Утром в среду из командировки на Дальний Восток вернулся жених и будущий, теперь уже не состоявшийся, муж актрисы Балашовой Кирилл Прокосов. Его сразу же вызвали на допрос и привезли в УВД около полудня. Следователь Егор Зайцев, который вёл это дело, пригласил к себе в кабинет, как только там появился Прокосов, полковника Султанова.
- Проходите, садитесь ближе к столу, - предложил полковник, вошедшему молодому человеку.
Он был высок ростом, лет тридцати, неуклюжий с большими руками, которые всё-время чего-то искали и были беспокойными, выпуклыми глазами и лошадиным лицом. Его волосы, коротко остриженные и прилизанные на затылке, были какого-то неопределённого серо-жёлтоватого оттенка. Прокосов остановился в дверях, будто размышляя пройти или нет, на то место, на которое ему указал следователь. Он, подумав, всё-таки прошёл к окну и сел напротив Султанова. Зайцев устроился за соседним столом и стал с любопытством разглядывать этого визитёра. При всей его неприглядной внешности костюм на нём был первоклассным от иголочки и очень дорогой.
- Мы приносим вам соболезнования от имени наших коллег в связи с трагической утратой, - начал Султанов. - Теперь нам нужна вся картина ваших отношений, чтобы скорее найти убийцу, вот поэтому вы и здесь.
- Я слышал, что подозреваемый уже есть и он арестован, - произнёс Прокосов низким баритоном. - Что-то не так, или взяли не того? Понимаете, я научный сотрудник технологического института, привык к точным ответам и действиям.
- Мы тоже к ним привыкли, - не смутился его словами Зайцев. - Я веду дело по убийству вашей невесты и хочу от вас, тоже точных ответов!
- Я вас внимательно слушаю, - спокойно произнёс Прокосов, но было заметно его волнение и неопределённое состояние.
- Вы с Балашовой давно состоите в близких отношениях? - был первый вопрос.
- Мы одноклассники с Людмилой, вместе учились в школе, вместе дружили, потом каждый пошёл своей дорогой по жизни, но вот четыре года назад всё изменилось. Я развёлся, она ещё была свободной... Была!.. Как непривычно и скорбно для меня это слово!.. Простите. Не привыкну никак, что её уже нет, - мужчина потёр покрасневшие веки.
- Значит вы знаете её круг знакомых, друзей, если общались так тесно со школы? - Зайцев старался в вопросах зацепить самую суть.
- Да, разумеется. Люда была очень общительным человеком, из-за этого у нас даже споры возникали. Она всегда куда-то спешила, бежала, будто боялась не успеть... Её окружали поклонники, друзья, просто знакомые, которые всегда стремились попасть в её круг общения. Актриса всё же! Это для кого-то бывает очень лестно.
- Кроме вас, мужчины были у неё в близком общении, - Султанов тут же поправился, - я имею ввиду не то, что вы подумали и сразу на меня глазами засверкали, а людей вашего круга мужского пола, кто к ней был близок.
- Да, конечно, это многочисленные поклонники... Цветы таскали, звонили по телефону, так надоедали, что она несколько раз меняла телефонные номера. Небось, её уже вся станция связи знает, - последовал ответ.
- Скажите, кто-то мог из них представлять для неё угрозу? - задал вопрос Зайцев.
- Как маньяк, что ли? - подпрыгнул на стуле Прокосов. - Нет, таких ненормальных в нашем окружении не было. Вам все это подтвердят. И у нас и у неё вполне культурные семьи, родители, которые тоже не на помойке валяются, очень образованные интеллигентные люди, и окружение соответствующее.
- Теперь пожалуйста, всех поимённо её близких подруг, друзей, знакомых выпишите на отдельном листке, - Султанов протянул Прокосову через стол чистый лист бумаги.
Допрос шёл ещё с пол часа, а завершился неожиданным образом - Прокосову стало вдруг плохо, ему вызвали врача из медсанчасти при УВД, который сделал ему укол успокоительного и попросил следователя отвезти его домой на служебной машине, чтобы не толкаться в жарком транспорте в тесноте и духоте.
- Так или иначе, Егор, надо ехать к нему домой и опрашивать родителей про их отношения, что-то мне не нравится в его поведении, будто чего-то недоговорил, - произнёс Султанов.
- Пожалуй, - согласился Зайцев. - Пошлём туда сладкую парочку?
- Нет, они уже в театре с утра, я отправил их на опрос театрального руководства и коллег по работе, а потом уж всё остальное!.. Почему они? - хитро улыбнулся Султанов.
- А кого ещё? Кто тут есть-то из опытных следаков? Павлов и Богуславский только на побегушках были всегда у Жигулина, они же сами, по сути, только дежурные опера. Это уж когда сотрудников не хватает, мы их привлекаем к опросу, а так ведь Славик с Игорем всегда отдувались за всех. Как они, кстати?
- Славика выписывают через два дня. Его на больничный на неделю ещё отправляют, чтобы на процедуры походил в поликлинику, но он не хочет. Говорил я с ним, так он заявил, что сразу на работу выйдет, - ответил Султанов.
- Это хорошо... А Игорь?
- Там дело похуже. Надя вся извелась. Наташка рассказывает, что шибко плачет и переживает. Одно то хорошо, что брат с моей красавицей приехали. Всё будет тут не одна!
- Да уж, красавица!.. - Зайцев передёрнул плечами и скосил глаза на полковника, скривив губы. - Вот уж не ожидал я такого форс-мажора от них обоих... Не ожидал!.. Как-то всё не правильно получилось, не так как должно!
- А как оно должно, ты знаешь? - разозлился Султанов. - Ладно, хватит тут ля-ля разводить!.. Дел ещё выше шапки, а он завёлся с утра.
Полковник недовольно взглянул на кучу папок на столах и подоконнике, указав глазами Егору Афанасьевичу на неоконченные отчёты по дополнительным экспертизам, которые всё ещё приходили по делу "Головастика". Это дело художника-маньяка, как и полагал Султанов, ещё долго будет аукаться им всем, в том числе и краевому начальству. Но сейчас был олимпийский год и такие вещи, как правило нужно было замолчать, хотя бы по части престижа, и дело вскоре засекретили. О нём знало лишь руководство Ростовской области и Краевое управление внутренних дел.
Они вышли из театра в самую полуденную жару и отправились по нужным адресам. После посещения двух квартир в центре города, Наташа и Терещенко не выдержали и остановились на отдых в Центральном парке у фонтана, под навесом летнего кафе. Егорова и майор были одеты по летнему в форменки, без кителя, только в гимнастёрках, но они всё-равно не спасали от жары и неприятно липли к телу. Наташа несколько раз уже одёргивала форму на спине, по которой катились градины крупной испарины. Она сидела под зонтиком, продолжая изучать адреса и показания в своих записях:
- Жаль, что не всех сегодня удалось застать в театре, - сетовала она. - Как бы хорошо было поговорить с их главным режиссёром.
- Как поговоришь-то? Он с труппой на гастролях, в Таганрог повезли новую молодёжную программу на фестиваль, - Терещенко разливал минералку по бумажным стаканчикам.
- Может по мороженому съедим? - спросила Егорова и вдруг почувствовала, как у неё забилось сердце в висках, всё сильнее и сильнее. - Я от этой жары совсем сегодня разморилась, - произнесла она с улыбкой.
- Можно, но только осторожно... По такой-то жаре будет горло болеть. Ничего? - майор рассмеялся.
- А мы ему не скажем, горлу, - тоже улыбнулась на это Егорова.
- Ладно, понято! - Александр вскочил со стула и прошёл к буфету.
Он принёс две вазочки с мороженым в виде круглых шариков и придвинулся поближе к Наташке:
- Значит у нас осталось ещё четыре адреса, в основном её близких подруг и одного учителя, театральная администраторша сказала, что этот пожилой музыкант с ней конфликтовал ещё зимой. Надо узнать причину.
- Учитель музыки? - Наташа смотрела на майора вопросительно. - Почему?
- Ну, она ведь ещё и хореографией тут занималась, по музыке её учили на пианино играть... Актриса, одним словом! - Александр взял Наташину руку и приложил пальцы к её запястью. - Сердце у тебя что-то разыгралось. Тахикардия, что ли от жары началась? Вон и побледнела, Наташка!.. Даже через твой загар видать эту бледность. Ты, чего это?
- Когда сходили с трамвая перед парком, я ногу подвернула, теперь болит, - оправдывалась она, но чувствовала, что не в ноге дело. Где-то на левой стороне щеки, будто надувалось что-то под кожей и начинало сильно ныть, а теперь после съеденного мороженного совсем разболелось. Зубы были её трагедией, и если она их застудила холодной водой и мороженым, это на долго, но не надо показывать виду, а то вдруг Саше заблагорассудится отвезти её к врачу, а это настоящая катастрофа! - Нет, нет, я в порядке!..
- Ну, как в порядке-то? - он продолжал её разглядывать со всех сторон. - Болит что-нибудь, а Наташ? - Терещенко сел ещё ближе и прижал её за плечи к себе.
- Ничего, просто немного посидим, отдохнём и пойдём по адресам обратно... А ноге уже не больно, - она демонстративно поднялась и прошла вокруг стола. - Ничего, уже всё прошло, - она потрогала незаметно при этом свою чуть припухшую щеку и поцокала языком.
- Ладно, сейчас отберём то, что ближе от парка, а потом уже по дальним пройдёмся, - Терещенко открыл блокнот с адресами.
- Давай сперва к учителю этому, - предложила Егорова, но майор, поглядев на адрес, ответил:
- Нет, его на самый конец опроса оставим... Говорят, что он в городе, значит дома застанем.
- Почему на самый конец? - не поняла Наташа.
- Потому что он на отшибе живёт за Электротоварами, на улице Сажина, - был ответ, который сразил её своей неожиданностью.
Наташа долго соображала, что её так взбаламутило в этом адресе, а потом тихо проговорила:
- Это там, где Массальская? Это на её улице?
Александр небрежно бросил, будто не заметил её нервного взгляда:
- Массальская в доме десятом, или двенадцатом проживает... Вот, уже и не помню в каком, хоть мы с тобой туда и ходили много раз... А этот учитель в доме номер два, у самой остановки в начале улицы получается.
Наташка побледнела ещё больше, щека начинала гореть и десна явно воспалилась. Она схватилась рукой за левую сторону и отвернулась. И всё-таки, её немного смутил этот последний на сегодня адрес. Она села поудобнее на пластмассовом стуле и тяжело задышала, чтобы прекратить боль. Егорова вдохнула поглубже и напряглась.
- Наташ, ты чего? - майор явно понимал, что с Егоровой что-то не так. - Ты, наверное, сильно на жаре устала? И сердце, вон, колотиться, как у зайца... Слушай, давай я один туда схожу по этим оставшимся...
- Нет-нет, я с тобой, мне не тяжело... Только сейчас немного отдохнём, - она передёрнула щекой и залилась нездоровым румянцем.
- Слушай, Наташ, иди домой!.. Я тебя на сегодня отпускаю. А то и нога и сердце от жары, иди, а? Сейчас я посажу тебя в автобус, а сам отправлюсь дальше по адресам, - он сложил в блокнот все бумажки и закрыл его в планшет.
- И на Сажина, тоже поедешь сам, без меня? - спросила она, как ему показалось немного укоризненно.
- Конечно, а что тебя так смущает? - он поднялся из-за стола и потянул её за рукав. - Идём, я провожу тебя на автобус.
- Я не хочу, мне уже лучше, - но сама чувствовала, что боль в щеке лишь усиливается, но не нужно подавать вида, чтобы Саша узнал о её проблеме, вот она и хорохорилась. - Я с тобой!
Он остановился на парковой дорожке:
- Нет, - твёрдо произнёс он, - я же вижу, что тебе нехорошо. Иди домой, Наташка!.. И не возражать мне, - он схватил её за руку и потащил к автобусной остановке.
Самым интересным собеседником за сегодняшний день можно считать этого самого учителя музыки. Дуленков Родион Фомич был дома, когда к нему позвонил в квартиру Терещенко. Он охотно, даже с радостью принял милиционера в своём доме и усадил за стол.
- Прохладный зелёный чай, как раз сейчас кстати в такую жару, молодой человек, - Дуленков с улыбкой разливал по чашкам ароматную жидкость и раскладывал по тарелочкам овсяное печенье. - Очень приятно поговорить с вами, сотрудником уголовного розыска. Но вот повод весьма печальный. Я знал Люду ещё со школьной скамьи, она у меня с пятого класса музыкой занималась, а потом когда стала работать в театре, мы с ней тоже встречались, когда она просила у меня уроки музыки по классике. Ей это было для работы необходимо... Но ссорились, и такое бывало, не без этого... Ей всё казалось, что она может лучше и больше играть, а я в этом сомневался, потому как никогда не был сторонником натужного ритма, от которого потом возникают всяческие контрактуры рук.
- С кем она дружила, не припомните? - Александр расстегнул галстук и свободно откинулся на спинку стула.
В затемнённом помещении по шторкам гулял прохладный ветерок, тёмная сторона комнаты предполагала некоторую свободу от дневного пекла, тем более что солнце уже скоро уходило на покой в воды Таганрогского залива. Дышать становилось легче, Терещенко даже улыбнулся от такой сладкой прохлады.
- Дружила? - переспросил Дуленков. - А с кем она не дружила только... Там разные типы вокруг крутились, один помню, даже был милиционер, вот в такой форме, как у вас, - понятно, что он имел в виду Солошенко. Терещенко на это промолчал и ждал дальнейших разъяснений. - Потом как-то она поссорилась со своей подругой детства Майкой Пахоменко, тоже из-за парня, но там всё оказалось прозаично. Майка её приревновала зря, такой как этот чудак Викентий, вряд ли ещё кому-то попадётся на пути, а тем более никого никогда по-настоящему не заинтересует.
- Почему же? - улыбнулся майор своей пленительной улыбкой.
- Слишком он самолюбив и никогда не прощает никому обид и слабостей, а на женщин всегда смотрит с убеждением, что его все непременно должны любить и уважать, а он над ними стоит королём и выбирает свой гарем! - заключил Дуленков со смехом. - Бывают ещё такие типы! Им всё кажется, что они и впрямь не отразимы, а если на него кто-то не посмотрел, то тут же есть нужный ответ, что это он сам отверг такую непонятную девицу и она ни чуть его внимания не стоит. Сноб, одним словом. Но только Люда к нему не питала никогда никаких чувств, и её подруга потеряла потом всякий интерес.
- И где этот товарищ проживает? - спросил Александр, заинтригованный таким ответом учителя.
- Дам адрес, он электрик в местном ДК. Там и работает, а живёт на Раздольной...
Дальше были рассказы о музыке и музыкантах, да такие упоительные, что Терещенко заслушался, хоть и не испытывал ни малейшего желания опоздать домой. Его беспокоило состояние Наташи, почему она так отреагировала на адрес этого учителя? Ну и что, что улица Сажина? Что здесь никто кроме Массальской и проживать-то не должен?
Александр стоял на остановке, когда уже солнце опустилось за крайние строения и улица погрузилась в синюю палитру вечерних сумерек. Он глянул на другую сторону улицы, на дальние дома, видневшиеся отсюда, но не испытал никакого желания пройтись там пешком, чтобы вспомнить свою симпатию Елену Сергеевну. Он зябко передёрнул плечами, улыбнулся каким-то своим далёким мыслям и повернулся к подходившему автобусу.
Он придя домой, прошёл в кухню и сел за стол рядом с Султановым:
- А Наташка где? - спросил он улыбнувшись.
- Что-то ей не здоровиться, легла сегодня пораньше, даже не стала с нами ужинать, - кивнул головой полковник на дверь в Наташкину комнату.
Александр быстренько поднялся и прошёл к ней. Он подошёл к разобранной постели, наклонился к её голове. Она спала, отвернувшись к стенке, прижавшись больной щекой к подушке. То, что у неё болел зуб, Александр не догадывался, он только похолодел весь, когда подумал, что Егорова на него просто обиделась, из-за того, что он отправил её домой и не взял на опрос на улицу Сажина. "Да нет, это ерунда какая-то!" - про себя произнёс он и, наклонившись, поцеловал её в макушку.
Наташа не спала, она слышала, как он вошёл, но не подала виду. Это даже хорошо, что он её сегодня отпустил домой. У Егоровой резался верхний зуб мудрости. Тот прежний, ещё зимой доставил ей немало хлопот, но там был нижний, а верхний, врач предупредил, будет болеть сильнее и выписал специальное лекарство для полоскания рта и дёсен. Она зашла и купила сегодня это средство в аптеке, тайно полоскала им свой разболевшийся зуб, ведь пока он не прорезался, его даже удалить-то нельзя. А болел он сильно, даже рта раскрыть было невозможно, как только губы натягивались, то в десне будто резало и жгло всё до основания, вот она и промолчала сегодня весь вечер, чтобы не шепелявить. И потом, что беспокоить людей напрасно? Завтра утром будет легче, так она думала...
В кухне Султанов спросил:
- Какие итоги сегодняшнего дня можешь мне предоставить, какие новости есть?
- Особо никаких, - ответил Александр, снимая с себя форменку. Он прошёл в ванную, умылся и вышел оттуда с влажным полотенцем на плечах. - Тут лишь одна деталь меня беспокоит... - он сел за стол. - Это то, что все, кто был в пятницу в театре ничего подозрительного не заметили и никого чужого тоже...
- Ты хочешь сказать, что тот человек, которого мы ищем, настолько свой, что на него просто внимания не обратили?
- Точно, это и хочу сказать. Не обратили внимания, потому что видели лишь знакомые лица, как и в этом случае, когда ни музыканты, ни вахтёр не заприметили никакого чужого. Если бы этот шестой приходил в театр первый раз, то уж на вахте бы служащий отметил это про себя, и записал бы в книгу отметку, а то, мол, все свои прошли и только. И в зале на репетиции были только свои, и Славкина мама никого постороннего не встретила, поэтому вывод - кто-то был настолько знакомый, что на него не положили глаз. Пришёл и всё! Я ещё раз сейчас погляжу схему, - полушепотом добавил Александр. - А завтра утром надо посетить одного электрика из ДК, очень интересный тип.
Он расстелил на столе то, что они чертили с Наташкой в первый день своего расследования и углубился в изучение этих чертежей и графиков.
Ровно в шесть утра Александр проснулся и поглядел на Наташку. Она лежала в той же позе, что и вечером, когда он засыпал, уставший с припухшими глазами, после изучения схемы. За ночь она даже не развернулась к нему против правил. Он прикоснулся до её лба ладонью. Нет, всё было в норме, температуры нет!
- Спит ещё, не буду будить, - прошептал он и поднявшись с постели, стал собираться на работу.
- Куда в такую рань? - спросила у него Елизавета Юрьевна.
- Я по холодку пройдусь пешком к ДК, там уже с утра сегодня собирались ставить декорации, поговорю там с рабочими и мастерами сцены. Надо опрашивать как можно больше людей. В этом деле любая зацепка играет на пользу, - весело ответил он. - А Наташка пусть сразу идёт в УВД, там Евгений Петрович нашёл ей подходящее дело, а то она жаловалась вчера, что ногу подвернула. Не надо ей сегодня по адресам со мной бегать, я возьму кого-нибудь из дежурки... Павлова, например!
- Ты хоть присядь и поешь как следует, а то всё на бегу, и на целый день, - бабушка повязывала фартук, вставая у плиты. - Что тебе приготовить, оладьи разогреть или Мишкину кашу будешь?
- Давайте кашу! - он уселся у открытого окна и с улыбкой посмотрел на это солнечное утро.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.