Эфсун забежала в свою комнату, подошла к большому зеркалу в резной раме и посмотрела на своё отражение. Блаженная улыбка сияла на её припухших губах, прелестный румянец окрасил щёки, тугая грудь высоко вздымалась.
Спустя минуту всё изменилось. Улыбка сошла с её лица, свет в агатовых глазах померк, в них вернулась грусть, по лицу разлилась матовая бледность.
Девушка провела ладонью по своей точёной белоснежной шее, закусила губу и резко отвернулась от зеркала.
Беспомощная непреодолимая тоска вновь нахлынула на неё, постепенно затопив знакомой горечью страдающую душу. Болезненные мысли поползли в её голову, вернув страх и отчаяние.
Изо всех сил она стала гнать от себя тёмные думы, но к горлу подкатил ком, она упала на кровать и разрыдалась.
Девушку не терзали сомнения о том, совершать ли убийство, она уже твёрдо решила, что не станет этого делать.
Горько ей было от того, что судьба вновь над ней посмеялась, только на этот раз ещё сильней.
Эфсун поняла, что в её сердце наконец-то поселилась настоящая любовь, которая никогда не принесёт ей счастья.
“Шехзаде Мехмед, возможно, и захочет некоторое время проводить со мной ночи, но фаворитка у него будет другая, невинная и любимая. Ведь он даже не удивился, что я потеряла свою девственность. Значит, ему всё равно, он пользуется мной, как пользуются девушками в таверне”, - так думала Эфсун, заливаясь слезами.
Плакала она долго, всхлипывая и спрашивая Аллаха, за что он послал ей такую горькую судьбу.
Едва расслышав стук в дверь, она поднялась и, обессиленная, открыла дверь.
- Эфсун-хатун, Хюррем-султан велела Вам срочно прийти к ней, - сообщила служанка и пошла по своим делам дальше.
Девушка поспешила за ширму, умылась и подошла к зеркалу. Оттуда на неё смотрело опухшее от слёз с красными глазами несчастное лицо.
“О, Аллах! Что скажет госпожа, увидев меня в таком состоянии!” – подумала она и стала лихорадочно искать вуаль, которая могла бы прикрыть лицо.
Четверть часа спустя она уже стояла в покоях султанши, низко опустив голову.
- Эфсун-хатун, сегодня мой шехзаде впервые примет у себя наложницу. Я хочу, чтобы этот важный день, когда он станет настоящим мужчиной, был радостным для него, и запомнился ему. Пойди в комнату, где хранятся драгоценности, и выбери самые лучшие, которые должны быть на наложнице шехзаде. Мне сейчас некогда, я полностью полагаюсь на твой вкус, он у тебя безупречный, как я успела заметить, - с неизменной вежливостью сказала Хюррем и задержала взгляд на хазнедар.
- Эфсун-хатун, что с тобой? Выглядишь ты не очень хорошо. Уж не заболела ли ты? – взволнованно спросила она.
- Да, Хюррем-султан, видимо, простудилась. Я чихаю, и горло побаливает, - не поднимая глаз, ответила та.
- Немедленно иди к себе и ложись, я отправлю к тебе лекаршу, а в сокровищницу я схожу сама, - заботливо сказала Хюррем, вызвав в душе Эфсун бурю положительных эмоций.
- Что Вы, госпожа, я всё сделаю. Чувствую я себя гораздо лучше, чем выгляжу, - с горячностью ответила девушка, вызвав добрую улыбку на лице султанши.
- Ну что же, хорошо, ты мне очень поможешь, ступай, - лёгким взмахом руки она позволила Эфсун удалиться.
Выйдя в коридор, девушка, утирая закипевшие в глазах слёзы, вызванные чуткостью госпожи, направилась исполнять её поручение.
Завернув за угол, она нос к носу столкнулась с шехзаде Мехмедом, который внимательно посмотрел на неё.
- Эфсун, что случилось? Почему ты плачешь? Матушка отругала тебя за что-то? – участливо спросил он, взяв её за руку.
Бледное лицо Эфсун вмиг стало багровым от смущения и удовольствия.
- О, Аллах! Ну и видок у тебя. Говори-ка, кто тебя обидел? – настойчиво повторил свой вопрос шехзаде.
Эфсун готова была под землю провалиться, чтобы только Мехмед не видел её такой некрасивой.
- Что Вы, шехзаде, меня никто не обидел, всё хорошо, - прикрывшись вуалью, ответила она, порываясь уйти.
- Ладно, иди, но потом ты мне всё расскажешь, - он поднял вверх указательный палец и отпустил хатун, а сам пошёл в покои матери.
- Сынок, как я рада тебя видеть, - раскрыла ему объятия Хюррем, и Мехмед, поцеловав ей руку, положил голову на родное плечо и закрыл глаза, как привык делать с детства.
- Матушка, да хранит Вас Аллах! – обнял её сын.
- Мехмед, надо признать, что с каждым разом ты склоняешься всё ниже, чтобы достать до моего плеча, - счастливо улыбнулась она, целуя сына в щёку, - и щека у тебя не такая нежная, колючая…- вздохнула она.
- Матушка, Ваш сын вырос и стал мужчиной, - гордо заявил он.
- Это да, родной. Однако настоящим мужчиной ты станешь сегодня, - со светлой грустью заявила она.
Мехмед открыл глаза, и выразительной мимикой отреагировал на слова матушки, которую она, естественно не увидела.
- Матушка, Вы случайно не знаете, зачем повелитель зовёт меня к себе? – стараясь казаться серьёзным, спросил Мехмед. – Локман-ага так официально сообщил мне об этом, почему-то перечислил все титулы отца.
Хюррем так лучезарно улыбнулась, что ею залюбовалось само солнышко, заглянувшее в окно.
- Сынок, я думаю, тебе не стоит беспокоиться, повелитель тебя очень любит. Вероятно, он узнал о твоём первом хальвете и хочет тебя поздравить, - радостно сказала она.
- Ах, вот оно что, да, я и забыл про этот хальвет. Спасибо, матушка, я пойду, не буду заставлять отца ждать, - немного разочарованно ответил Мехмед, ещё раз поцеловал Хюррем руку и вышел из покоев.
Султанша проводила его ласковым взглядом.
Мехмед уверенной походкой приближался к султанским покоям.
- Шехзаде, повелитель ждёт Вас, - склонился перед ним стражник и распахнул дубовую дверь.
Мехмед вошёл, остановился у порога и низко поклонился падишаху.
- Вы звали меня, повелитель? – не поднимая головы, спросил он.
Султан Сулейман оценивающим взглядом окинул сына с головы до ног и не смог сдержать улыбки удовольствия.
Перед ним стоял статный красавец в роскошном кафтане, безукоризненно сидящем на подтянутой ладной фигуре, на гладко выбритых щеках разливался юношеский румянец, тёмные блестящие волосы были аккуратно зачёсаны назад, открывая высокий умный лоб.
Повелитель жестом позволил сыну поднять голову, и его сердце зашлось от отцовской любви, встретившись взглядом с чёрными, как смоль, глазами сына, излучающими глубокий ум.
В этом взгляде не было ни высокомерия, ни гордыни, лишь искренние любовь и почтение.
“Только он достоин продолжать моё дело, дело наших великих предков”, - подумал растроганный Сулейман, но не выказал сильных эмоций, а подошёл к сыну и подал ему руку для поцелуя.
- Сын мой, Мехмед! Мой лев! – величественно обратился он к шехзаде, - я позвал тебя, чтобы сообщить о принятом мной решении. Ты направляешься управлять санджаком Маниса. Как только все необходимые приготовления будут закончены, можешь выезжать. Я слышал, что гарем тебе уже собрали, так что, думаю, месяца через два ты покинешь Топкапы. Завтра на заседании совета дивана я официально объявлю об этом. Ты должен на нём присутствовать, - сказал султан и посмотрел на сына.
Мехмед внешне оставался спокоен, лишь его живые глаза загорелись неистовым огнём.
- Повелитель, своим благословенным решением Вы подарили своему преданному рабу и безмерно любящему Вас сыну великое счастье! – Мехмед потянулся к руке султана, но тот не подал ему её, а крепко по-отцовски обнял.
- Сынок мой, да будет доволен тобой Аллах, как я доволен тобой! – промолвил султан, проглотив комок, подступивший к горлу.
- Отец, будьте уверены, я никогда не подведу Вас и, если понадобится, отдам за Вас жизнь! – горячо сказал Мехмед, прижимая к себе повелителя.
Из султанских покоев Мехмед сразу направился к Хюррем-султан.
- Мама! – ворвался он в её покои, - прости, мама, я не дождался позволения войти, но дело очень важное! – воскликнул он, - надо срочно собираться. Отец отправляет меня в санджак!
- Сынок, я так рада за тебя! Конечно, мы начнём сборы немедленно! Я надеюсь, ты не очень огорчился, что я не еду с тобой? – пригладила она ему торчащий на голове вихор.
- Мама, ты не едешь со мной? Отец мне ничего не сказал. Но я не огорчусь. Нет, конечно, я буду скучать, но во дворце ведь остаются мои братья и сестричка, Вы им очень нужны, они же младше меня, - Мехмед от радости даже не задумался, откуда мать знает, что не поедет с ним в санджак.
- Да, сынок, именно так. Я рада, что ты всё понимаешь. Я так горжусь тобой! Не переживай, мы постараемся собрать тебя в путь как можно быстрее, я же понимаю, что тебе не терпится проверить свои силы в роли губернатора провинции.
- Мама, а что ты думаешь по поводу того, что отец направил меня в Манису? – осторожно спросил Мехмед.
- Сынок, не думай об этом. Мы не вправе обсуждать решения падишаха, - ответила Хюррем.
- Да, мама, ты, как всегда права. Не стану больше тебя задерживать и удаляюсь, - улыбнулся он, поцеловал мать в щёку и вышел.
Постояв минуту в коридоре, он улыбнулся и пошёл в сторону покоев хазнедар.
Переминаясь в нетерпении с ноги на ногу, он ждал, когда девушка откроет ему дверь, но не дождался. Тогда он дёрнул за ручку, попытавшись открыть, но дверь была заперта.
- Эфсун-хатун, Вы на месте? Откройте. У меня к Вам важное дело, - позвал он девушку через дверь, но не услышал в ответ ни звука.
- Ну хорошо. Так, да? Эфсун-хатун, плохо Вы меня знаете, - заявил он, отошёл от двери и быстрыми шагами пошёл к выходу на улицу.
Эфсун притаившись возле двери, всё слышала, и последние слова шехзаде отрезвили и расстроили её. Эфсун восприняла их, как угрозу.
- Глупая! Какая я глупая! Почему я не открыла шехзаде? Не хотела, чтобы он увидел меня такой некрасивой? Да кому нужна моя красота! Теперь меня накажут. И поделом мне! – она подошла к кровати, с размахом уселась на неё и опять расплакалась, сокрушаясь о горькой судьбе.
Шепча сквозь слёзы молитву Аллаху, она взглянула в окно, чтобы вознести взор к небу, и тотчас вскрикнула от ужаса: мужские руки появились на подоконнике комнаты Эфсун, а за ними тёмная голова. Девушка не могла даже встать от испуга, чтобы убежать, и, перестав плакать, в страхе таращилась на окно. Несколько секунд спустя голова поднялась выше и улыбнулась знакомой белозубой улыбкой.
- Впусти! – громко прошептала она.
- О, Аллах! – только и смогла вымолвить Эфсун, подскочила к окну и, немного повозившись, открыла его.
Мехмед, а это был он, подтянулся на руках и легко запрыгнул через подоконник в комнату.
- Шехзаде, Вы могли разбиться! Упаси Аллах! Зачем же Вы…Это мальчишество…- в изумлении без умолку говорила она.
- А почему ты мне не открыла? – резонно спросил он, отряхивая кафтан. – Руки где можно помыть?
- Что? Какие руки? – всё ещё не придя в себя, спросила она.
- О, Аллах! Вот эти грязные руки, - выставил он перед ней испачканные ладони с болтающейся паутиной на рукавах. – Хазнедар-хатун, вели слугам помыть окна, они заросли грязью, - сделал он замечание.
Эфсун, наконец, вздохнула, закрыла глаза, опустила голову и не смогла сдержать смех.
- Ну вот так-то лучше, - проворчал Мехмед, - так где мне умыться? – спросил он ещё раз.
- Идёмте сюда, шехзаде, - позвала она его за ширму, взяв на ходу чистое полотенце.
Мехмед умылся и стал вытирать лицо, а Эфсун не могла отвести от него восхищённых глаз. Но тут её взгляд остановился на его волосах, шехзаде заметил это и нахмурился:
- Что ты там увидела?
- У Вас паутина на ухе, - глотая смех, сказала она и потянулась, чтобы убрать её.
Мехмед перехватил её руку и прижался к ней губами.
- Так почему ты плакала? – прошептал он.
Эфсун стало так хорошо и так жалко себя, такая благость овладела ею, что она, не в силах сдержать эмоции, упала на грудь шехзаде и разревелась белугой.
- Ну вот, опять, - развёл руками Мехмед, потом подхватил её и унёс на кровать.
Покрывая поцелуями её лицо, он шептал ей какие-то слова, но она их не разобрала, потому что её плач заглушал их.
Наконец, выплакавшись, она замолчала, обняла Мехмеда и прижала к себе, целуя его шею, волосы, плечи, не обращая внимания на вышитый золотыми нитями кафтан.
Реакция Мехмеда была мгновенной. Он, не отрывая от девушки горячих губ, одной рукой стал расстёгивать свою одежду, а другой – пуговки на платье Эфсун.
- Мехмед…- прошептала она, - у тебя сегодня хальвет.
- Я помню, - задыхаясь, ответил он, заставив её прийти в себя.
Её душа опять похолодела, она вывернулась из-под юноши и села на кровати.
- Простите, шехзаде, но Вам нужно идти, к Вам сейчас придёт наложница, - сдержанно сказала она.
Мехмед сел рядом с ней, взъерошил себе волосы, взял её за руку и стал говорить:
- Эфсун, сейчас я тебе попытаюсь кое-что объяснить, если ты поймёшь меня, я останусь, если нет – уйду. Я не стану скрывать, что испытываю к тебе сильное чувство, признАюсь, я не понимаю, любовь ли это, потому что просто не знаю, какой она бывает, но, думаю, что именно такой. Кроме тебя мне никто не нужен, мои мысли только о тебе. Однако я не могу преступить традицию и отказаться от хальветов, во всяком случае, сейчас. Ради повелителя и матушки. Придёт время, я стану сам себе хозяин, и мои покои будут открыты только для тебя. Вот и всё, что я хотел тебе сказать.
Мехмед замолчал в ожидании ответа Эфсун.
А она была ошарашена его признанием и не могла поверить, что это правда. “Ах, если бы вернуть всё назад, если бы не моё проклятое прошлое, я могла бы быть счастлива…я сама разрушила своё счастье”, - с горечью подумала она и с такой болью в глазах посмотрела на Мехмеда, что у него пошёл мороз по коже.
- Я Вас понимаю, шехзаде, - дрожащими губами ответила она, - останьтесь со мной.
- Хорошо, моя Эфсун, но когда-нибудь ты расскажешь мне свою историю. Прости, но я не готов сейчас её услышать, - неожиданно сказал он, несказанно удивив её. – Иди ко мне, до этого чёртового хальвета ещё уйма времени, - с досадой сказал он, вызвав на её лице улыбку.
…Утомлённые и счастливые, они уснули, как и в прошлый раз и едва не проспали хальвет.
Мехмед бегал по комнате, то за ширму умыться, то искал свой тюрбан, Эфсун бегала с кафтаном за ним следом, пытаясь сунуть его руку в рукав.
Наконец, возле двери они поцеловались, и он бросился в свои покои.
Эфсун быстренько умылась, оделась и вышла в коридор, якобы, по делам, а сама караулила, когда к шехзаде пойдёт наложница, а, главное, когда она от него выйдет.
Имитируя деловой вид, хазнедар вышагивала по коридорам дворца и, наконец, заметила возвращавшуюся от шехзаде хатун. Хальвет не продлился и часа.
В радостном настроении Эфсун вернулась в свою комнату, села за стол, взяла перо, бумагу, розовую тесьму и стала писать послание Махидевран.
Закончив, она тихонько вышла из комнаты, прошла по лабиринтам коридоров, вытащила нужный камень в стене, огляделась, положила туда послание и вернулась к себе.
Она и не заметила, что за ней следили два острых девичьих глаза.