Я уже встречала среди комментариев отзывы о Гавриле во второй книге как о характере, потерявшем индивидуальность. Всё же не могу с этим согласиться. Конечно, в чём-то Гаврила сильно изменился, и автор прямо на это указывает. «Прошли те времена, когда он толок серу для париков, парил корни лечебных трав и готовил румяна… Теперь его лаборатория более всего напоминает мастерскую ювелира».
Нет, Гаврила не торгует драгоценностями. Он собирает драгоценные камни, но вовсе не от скупости и жадности – он изучает их свойства, стараясь обратить на пользу себе и, конечно, барину. «Учение о камнях суть два начала — добра от Бога и зла от диавола. Драгоценный камень создан добрым началом, дабы предохранить людей от порчи, болезней и опасностей. Зло же само оборачивается, превращается в драгоценный камень и заставляет верить человека больше в сам камень, чем в его доброе начало, и этим приносит человеку вред». Вычитанное в старинной «лапидарии» изречение стало, по существу, девизом для Гаврилы.
Конечно, его вера в чудесные свойства камней может вызвать улыбку и даже раздражение. Вспомним, как «попенял камердинер барину, не внял-де он его советам, не положил под язык прозрачный камень аметист — лучшее в мире средство против опьянения», а в ответ получил «тираду», где «присутствовали и "старый дурень", и "алхимик безмозглый", перечислять — слов не хватит». Его попытки лечения с помощью камней тоже вряд ли можно назвать особенно действенными. Конечно, он будет даже рану Никиты обрабатывать по своему методу: «Гаврила начал осторожно распелёнывать барина, снимая, как жуков, расположенные в складках бинтов драгоценные камни. Больше всего здесь было "зодиачных" аметистов, которые сообразно месяцу рождения Никиты должны были "притягивать" его планету и подобно жизненным духам вливать силы в артерию, печень, селезёнку и кости больного. Непосредственно у раны, которая, благодарение Богу, не гноилась и превратилась в струп, располагалась золотисто-коричневая яшма, которая, как известно, обладает кровоостанавливающими свойствами». Однако, скорее всего, помогли вовсе не камни: «Гаврила немедленно приступил к обязанностям лекаря и алхимика, принёс корпию, бальзамные мази, приготовил жаропонижающее лекарство». Ведь Гаврила вовсе не забросил «старое ремесло, стены лаборатории по-прежнему украшали букеты сухих трав, в колбах дремали пиявки, а на полках громоздились в банках самые разнообразные компоненты для составления лекарств, но лечил он сейчас людей более из человеколюбия, чем по профессии, то есть за большие деньги. Брал, конечно, за лечение, но очень по-божески».
Вспомним рассказ, как получил Гаврила заветный сапфир. Не решившись использовать для лечения ростовщика, его владельца, нужный камень («плохонький, так себе сардоникс, полосы какие-то мелкие, и отшлифован камень был кое-как, словно наспех»), он «сварил старику потогонно-мочегонное питьё, приготовил мазь и сам ходил ставить компрессы», чем и помог. Так и здесь, скорее всего, помогли именно мази и микстуры. Но отнесёмся к убеждению Гаврилы так же, как и Никита: поворчав («Не надо камней. Они жёсткие. Как на горохе спишь»), он смирится: «Раненое плечо слегка ныло, но боль ощущалась как приятная. Он ощупал бинты с жёсткими аметистами и улыбнулся. Ради Гаврилы он готов стерпеть эту начинку».
А в главном Гаврила останется прежним: всё так же он ухаживает за барином, следя за его здоровьем, заставляя умываться холодной «ключевой водой», наставляя: «Температура в спальном помещении должна не в ущерб здоровью поддерживаться умеренной».
Мои дорогие комментаторы после первой статьи совершенно справедливо указали (и не один раз!), что Гаврила – «не просто слуга, а второй отец, старший друг Никиты». И это, конечно же, так. И полнее всего проявится это в истории с арестом Никиты. Уже когда всё почти закончится и станет «алхимик» выхаживать раненого князя, совершенно естественно прозвучит его ответ на жалобу, что камни жёсткие: «Тише, Никитушка, — это несколько фамильярное и тёплое обращение выскочило само собой. — Я только сверху положу. Парочку маленьких. Вот так…» И барином «фамильярное и тёплое обращение» будет воспринято как нечто само собой разумеющееся.
А мы ещё вспомним, как переживал он за пропавшего барина. Да, поначалу можно вместе с Сашей Беловым поиронизировать («Гаврила умел драматизировать самые пустяшные события»), когда он начнёт утверждать, что «с Никитой стряслось что-то такое, что надо немедленно куда-то бежать, бить в барабан и скликать людей». Можно и посмеяться над суеверием, когда будет верный слуга уверять: «Камни зря не гаснут!», ««Нету моего голубя дома и вестей о нём никаких. Александр Федорович, Христом Богом заклинаю — бей в кимвал, ищи!»
Но он ведь переживает он совершенно искренне, и это понимает и Белов: «Педантизм, а проще говоря занудство Гаврилы очень досаждало Саше, потому что камердинер отлавливал его в самое неподходящее время… Но нельзя обругать человека за верность и преданность, оставалось только терпеть». И очень выразительна сцена, когда «Гаврила был вызван для опознания» найденного в реке трупа: «Камердинер наотрез отказался идти на это предприятие без Саши, и когда они прибыли в предутренний час на набережную, бедный Гаврила не стоял на ногах, а почти висел на Белове, шепча молитву. Однако первого взгляда на прикрытое рогожей тело было достаточно, чтобы к Гавриле вернулись силы. Полицейский только поднял рогожу, как камердинер крикнул задышливо: "Не он!" — и поспешил прочь. У утопленника была борода, вырастить которую можно было только месяца за три, а то и больше того».
И именно это посещение («Гаврила рассматривал этого утопленника не как реального человека, а как некий символ убийства и утопления. И раз этим символом стал чужой, неведомый человек, значит такого сорта беда уже не могла коснуться Никиты») и «ночная, ото всех скрытая ворожба на драгоценных камнях» приводят Гаврилу к чёткому выводу: «Жив мой голубь, жив! — сказал он себе. — Надобно только искать получше».
После этого он следит за порядком в доме, который должен быть готов в любую минуту встретить вернувшегося хозяина. Розыски в доме помогут ему неожиданно найти «пропуск к сатане», который позволит друзьям Никиты продолжить поиски. А сам Гаврила вдруг обратит внимание и на другие предметы: «Что-то вы плохо выглядите, Александр Фёдорович. Бледные очень и на себя не похожи».
И, конечно, он примет самое деятельное участие в освобождении барина. «Наконец Гаврила взгромоздился на козлы. Вид у него был торжественный, дожил до великого часа, однако подсознание, о котором в середине XVIII века ничего ещё не было известно, но которое существовало, нагнало на него икоту, а что ещё хуже, заставило мелко трястись. Его дрожь передалась карете, и она выглядела почти как живое существо, заразившееся болезнью Святого Витта. Но попробовал бы кто-нибудь заподозрить его в трусости! Просто холодно, милые дамы, дождь ведь сеет…»
На мызе он должен «сыскать камеру, в которой содержали его барина», что ему и удаётся: услышав, как Никита застучал в дверь, он отбирает ключи у сторожа. «Дверь отворилась, и Никиту приняли крепкие руки камердинера». «Мальчик мой ясный, Никита Григорьевич! — зарыдал Гаврила, уткнувшись в грудь барина. — Вырвали мы вас из рук супостатов. Да куда вы рвётесь-то? Там и без вас управятся!»
И, наверное, сама страшная минута – когда он, даже не услышав выстрела, «почувствовал, как обмякло вдруг тело Никиты, которого он заботливо укрывал своей бекешей». И будут его переживания в дороге: «"Ничего… Честь барину спасли, спасём и жизнь!" — высокопарно сказал Гаврила и всхлипнул обиженно, как дитя малое.
Что он мог знать, убогий лекарь? Чужих врачевал и не без пользы, а когда своего коснулось, то разум мутится. А что касаемо утверждения, мол, не смертельно, то это не более чем заговорные слова, чтоб беса отпугнуть».
И будет он, не щадя сил, выхаживать барина. Мария расскажет очнувшемуся Никите: «А Гаврила спит рядом в комнате. Он, бедняга, от недосыпа еле языком ворочает… Мария говорила шёпотом,.. но даже этого малого звука было достаточно, чтобы Гаврила пробудился ото сна. Он буквально вломился в комнату, подбежал к изголовью кровати, потом вдруг смешался, обошел её на цыпочках и с благоговением припал к ногам Никиты.
— Очнулся! Слава тебе. Господи! Позади беды… Всё позади. - Слёзы и молитва заняли у камердинера не более минуты, с колен поднялся уже совершенно другой человек: деловитый, уверенный и непреклонный».
А затем решится Гаврила ради барина пожертвовать самым заветным. Он свято хранит «свой» камень: «Сапфир, как вещали лапидарии, предохранял его обладателя от зависти, привлекал божественные милости и симпатии окружающих. Сапфир покровительствовал человеку, рождённому под знаком Водолея, а поскольку Гаврила появился на свет десятого февраля, то надо ли объяснять, как необходим был ему этот камень». Камень был с трудом найден – и великолепный: «Судя по богатству красок и света, сапфир мог принадлежать самым высоким особам. Кто знает, может, украшал он скипетр самого царя Соломона».
А потом этот камень Лядащев принесёт следователю («А теперь глянь сюда…»): «Лядащев разжал ладонь, на ней лежал сапфир удивительной красоты, если б не огранка, он был бы похож на огромную каплю воды, зачерпнутой где-нибудь в Средиземном море или в Индийском океане». И этот камень во многом решит дело… Действительно, как верил Гаврила, сапфир «предохранит людей от порчи, болезней и опасностей».
*************
Хотела этой статьёй завершить разговор о Гавриле, но снова Кот увлёкся и размяукался, а потому – до следующего раза!
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Путеводитель по всему циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь