Вторые сутки шёл напряжённый бой. Ни днём, ни ночью не прекращалась орудийная канонада. Выкатив пушки на открытую позицию, артиллеристы в упор расстреливали танки и живую силу противника. У подножья высотки уже пылали две бронированные машины, меченные паучьей свастикой. Атаки фашистов следовали одна за другой, без пауз, без отдыха.
Командир батареи, старший лейтенант Иван Никитин, сибиряк, житель Чистоозерного района, не отходил от орудий. Его голос охрип, не отходил от орудий. Его голос охрип, смуглое лицо осунулось, от бессонных ночей вокруг глаз легла синева предельной усталости.
Враг не унимался. Лязгая гусеницами, на поляну выскочило 16 тупорылых машин. Ведя огонь с ходу, они двинулись на батарею. Это была седьмая атака.
Когда головной танк вынырнул из балки, орудийный расчёт старшего сержанта-сибиряка Свириденко открыл огонь. После третьего снаряда клубы чёрного дыма окутали машину. Вот запылал второй танк. Остальные начали с флангов обходить высотку. Немцы пытались взять наших в клещи.
Вражеские снаряды рвались рядом с огневой позицией. В щиты орудий барабанили осколки. Прямым попаданием разбило пушку. Осталась одна.
Красноармеец-сибиряк Щербаков спокойно и методично выбирал цели. Прильнув к панораме, он, не спеша, подпускал танки поближе и бил наверняка в самые уязвимые места.
Начинало вечереть, багряное солнце проглядывало сквозь разрывы дыма. Ковыльная степь с берёзовыми рощами напомнила Ивану Никитину родную, памятную с детства Кулундинскую степь с расплёснутыми в зелени зеркальными озёрами. Иван вспомнил, что он не дописал письмо матери.
— Сегодня допишу, — решил он.
Рядом с пушкой разорвался снаряд. Никитина ранило, отбросив взрывной волной в сторону. В расчёте осталось только двое — красноармейцы-сибиряки Щербаков и Замятин. Перевязав раненых и отнеся их в укрытие, они вдвоём продолжали посылать снаряд за снарядом. Запылал десятый фашистский танк, остальные машины повернули обратно. И эта атака гитлеровцев захлебнулась.
— Товарищ командир, а, товарищ командир, они отходят! — тряся старшего лейтенанта за плечо, кричал Щербаков. Никитин открыл глаза. Его запёкшиеся губы прошептали:
— Выстояли, родные мои...
Очнулся Никитин в медсанбате. Он был весь забинтован, повязки прикрывали осколочных ран.
* * *
Самая мирная, самая тихая профессия была у Ивана Никитина до войны. Он работал главным бухгалтером Романовского маслозавода.
Сейчас он великолепный советский офицер, замечательный мастер по истреблению гитлеровских танков.
Иван Георгиевич Никитин носит на своей груди пять орденов.
Старший лейтенант Ал. ЖУЛЯБИН (1943)