Если найти виноватых, становится не так больно.
В последние две недели клиенты приносили истории, которые условно можно было бы объединить, как истории о неслучившемся горевании. Впрочем, часть историй можно было объединить и под другим ключевым словом — под словом «вина». А ещё депрессивным периодически веяло. И вроде бы, логически мне и с тем, и с другим, и с третьим всё примерно понятно. И не только на уровне логики. Но какой-то крошечной детальки паззла не хватало. Причём, не хватало не в конкретных историях, а для себя.
Неприятно долго вариться в этой неясности. Варюсь, жду, пока из всей этой неясности постепенно начинает что-то проявляться Гораздо легче, когда сразу видны чёткие очертания, и можно всё назвать, обозначить. А хоть и ошибочно. А хоть и неточно. Зато я уже снаружи, я уже и не варюсь, я варю.
Вспомнила дедушку Фрейда с его меланхолией и гореванием. И про то, что депрессия — это неспособность дать развернуться процессу горевания. И про то, что депрессия, она про агрессию, которая вместо того, чтобы развернуться в сторону неподходящего мира, сворачивается внутрь себя. И даже про то, что работа горя не может начаться из-за нарциссических процессов: «Как это так, я что-то потерял, и оно больше и не моё, и не в моей власти?»
И вот, вроде, всё понятно. Но непонятно. Потому что не переварено. Как формула на доске, которая, вроде, проста, но как-то ни о чём, пока остаётся набором цифр, символов и условных единиц, а не становится отражением какого-то знакомого процесса.
В общем, пошла я в поисках ясности в супервизию. Не только же кейсы туда носить. Прихожу и говорю: «Не понимаю я ничего про это ваше горевание». Снова помянули дедушку Фрейда, всё тот же его труд разложили по полочкам, кейсы по теме подтянули... Стало красивее. И даже понятнее, что делать и как работать. Но как с формулой на доске.
Я разозлилась и пришла с этим вопросом в терапию. Сначала, вроде, с другим пришла, а потом ни с того ни с сего выдала: «Не понимаю я ничего про это ваше дурацкое горевание. И про своё не понимаю. И вообще». «Почему нельзя просто взять и отгоревать? Что за ерунда такая? Почему можно случайно попасть в горевание через резонанс с кем-то, через случайно обнаруженный телесный процесс, но нельзя как-то волевым решением? Только не надо мне про дедушку Фрейда. И про протоколы не надо. Мне не помогает понять. Причём, вроде как, было понятно раньше, но как будто улетучилось куда-то, а вернуть не могу!» — говорила я, злясь, и снова было интересно и увлекательно, местами больно, но понятно не стало.
Покрутила-повертела тему самостоятельно. Вернулась к родимому гештальту, где любая потребность в идеале либо должна быть удовлетворена, либо не удовлетворена, и в этом случае невозможность удовлетворить необходимо отгоревать, иначе мало ли куда этот импульс, направленный на удовлетворение потребности отправится, а вдруг, не по адресу, а вдруг, соматизируется. Вроде, всё понятно. Но всё равно, как эта дурацкая формула, которая просто набор циферок с буковками.
Вспомнила прекрасные стадии горевания, которые неплохо ложатся на цикл контакта. И непонятно, как здесь вину привязать. Точнее, понятно, но на уровне сухой теории. Вспомнила любимую теорию парадоксальных изменений, которая про то, что для изменений нужно сначала принятие. И даже понятно, зачем вина, ведь виноватым быть легче, чем каким-то таким, которым себя принять невозможно. Вроде, понятно, но всё ещё на уровне сухой теории. А было-то понятно изнутри, на себе. Было, да сплыло.
«Наверное, во мне что-то поломалось, и мне не дано», — решила я для себя. Потом решила, что работать мне отсутствие ясности не мешает, и вообще, может, ещё прояснится.
А сегодня я стояла в душе, мыла голову и думала о том, что моему младшенькому, которому в грядущем сентябре исполняется семь лет, всё-таки, все специалисты советуют ещё годик побыть в саду, а не идти со всей группой в школу. Вроде как, ничего страшного нет в том, чтобы продлить детство на год. Мне так даже и удобнее будет во многом. Вот только ребёнку будет тяжело: он всегда и во всём стремится всех обогнать-перегнать, а тут все вперёд него в школу пойдут. Он при моих попытках на эту тему заговорить сразу в слёзы.
Средняя моя девица говорит, что жалеет о том, как я в своё время повелась на её слёзы и не оставила ещё на год подождать, пытается донести свой опыт до брата. А старшая, у которой с младшеньким много общего, говорит, что она его понимает. А на днях и вовсе сказала: «Вот ты была отличницей с синдромом отличника, а ты представь, каково иметь синдром отличника в теле троечника».
Я знаю каково быть троечником с синдромом отличника. Хорошо знаю. Помню. По себе. Именно потому, что знаю, не могу пожелать такое своему ребёнку. Но при этом как-то он у меня растёт именно таким. Сложно не заметить, как маленькому человеку с этим тяжело. Хотя, он старается, чтобы никто не замечал. И это тоже результат в том числе моих материнских провалов. И вот я мою голову и думаю обо всём этом. Думаю и начинаю себя виноватить. «Что я за мать, вообще?» «Как я могла?» И прочее в том же духе. периодически какая-то часть меня пытается робко оправдаться, объясняя что-то там про ресурсы, обстоятельства, неспособность там и тогда поступать иначе... Той, которая вовсю ругает, неинтересны оправдания.
В какой-то момент проявляет себя эдакая наблюдающая часть. «Зачем ты сейчас себя сожрать пытаешься? Чтобы что?» — спрашивает она. Лучший способ проверить, зачем нужно то или иное действие, — остановить его. В момент этой остановки всё прояснилось — прекратив раздувать чувство вины, я почти мгновенно попала в то самое горевание о том, как где-то там и тогда находилась настолько на своём дне, что готова была хоть отдать, хоть даже более радикально избавиться от этого ребёнка и не только от него.
На уровне логики я давно понимала, что быть виноватой матерью мне проще и легче, чем какой-то такой, которую я обозначала, как «плохую мать». Причём, эта виноватость мне часто изрядно мешала. Вина же подразумевает компенсацию ущерба, а когда она раздута до необъятных размеров, тут и парочки своих жизней не хватит.
На уровне логики я давно понимала, зачем мне вина. Сегодня пришла ясность на уровне тела, на уровне эмоциональных переживаний. Это не просто про сложенный паззл, это про тот самый новый кусочек опыта.
Вина, как способ не погружаться туда, где больно. Как способ не быть той, которой быть невыносимо.
Так вот, зачем бывает нужна вина. Так вот, как она может быть способом не дать развернуться работе горя и принятию.
Пока писала этот текст, несколько раз прерывалась то на одни дела, то на другие. Сейчас даже рада тому, что не смогла закончить сразу, потому как в процессе в какой-то момент вспомнила адресованную мне в первую учебную двухдневку на второй ступени фразу, которая была как раз про тот период: «Так ты проживи себя такой». Очень тогда хотелось орать в ответ, что я не понимаю, как это сделать, что это значит, почему я не могу, как понять, что я проживаю. Эти вопросы остались неозвученными. Меня тогда при приближении к теме так размотало, смотало обратно, а потом ещё раз несколько, что было не до вопросов. При этом какой-то частью себя я ещё и поспорить хотела. Доказать, что всё-то у меня там прожито и проработано. Может, в чём-то другом и нет, но не в этом. Ну-ну.
