1894 год
«Ростов-на-Дону. 12-го февраля мировым судьей 2-го участка разобрано следующее небезынтересное дело. Дворянка А. Кондалаки подала жалобу на Дмитрия и Василия Гаменковых за нанесение ими ей побоев и в доказательство этого представила даже свидетельство врача. Со стороны же Дмитрия Гаменкова (60-летний старик) также поступила жалоба на А. Кондалаки за нанесение ему побоев. И действительно, показаниями свидетелей удостоверено, что дворянка Кондалаки так уходила старика Гаменкова, что если бы не своевременная помощь сына его и других квартирных соседей, то несдобровать бы старику. Факт же нанесения обиды действием ей, Кондалаки, не подтвердился. На этом основании мировой судья приговорил «привилегированную» и чересчур драчливую m-me Кондалаки к аресту на 2 недели». (Приазовский край. 43 от 15.02.1894 г.).
«Таганрог. Вчера, 14 февраля, открылась в Ростове февральская сессия окружного суда, с участием присяжных заседателей, в следующем составе: члены суда: П. И. Федорович (председательствующий), А. К. Прокопович и К. Н. Офросимов, товарищ прокурора Н. М. Турунов и секретарь Д. Д. Платковский.
Первыми перед судом предстали некие Петр Павлов Квиткин, 32-х лет, и Иван Никитин Баловнев, 26-ти лет, преданные суду за грабеж, произведенный на улице среди дня. Первого защищал помощник присяжного поверенного А. З. Городисский, а второго – помощник присяжного поверенного В. К. Севастьянов.
Как видно из проченного на суде обвинительного акта, дело это заключается в следующем.
15-го июля 1892 года механик Анцыферов, получив расчет из пароходства Фельдмана и имея при себе более 400 рублей, зашел в трактир «Станция», где, заведя знакомство с г-ном Н. Сулиным, стал с ним выпивать, тут же, отдельно от них, сидел какой-то молодой человек, который появился затем и в другом трактире «Елец», куда отправился Анцыферов с офицером. В «Ельце» этот неизвестный присоединился к их компании и, затем, нашел случай выйти с Анцыферовым вместе из трактира, где офицер остался. На улице, узнав, что Анцыферову нужно идти на пароходную пристань, неизвестный сказал, что и ему туда же нужно, и посоветовал нанять извозчика, на что подвыпивший Анцыферов согласился. По объяснению последнего, незнакомец указывал извозчику направление пути; когда же они очутились за городом, незнакомец предложил отпустить извозчика, что и было исполнено; но не успел последний отъехать, как откуда ни возьмись два господина, из которых один впоследствии оказался Квиткиным. Не говоря дурного слова, этот Квиткин схватил Анцыферова за горло и в то же время вытащил из кармана его брюк 487 рублей. Спутник Анцыфкрова, вместо того чтобы помочь ему, стал сам толкать его, причем в отдалении стоял и третий субъект с палкой в руках. Анцыферов, однако же, успел схватить Квиткина и первого из незнакомцев, который вырвался и убежал, успев воспользоваться частью денег, переданных ему Квиткиным. Скрылся также и человек с палкой. Квиткину же вырваться не удалось, так как Анцыферову помогли его задержать оказавшиеся невдалеке служащие в мужской гимназии Мозолев, Фролов и Пимонов, и проходивший мимо Заднепровский, которые заметили, что Квиткин хотел что-то бросить в бурьян. Это оказалась часть ограбленных денег – 267 рублей. Квиткин, как на предварительном следствии, так и на суде, объяснил, что грабежа здесь никакого не было, а что он, при соучастии некоего Соколова и Баловнева, проследили за Анцыферовым и обманным образом отобрали у него деньги. Обман этот состоял в часто практикующемся в Ростове подлавливании простаков на удочку путем подкидывания пакетов и портфелей, последствием чего всегда бывает исчезновение их кармана подлавливаемой жертвы его собственных денег. После долгих розысков полиции удалось задержать Баловнева, признанного некоторыми свидетелями за ту самую личность, которая стояла во время грабежа с палкой в руках. Оговор же Квиткиным Соколова оказался голословным, сделанным из чувства мести. Обвиняемые Квиткин и Баловлев уже несколько раз отбывали наказание по приговорам мировых судей за кражи и мошенничества. Судебное следствие ничего нового ни за, ни против не выяснило. После довольно продолжительных прений сторон присяжным заседателям был предложен вопрос о виновности обвиняемых в грабеже. Присяжные вынесли Балавневу оправдательный вердикт, а Квиткин признан виновным, но не в грабеже, а в мошенничестве, на основание чего последний приговорен судом, по лишению некоторых прав и преимуществ, к отдаче в исправительные арестантские отделения сроком на 1 год». (Приазовский край. 43 от 15.02.1894 г.).
«Село Покровское. Из села Покровского Таганрогского округа нам пишут, что на днях похоронен местный приходской священник, отец Дмитрий Егоров. Покойный в 1847 году окончил курс Екатеринославской духовной семинарии и в том же году был назначен приходским священником в с. Покровское, в котором и прослужил почти 47 лет. Не станем говорить о его пастырской деятельности, но заметим только, что этот «добрый пастырь» снискал необыкновенную горячую любовь к себе со стороны прихожан; как на пример, можно указать на следующий случай. В 1890 году прихожане преподнесли ему икону. При поднесении этой иконы многотысячная толпа от умиления недалека была от общего рыдания; наконец за гробом доброго пастыря с поникшими головами и со слезами на глазах двигалась приблизительно 4000-ная толпа. Погребли его в ограде новой церкви и теперь в обществе решено устроить на общественный счет памятник.
Само собою является вопрос – чем снискал такую любовь добрый пастырь? Ни чем иным, как примерной добротой и простотой в своих обращениях с прихожанами. Да и вообще надо сказать, что этот человек умел прощать даже обижающим его, благодаря обилию доброты. Он в течение своей 47-летней священнической службы ни разу ни с кем не имел ссоры». (Приазовский край. 43 от 15.02.1894 г.).
1897 год
«Станица Романовская. Монополия в питейном деле вредно отражается на интересах обывателей и казны, вследствие чего в нашем законодательстве имеются специальные статьи, предупреждающие возможность такой монополии в отдельных местностях. Однако, вредная для обывателей и казны монополия является желанным условием торговли для откупщиков, которые могут извлечь из нее многообразную пользу: при отсутствии конкуренции цену на водку в розничной продаже можно поднимать как угодно высоко; сокращением количества питейных заведений до минимума можно сократить расходы по приобретению патентов; можно произвольно понизить плату за право торговли в селении и, наконец, столь распространенные в этой торговле приемы, нарушающие правила акцизного устава при монополии, когда отсутствует зоркий глаз конкурента, могут практиковаться с большей смелостью и безнаказанностью. Все это побуждает содержателей питейных заведений по возможности обложить закон о питейной монополии, что и достигается ими в различных местностях различными путями, сообразно с местными особенностями.
Уже много лет подряд питейная торговля в поселениях Романовской станицы сосредотачивается в руках двух складчиков, Б. и П., которые действуя заодно, с крайней нетерпимостью относятся ко всякому стороннему конкуренту, угрожая ему всеми последствиями самой непримиримой «войны», не останавливающиеся даже перед значительными убытками, лишь бы «проучить» и «сбить с позиции» своего противника. Такими мерами Б. и П. действительно удавалось практически осуществлять в питейной торговле Романовского района монополию, ощутительнее всего отражающуюся на интересах станичного общества, которое за отсутствием конкуренции, принуждено было получать от местных откупщиков несоразмерно низкую плату за право питейной торговли во всех поселениях юрта (1800 рублей всего). Удачной иллюстрацией боевой тактики Б. и П. может служить их поведение на торгах 15, 27 декабря и 19 января сего года. В день первых торгов явились торговаться два сторонних торговцев (из Новочеркасска), которые, основываясь на подчерпнутых в акцизном управлении сведениях о количестве ежегодно расходуемых в Романовском районе питей, находили возможность уплатить обществу до 5000 рублей за право торговли, но лишь при условии, чтобы откупщики Б. и П. не были допущены к торговле, как лица, в интересы которых входит не совместная торговля при нормальных условиях, но лишь «боевая» конкуренция с безусловно убыточной расценкой питей в розничной продаже, с целью вытеснения, во что бы то ни стало, стороннего конкурента. И, действительно, Б. и П., предлагавшие в начале обществу только 1800 рублей вдвоем, после того, как сторонними торговцами предложена была сразу плата в 3000 рублей, немедленно же повысили плату и со свой стороны до 3500 рублей, обещая, в случае надобности, довести эту цифру до 7000 рублей и выше, но лишь в том случае, если и сторонние торговцы дадут ту же плату. Но перспектива «боевой» конкуренции с богатыми откупщиками, угрожавшая тысячными убытками для обеих сторон, показалась мало привлекательной для сторонних торговцев, которые и поспешили отказаться от дальнейшего участия в торгах; местные же откупщики, усмотревши в этом обстоятельстве признак своей новой победы над обществом, сейчас же понизили свое предложение снова до 1800 рублей. Отклонивши это предложение, общественный сбор назначил новые торги на 27 декабря, на которые опять явились Б. и П. с предложением той же неизменной суммы в 1800 рублей. Станичный атаман, напоминая этим господам, что в присутствии конкурентов ими предлагалась более высокая плата, тщетно склонял их от имени сбора хоть немного повысить плату: откупщики были тверды в своем намерении приобресть за полцены право торговли в станице. Но вот является на сбор сторонний торговец З. (из станицы Константиновской), и картина торгов резко меняется. Общественный сбор после непродолжительного торга оставляет право питейной торговли в станице и ее хуторах за господином З., наддавшим наиболее выгодную цену (2505 рублей) – господам же Б. и П., предлагавшим меньшую плату, отказывает. Тогда Б. требует, чтобы и ему было предоставлено то же право за 2510 рублей. Но общественный сбор, правильно оценив мотивы, по которым Б., в целях все той же «боевой» конкуренции, соглашается дать указанную плату, и опасаясь допущением к торговле Б. совершенно лишить сторонних торговцев охоты впредь являться на торги и, следовательно, навсегда подчинить продажу питейного права, как общественной доходной статьи, произволу Б. и П. – постановил последним в разрешении питейной торговли отказать. Оказалось, однако, что этих людей, в течение многих лет присосавшихся к Романовскому кабаку, не так легко оторвать от своего кормильца. Обиженные складчики сумели воспользоваться законом, направленным против водворения монополии в питейной торговле для защиты своих интересов. По их жалобе, окружное управление разъяснило станичному сбору, что, на основании существующих законоположений, он, разрешивши производить у себя питейную торговлю одному, не в праве отказать в том же другому, если последний предлагает за разрешение торговли ту же плату. Произошло таким образом нечто странное. По смыслу закона, деятельность Б. и П., осуществляющих на практике питейную монополию, служит источником того зла, против которого направлен закон. По букве закона, наоборот, олицетворяющие самое зло Б. и П. в этом именно законе находят покровительство своим монопольным интересам, т. е. тому злу, для борьбы с которым создан закон. Однако, черпая защиту в законе Б. и П. поставили себя в довольно курьезное положение: жалобу на незаконные по отношению к ним действия общественного сбора им пришлось мотивировать… нарушением общественного интереса! А согласитесь, что кабатчик, одетый в тогу ревнителя общественных интересов, представляет из себя поучительное зрелище. Но трагическое положение жалобщика не исчерпывалось этим: чтобы быть последовательным до конца, ему пришлось, в качестве ревнителя общественных интересов, указать и их злостных нарушителей. И, вот, рука его начертила имена тех деятелей, которые выделялись на сборе энергетическим отстаиванием общественных интересов, забросала их грязью и заключила упованием на закон, который покарает де строптивых и научит их должному смирению. Надеждам жалобщика в этом отношении, конечно, не суждено было сбыться, так как явное искажение фактов и извращение мотивов – плохие доводы. Но среди Романовских обывателей иные задаются вопросом: допустив столь сомнительные средства для защиты своих интересов, не почувствовали хоть теперь жалобщики стыд перед самими собой (в местном обществе они давно уже нашли себе достойную оценку), или, может быть, существует известного вида человеческая деятельность, в сфере которой стыд и совесть – звук пустой не более.
Питейный вопрос в станице Романовской до сих пор не получил своего решения. Кабаки еще не торгуют, но признаки тайной торговли в образе пьяных на улице обнаруживаются в избытке. Станичным атаманом недавно был составлен протокол о незаконной продаже питей из склада урядника Константина Попова, одного из «обиженных» станичным сбором претендентов на Романовские кабаки». (Приазовский край. 43 от 15.02.1897 г.).