Оглавление
В тихой прохладе каменных сводов подземной Церкви Алтума, скрытой от выцветшего и опасного мира вверху, Глицин заходил в неё каждый раз, испытывая приятные чувства, как будто мир еще не потерял своих красок. Лаванда, сияющая светом утраченного солнца, стояла у алтаря, погруженная в свои мысли и молитвы за спасение людей, живших в тени веков.
Глицин скользил по мраморному полу церкви, тихо, чтобы не потревожить ту, о которой он столько раз задумывался в своей лаборатории. Он заметил тревогу в ее глазах, когда она обернулась, ощутив его приближение.
- Лаванда,- начал он, голос его был мягок и ласкающий, - Ты как всегда прекрасна. В этих тенях твоя улыбка как маяк для потерянных душ.
Лаванда расслабилась, улыбка озарила ее лицо.
- Глицин, ты всегда умеешь сказать что-то приятное. Как твои исследования? Есть ли прогресс в поиске лечения?
Глицин немного прикоснулся к ее руке, искренне надеясь успокоить своим касанием.
- Да, мы находимся на пороге открытий. И, возможно, споры...они и станут нашим лекарством.
Она вдруг отстранилась.
- Ты кажешься слишком спокойным по этому поводу. Мы должны бороться с ними, а не искать в них какие-то положительные стороны.
- Но разве не ценна любая жизнь? - тихо возразил Глицин. - Споры принесли мне новое понимание, они... раскрыли для меня другие уровни восприятия.
Лаванда усомнилась, ее брови слегка сдвинулись в тревожной гримасе.
- Глицин, скажи мне правду, как ты себя чувствуешь?
Глицин подошел ближе, его глаза теперь искрились необычным блеском.
- Я чувствую связь, Лаванда. Я вижу мир глазами коллектива. Это великолепие, которое невозможно понять изолированно.
Она сделала еще шаг назад.
- Это не ты,- сказала она твердо. - Я знаю, что что-то не так. Не подходи ко мне, Глицин.
Но он продолжил, окутанный заблуждением, теперь с привкусом отчаяния.
- Подумай только, мы могли бы стать частью чего-то большего. Вместе, Лаванда, мы могли бы...
- Стоп,- перебила его Лаванда, голосом, в котором переплетались тревога и решимость. - Я не допущу, чтобы ты отравил меня своими фантазиями. Что бы ты ни видел через эти споры, это не реальность.
Глицин вдруг остановился, заметив напряжение в ее фигуре. Он видел, как сила ее убеждений отражалась в каждой черте ее лица.
- Лаванда, я не смогу без тебя.
Ее глаза смягчились, но она осталась непоколебимой.
- Ты уже без меня, Глицин. Споры забрали тебя. Пощади меня хотя бы от своего обмана.
- Лаванда, - начал он с опустившимся взглядом, - Я никогда не чувствовал себя так ясно. Пришло прозрение, как будто я вновь могу видеть солнце...
- Ты играешь с неизведанным, Глицин, - тихо, но твёрдо ответила она, - Жизнь под землёй оберегла нас, сберегла крохи человечества. Ты ставишь всё на карту ради... ради чего? Иллюзии?
Он поднял голову, смотря на неё так, будто его глаза отражали забытые миры.
- "Доза № 6/3" – это не иллюзия. Оно впитало в себя суть наших открытий и испытаний, и теперь – это выход, Лаванда. Гармония между нами и этим новым миром. Разве ты не хочешь, чтобы мы освободились от цепей страха?
- Гармония? Глицин, проснись!- Её голос нарастал, словно эхо сотрясало подземные своды. - То, во что ты превращаешься, уничтожит тебя. Уничтожит нас. Эти споры – часть мира, который нас отверг.
Глицин улыбнулся, словно смотря на ребёнка, пытающегося понять непостижимое.
- Мы построили Алтум, чтобы жить. Споры не отвергнут нас, они увидят в нас союзников. Я уже чувствую это взаимопонимание, моё тело словно единое с ними. Это – эволюция, моя дорогая.
Её пальцы обхватили каменные украшения на своём шее, в поисках утешения от холода камня.
- А что, если это не эволюция, а исчезновение? Самосохранение – наш древнейший инстинкт. Помнишь, ты учил меня этому?
- Именно потому я принял это решение. Наше самосохранение нуждается в новых горизонтах, и споры покажут нам их. Представь: мы будем жить в новом равновесии – более мощные, наделённые способностью выживать наверху и в Алтуме.
- Ты не можешь просто "пробудить споры" в каждом из нас. Мы не твои крысы в лабиринте, заставляемые идти, куда ты захочешь!- Лаванда взволнованно шагнула вперёд. В её глазах танцевал страх и боль.
Сделав ещё один шаг к Лаванде, Глицин взглянул на неё с нежностью и раскаянием. Споры в нём уже пробуждались, нарушая его былую психологию.
- Ты всегда вдохновляла меня на поиски цели. Я думаю, я нашёл, в этом симбиозе. Если бы ты только почувствовала это...
- Такого Глицина я не знаю! - Она оттолкнула его, и в её голосе послышалась мольба. - Это споры заставляют тебя так думать. Пожалуйста, пока ещё не поздно, ищи другое решение. Не делай этого ради меня, если нельзя сохранить старого Глицина.
- Изменения неизбежны, как и необходимы. Ты увидишь, сколько я смогу сделать для нашего любимого Алтума. Мы обретём свободу,- продолжал Глицин, протягивая к ней руку в последней попытке склонить к разделению его вида.
Лаванда отступила, слезы блестели на её щеках, словно прощальный дар.
- Если ты совершишь это, Глицин, мы потеряем не только тебя. Потеряем возможность выбора. Потеряем нашу сущность.
Глицин вздохнул, принимая непоколебимость её решения. Связь и гармония уже развившегося коллективного разума заставляла его идти дальше – вопреки любви, дружбе, человечности.
- Ты всегда верила в свое божественное предназначение, Лаванда,- продолжил Глицин с искрой горчинки в голосе, - Но всё, что ты делала... это было мошенничество. Ты не более чем подручный в моей игре.
На мгновение у Лаванды помрачнело лицо, но она восстановила контроль над собой.
- Чего ты пытаешься добиться, Глицин? Ведь моя миссия была исцелением, несением света...
С усмешкой и чуть заметной жалостью в глазах Глицин продолжил:
- Твоё 'исцеление'... Ты даже не понимала, что давала им яд. Расскажу тебе секрет, Лаванда: лекарство, которому ты доверяла, ни что иное, как носитель спор, которое я создал.
Лаванду охватила паника и недоверие, она пыталась найти в его словах ложь. - Это невозможно, ты... ты не мог сделать это! Мои исцеления... они настоящие!- С каждым словом её глаза расширялись, а сердце учащенно билось в груди.
- О, они были настоящими, Лаванда. Но не такими, какими ты думала,- продолжил Глицин, его интонация становилась более гневной, ощущалось его раздражение по этой игре, которую он вынужден был вести.
- Ты думала, что спасаешь их души, в то время как я спасал их умы для будущего. Они сейчас спят, ждут моего сигнала, ведомые спорами, что ты помогала распространить.
Лаванда отшатнулась назад, опираясь на холодный металл стены.
- Но... что с ними теперь станет? Они же мои люди, моя паства!- Она почувствовала, как её мир начинает распадаться, расколотый изнутри откровением, что она была орудием в чужих руках.
- Их кровь, Лаванда, будет на твоих же руках, ибо именно ты давала им тот яд каждый день. Их сны сейчас глубоки и темны,- сказал Глицин с удовлетворением постепенно проявляющимся в его голосе.
- Как ты мог... У нас было всё, мы могли создать новый мир вместе!- Лаванда казалась уже сломленной, слезы начали стекать по её щекам, какого цвета теперь была её аура...?
- Создать новый мир, а?- Глицин почти холодно рассмеялся.
- Я создал вас, Лаванда. Я создал новый мир с помощью науки, технологий и спор, а ты... Ты просто предала свое истинное призвание – нести истину.
Взгляд Лаванды тускнел, и Глицин понял, что он уничтожил последний остаток теплоты в её сердце. Но он знал, чего хотел достичь: абсолютного контроля и бесспорного лидерства над подземным миром.
— Лаванда, моя дорогая, пора проснуться от твоих религиозных грёз и посмотреть правде в лицо, — начал Глицин, и голос его дрожал от ярости, смешанной с болью. — Твой божок, твоя вера... ты думала, что делаешь благо. Укрепляешь души, спасаешь от отчаяния, но ты так же, как и все они, была слепа.
Лаванда, не скрывая растерянности, искала в его глазах хоть тени гнева, но находила только сожаление. Её губы трепетали, она собиралась со словами.
— Глицин, я всю жизнь боролась за их души, за их надежду на будущее! Как ты можешь говорить такое? — голос её дрогнул, и на глаза навернулись слёзы.
— Ты боролась за иллюзии, Лаванда! Ты поила их ложью, а я... — он сделал паузу, злость в нем уступила место холодному трезвому расчёту, — я вливал разум в эти омрачённые миражами сознания.
— Это невозможно... — она покачала головой, отказываясь верить.
— Возможно и вот что ты сделала. Ты отравляла их, Лаванда! И я помогал тебе. С каждой дозой твоего "целебного" зелья, споры проникали всё глубже в их сущность, делая их зависимыми, готовыми к пробуждению.
— Нет, нет! Это не могу быть я... — Лаванда почти шептала, не в силах поднять глаза на Глицина.
— Но это ты, любимая. Это ты, — Глицин словно толкал ее в пропасть, его голос зазвучал монотонно. — А теперь, когда правда на поверхности, твоя паства, вероятно, ужасно страдает, спрятавшись по углам.
Он мог видеть, как Лаванда страдает, сложив ладони на лицо. Она была ошарашена, потеряна в своем бесконечном мучении, пытаясь переплести вместе те нити реальности, которые так жестоко искажались откровениями Глицина.
— Я... что я теперь должна делать? — Её слабый голос уже звучал безнадёжно.
— Ничего. Ты уже сделала добро, даже не понимая этого, — ответил он, и неожиданно в его голосе послышалась тень удовлетворения. — Их разумы готовы к новому началу, благодаря твоим лекарствам.
— Как ты мог? Как ты мог разыграть этот коварный спектакль со мной, с ними, со всеми нами?! — взрыв гнева вырвался у Лаванды, но это было не просто возмущение; это была боль, обида и трепет в каждом её слове.
— Потому что иногда, чтобы спасти мир, нужно самому стать монстром, Лаванда. И да, я сделал это ради нас... Ради тебя. Ради будущего, которое мы могли бы построить вместе.
— Ты сошёл с ума, Глицин! Ты уничтожил то единственное, что давало нам силы жить — веру в спасение! — она стала дрожать от эмоций, поднимаясь в последней попытке достичь его сердца.
— Вера в спасение? Нет. Это была вера в иллюзию, и я дал им настоящее спасение. В коллективном разуме нет места слабости и обману, — его слова звучали напутственно.
Лаванда посмотрела ему в глаза, пытаясь найти там хоть что-то человеческое, и, неожиданно для себя, впервые за всю беседу нашла в них отсвет тепла. "Может, он всё-таки...?" — мелькнула у неё в голове надежда.
— Глицин, пожалуйста, остановись. Мы можем всё изменить. Мы ещё можем...
Но она не успела договорить. Слова Лаванды оборвал резкий удар по щеке — Глицин вырубил её сознание. Лицо его было бесстрастным, и только сухие глаза выдавали, что внутри кипит буря чувств. Он поднял её на руки, и в тот момент, когда прожекторы города начали погружать Алтум в ночь, унёс бездыханное тело Лаванды в свою лабораторию.