, что пройдемся?- Обняв сына за плечи, встал из-за стола Федор Митрич. Долго осматривали свои новые постройки отец с сыном, дружно меж собой вели беседу. Вдоль речки прошлись, показал Митрич, где собирается мельницу возводить.
- Ты лучше меня знаешь, батюшка. Так, мирно беседуя, они подошли к дому.
-У меня тоже к тебе есть разговор, отец.
-Ну, говори Петро, не томи уже.
-Жениться я надумал. Чуть годя, сватов давай засылать будем.
-Никак на Алене? – Улыбнулся отец. Ай да молодец Петр! Бравая девка, видал я ее. Да говорят, работяга она у них. А ты сказал уже ей об этом?
-Нет пока, но мы видимся часто, она согласна. Только вот я не сказал, что сватать сейчас решил. Подумал, сначала с тобой поговорю.
-Ну, так говори, зашлем сватов. Я сам с твоим крестным пойду сватать. Ай да обрадовал ты меня. Что ж с Богом! Петр низко поклонился батюшке. Распрощавшись со всеми, он отправился обратно. С Аленой он виделся каждый день и домашние к этому уже привыкли. Но все же Ефросинья Никитишна, была обеспокоена тем, что о сватовстве и речи не ведет Петро, а видится каждый день. Могут и слухи нехорошие пойти, с работником видится. Вечером, после как управил Петро и за себя, и за Кузьмича,- он больше сейчас лежал, поднялся наверх, Аленушка его уже ждала.
-Петя, как всегда бросившись навстречу, она обхватила его шею своими тонкими белыми ручками. Он расцеловал ее нежное белое личико с легким румянцем.
-Аленушка, - как-то торжественно произнес Петр, я сватов буду засылать. Ты согласна быть моей женой?
-Я столько этого ждала, Петя. Ты еще спрашиваешь. Уж думала и не дождусь, - рассмеялась она, прижавшись к его груди.
-Тогда самое время сказать об этом батюшке с матушкой. Они вместе вошли в горницу. Первый раз увидел их вместе Мироныч. Молодые поклонились в пояс, Ефросинья Никитишна забеспокоилась, стала теребить свой фартук, да мужа по руке поглаживать. « Эх, не успела я сказать Тимоше, - продумала она.- Что теперь будет?»
-Тимофей Мироныч, Ефросинья Никитишна, - решительно начал свою речь, Петро, мне давно люба ваша дочь и он с любовью просмотрел на Аленушку. Сватов я хочу к вам заслать. Век буду любить и на руках носить ее, любушку. Не дам в обиду никогда и никому. Петр немного волновался и, переминаясь с ноги на ногу, пытался быть уверенным. Тут вошел Иван:
-А это что?- Показал он на молодых, догадываюсь,- улыбаясь, сказал брат.
-Да, Иван, вот сватов решил Петро заслать к нам,- довольный Тимофей Мироныч, аж выпрямился. Поправь-ка мне подушку под спину Ефросинья, - попросил он жену. Надо подумать, поговорить, что ж, так сразу и ответ дать?
Сватов надо повидать, а там…- Важно произнес Мироныч, слегка растерявшись даже. Не ожидал он радости такой услышать. Приглянулся ему этот молодой человек. Не раз он сам думал породниться с Федором Митричем и вот, Бог дал, сбылось. А ведь и не надеялся даже. Но это было его тайной мыслью.
- Да Алена пусть подумает. Голова у не своя есть, вот пусть и решает сама, - продолжал он.
-Батюшка, кинулась она к отцу. Я знала, что ты меня любишь. Что без воли моей, ты меня никому не отдашь. Преклонив перед ним колени, она, теребя концы своей любимой шали, волнуясь, она всегда ее теребила, смущенно сказала:
-Люб он мне, батюшка…
Продолжение следует…