На следующий день после перевода малыша в детскую больницу нужно было приехать к определённому времени в часы приёма для беседы с лечащим врачом и получения списка необходимых вещей для ребёнка. Поехал мой мужчина. Он долго там пробыл. Я набирала его несколько раз, и писала, но он не отвечал. Когда ничего не можешь сделать, начинаешь сходить с ума от бессилия. Я ходила по коридору института туда и обратно, пока уборщица не остановила меня. Отругала, потребовала взять себя в руки, и прекратить истерику. Уборщица здесь была самым авторитетным персонажем. Она знала историю каждой пациентки, все её радости и горести. У одной запил муж на радостях, и не явился на выписку, у другой - ребёночек с разными ногами: левая короче правой, у третьей кровоточит сосок. И к каждой девочке она имела свой подход, свою стратегию. Она, конечно, знала и мою историю. И каждый раз говорила: на всё воля Божья.
- Иди, девочка, почитай книгу в палате, не мельчеши в коридоре. И я послушно шла, ложилась на кровать, открывала книгу и бездумно смотрела в неё. Текст не ложился в голову, слова не складывались в предложения, глаза не видели букв.
Все мои мысли были только о ребёнке: Как он там один? Что с ним будет дальше? Страдает ли он? Достаточно ли хороший обеспен ему уход? Какой уход нужен этому ребёнку? Справится ли он и сможет ли ему помочь лечащий врач, если ситуация станет критичной? А какая ситуация сейчас? Сплошные вопросы, и ни одного ответа. Наконец-то зазвонил телефон. - Ну, что там? Почему так долго?
- Ну, а ты как хотела? Там же со всего города родители. И каждому надо рассказать про его ребёнка, и желательно объёмно. И у каждого родителя по сто тысяч вопросов, а врачей там немного.
- Ты его видел?
- Нет, нужна свежая флюрография, тогда можно. Сегодня сделаю, завтра поеду снова. Мы должны дать ему имя. Не важно, что будет дальше. Давай, подумаем про имя.
- Что сказал врач?
И я долго вслушивалась, впитывая каждое слово, про разговор с врачом, и про то, что происходит сейчас с нами - это временная история. Что так будет не всегда. Сейчас надо набраться терпения и мужества и просто ждать, но при этом быть морально готовыми к любому исходу. Врач он всего лишь может скорректировать какой-то показатель, когда видит в этом необходимость. В остальном, всё зависит от потенциала самого ребёнка: от его генетики, физиологии, как он развивался внутриутробно, и какое получал питание от мамы, и конечно же, те последствия, и осложнения, которым подвергся малыш в ходе естественных родов.
Кажется, что когда ты рожаешь ребёнка на 23 недели, все окружающие тебя осуждают. Что же ты за женщина такая, если не можешь выполнить своё прямое предназначение. И вот ты постоянно испытываешь это горькое чувство вины: перед ребёнком, и перед обществом.
И все умалчивают об этом, напрямую, лично тебе никаких претензий не предъявляя, и ни в чем не обвиняя, но по факту, лишь ничтожное количество людей, считают, что мама не виновата.
Окружающие тактично задают вопросы: - А как же так вышло? Люди попроще, напрямую спрашивают: - Чего ж ты его так рано родила?
Как будто я захотела, и родила на 23 неделе. А в предыдущую беременность, я захотела, и родила в 19 недель, в унитаз. Я же этого хотела, правда?
Никто не понимает, и никогда не поймет, женщину, родившую своё дитя, раньше срока, срока не в 2 недели, и даже не в месяц, а в половину срока. Никому неведомы те чувства, которые она испытывает, в свете этих событий. И если сама мама ежедневно проживает безграничное чувство вины, которое с каждым днем только усиливается, в зависимости от изменений в состоянии ее ребенка, и в какой-то момент становится просто невыносимым, то да, некоторые мамы, не выдерживают и ломаются.
Как бы я хотела поговорить с той мамой, которая бы смогла найти такие нужные для меня слова, которые бы помогли мне жить дальше, не коря себя, каждый раз ожидая ответа от дежурного детской реанимации.
Я зарегистрировалась в группе недоношенных детей, чей вес при рождении составляв менее одного килограмма. В этой группе было много разных историй, и круглосуточно, находясь в институте, я выискивала рассказы мам про их недоношенных мальчиков и девочек, которым удалось выжить.
Через пару дней после родов, у меня появилось молоко. Лечащая врач сразу написала название препарата, который необходимо было приобрести для подавления лактации. Своему мужчине я поручила проговорить с лечащим врачом нашего малыша, как правильно, и как нужно поступить в ситуации с молоком. Каково же было наше удивление, когда доктор обругал моего лечащего врача, и запретил принимать препараты, которые подавляют лактацию. Врач ребенка был уверен, что лактацию необходимо сохранить любой ценой. Конечно, то молоко, которое будет сцеживаться в момент приема антибиотиков оставлять не нужно, но всё последующее, необходимо заморозить, и оставить до лучших времен. И когда малыш немного адаптируется к новой жизни вне организма матери, мы сможем ему здорово помочь, дав возможность принимать этот важнейший для его организма элемент.
Как-то раз в палату прибежала медсестра и срочно позвала меня сдать кровь для обнаружения какой-то инфекции по запросу из детской реанимации. Потому что, при наличии этой инфекции у мамы, у ребенка тоже в 99,9 % случаев эта инфекция имеется, но диагностировать ее сложно, к тому же у малыша не было достаточного количества крови, чтобы ему могли проводить нужное количество исследований.
И я бежала, и сдавала кровь, и я бы сдала всю свою кровь, если бы потребовалось, только бы не мучили его.
Спасибо, что прочитали мою историю и поставили лайк.
