Нависшая над ним огромная, закрывшая собой небо гора давила.
Запугивала. Заставляла разжать сведенные болезненной судорогой, зацепившие каменный уступ пальцы.
Еще несколько секунд...
Пожалуйста, - уговаривал он перестающее слушаться собственное тело.
Всего лишь несколько секунд, и он, висящий пришпиленным мотыльком посередине мертвой каменной глыбы, даст рукам отдых, нащупает зависшими над бездной ногами выступ…
Но секунды шли… А так нужного ему выступа не находилось.
И разжав больше не способные держать вес его тела пальцы, он с громким криком полетел вниз, понимая, что дело было не в проклятом, так и не найденном выступе, просто… У него больше не было ног…
Парализованный ужасом, Макс проснулся.
-Опять кошмар? Севшая на край кровати Лера кончиками пальцев участливо коснулась его мокрого плеча под футболкой.
Макс видел, что участие это напускное. И сдерживаемая из последних сил, перемешанная с жалостью брезгливость скоро прорвется. Отразится в складках поджатых, накрашенных вишневой помадой губ. Соберется некрасивой морщиной поперек нахмуренных, идеально выщипанных дуг бровей…
-Давай! Вали уже, - хотелось ему крикнуть в лицо сидящей рядом, внимательно смотрящей на него девушке, но…
Макс молчал.
И с каким-то мазохистским удовольствием продолжал ждать, когда Лера скажет ему о том, что уходит сама.
Она и так в отличии от почти сразу же исчезнувших друзей выдержала рядом с ним таким четыре с лишним месяца. Четыре чертовых месяца рядом с полным, больше ни на что негодным неудачником…
-Коляску подай, пожалуйста, - напрягая плечи и опираясь на согнутые руки, Макс приподнял собственное тело.
Кое-как перевалившись на бок, уцепившись рукой за планку подлокотника, подтянулся. И полностью перевалившись в инвалидное кресло, крутанув рукой помогающие ему передвигаться колеса, поехал в сторону кухни.
Молчаливо шедшая за ним Лера не выдержала через минуту.
-Максим… Мы… Нам…
-Надо расстаться? - усмехнулся ее попыткам подобрать правильные слова парень, - Конечно, Лер. Надо. Иди, я не держу.
-Макс...
-Лер, давай только пожалуйста без вот этих вот соплей. Я все понимаю. Ты здоровая, полноценная, заслуживающая большего женщина. У тебя вся жизнь впереди, и не престало гробить ее на такого как я… Ключи в коридоре брось.
И развернув кресло, Макс подкатился к кухонным шкафам.
Закипающий чайник тоненько засвистел, когда эхом в глубине квартиры хлопнула входная дверь.
-К черту, - рыкнул Макс и, потянувшись рукой к столешнице, замер. Банки с кофе на месте не было. Еще не веря в такую подлость, парень поднял лицо кверху и дико, выплескивая наружу перемеженную со слезами и отчаянием боль, засмеялся.
Желтым круглым глазом нарисованной на ней совы жестяная кофейная банка смотрела на Макса с самой верхней кухонной полки, и сидящий в коляске, лишившийся по воле несчастного случая обеих ног человек дотянуться до нее не мог никак…
Отсмеявшись, Макс резко развернулся.
Проезжая мимо гостиной, вытянул руку, уцепив за край лежащий на диване плед и подтянув кусок материала к себе, сложил его в четверо. Затем, накинув по иронии судьбы оказавшееся кофейного цвета покрывало на короткие, бывшие когда-то сильными ногами профессионального скалолаза культи, выкатился из квартиры.
Решение было принято.
Сегодня он покончит со всем этим. Навсегда.
*****
Старые заброшенные технические рельсы, по которым раньше перевозили цистерны с топливом к давно закрытому нефтезаводу, в одном месте проходили по самому краю срывающейся вниз пропасти.
Кто и как додумался обязанную быть безопасной железнодорожную колею пустить над этим пугающим одним своим видом обрывом, оставалось загадкой, которую никто в общем-то и не пытался разгадать.
Дорога все равно заброшена. Пришедшие в негодность шпалы поросли травой, вырванные местами куски рельс местные энтузиасты давно оттащили в металлолом, и не один состав по ним уже не проедет…
А любящие гулять над пропастью экстремалы – сами за свои жизни в ответе. Тихое место, потерянное.
Но Макс специально такое выбирал, упрямо толкая стертыми до кровавых мозолей руками упирающиеся колеса с трудом пробирающейся по земляной, поросшей травой дороге коляски.
Застилающий глаза соленый пот мешался с такими же солеными, обжигающими скулы слезами. Плевать. Кого ему здесь стесняться?
Спустя почти два часа огромных, заставляющих мышцы болезненно гудеть от напряжения, усилий парень добрался до видневшейся чуть впереди железнодорожной колеи. Осмотрелся. Вырванный чуть правее из сплошной металлической полосы кусок рельсов попался на глаза практически сразу. Вот он – его личный путь к пропасти.
Личные, заросшие травой ворота в один конец…
Думал ли он когда-то, что закончит вот так?
Он, преуспевающий программист, профессиональный скалолаз, душа компании и мечта многих девчонок в округе…
Он, не представляющий своей жизни без высоты, сегодня выбравший своим последним пристанищем пропасть…
Макс задрал голову к небу и горько усмехнулся, с усилием отрывая взгляд от безбрежной, с детства притягивающей его магнитом синевы.
Там, на вершинах покоренных им гор он касался ее ладонью…
Здесь, на краю обрыва, прикованный к проклятому, ставшему его личной тюрьмой креслу он мог лишь безнадежно смотреть…
Саднящие руки вновь обхватили скользкие от собственного пота и крови дуги. Толчок – еще один оборот колеса. Еще один приближающий его к цели метр…
Немного. Он справится. Еще совсем чуть-чуть.
-Гаф! Гаф - гаф!!! Гаф…
Раздавшийся совсем рядом, смешанный со скулежом собачий лай неожиданно ввинтился в уши, вырывая Макса из тяжелых, толкающих его к краю мыслей. Парень остановился.
Почувствовав боль в сведенной от напряжения шеи, закрутил головой. Никого.
Показалось?
Вряд ли среди едва достающей до подножки его кресла, смешанной с сухими, торчащими стеблями прошлогодних цветов травы могла спрятаться хоть какая-то собака. Разве что там, чуть левее, за возвышающимся некрасивой грязной родинкой на земляной коже валуном.
Словно в подтверждение его догадки собака залаяла снова. А потом, как-то по-человечески просительно заскулив и заставив брови ошарашенного Максима почти слиться с нависающий над лбом растрепанной челкой, выползла из-за скрывающего ее камня.
Метр за метром, перебирая передними лапами, вытягивая вперед мощную шею, не переставая скулить и лаять, собака приближалась к застывшему в кресле, неспособному произнести ни слова человеку. И волочащиеся за ней неподвижные задние лапы оставляли на прижатой к земле траве ровный, напоминающий колею колеса след.
Следующие несколько минут слились в голове в один сплошной водоворот.
Уткнувшаяся в подножие коляски собачья морда…
Заглядывающие в душу, светящиеся искренней радостью цвета горчичного меда глаза….
Полубезумный, поднимающийся из самой глубины дикий смех.
Палка.
В порыве немой ярости с силой брошенная вперед, случайно оказавшаяся под рукой палка…
И следом собственный, рвущий барабанные перепонки, полный сожаления крик:
-Нет!!! Стой!!!!!!
Облегченный, при взгляде на остановившуюся, прекратившую ползти за мертвой деревяшкой к обрыву собаку вздох.
И сменяющая отвращение к самому себе уверенность – он не убийца. А затем тихое, полное зарождающейся надежды:
-Иди! Ко мне! Иди! Ползи сюда… Я помогу…
*****
- На самом деле это мы, люди, всегда делаем из всего трагедию, - молодой ветврач, казавшийся ровесником смотревшего на него снизу вверх Максима, наконец закончил перевязывать его израненные ладони.
- Они, - кивнул на лежащую на столе с интересом наблюдающую за ними собаку, - Ко всему относятся проще. Четыре лапы, три, две – при наличии хозяина совершенно не повод чувствовать себя ущербным… Но это я отвлекся.
Антон, Максим успел прочитать написанное на прикрепленном к груди эскулапа бэйдже имя, вернулся к столу. И потрепав вывалившую язык собаку по холке, переместив руки ниже, продолжил: -Здесь и здесь чувствительность сохранена, что, несомненно, хорошо, но… Нижнюю часть конечностей придется ампутировать. Ткани мертвые. Не уберем сейчас – начнется заражение, а дальше сам понимаешь…
Макс понимал.
Почему-то здесь, в кабинете совершенно не обращающего внимания на его уродство, незнакомого ему человека, Макс действительно начал понимать многое.
Словно светившийся в глазах Антона чисто профессиональный интерес вместо приевшихся ему за эти месяцы сочувствия и жалости, стал спусковым крючком… Зажатым в руке с нажатой кнопкой детонатором, заставляющим оглушенный от взрыва собственных, сошедших с ума эмоций мозг, в пустой, наполненной вакуумом тишине наконец увидеть то, что ускользало от него раньше…
А может быть его личный, приведший в чувство растрепанную, утопающую в жалости к себе собственную душу детонатор сработал немного раньше? Там на заброшенном, заканчивающимся обрывом пустыре…
Где готовая броситься в пропасть за брошенной им палкой собака, не обращая внимания на боль, преданно заглядывала в его человеческие глаза?
Где сводившие судорогой руки прижимали к разрывающейся от всхлипов груди теплое чужое тело, а глаза высматривали самый короткий из возможных путей?
Где запевшая рингтоном когда-то любимой группы, пришедшая на забытый в кармане телефон смс напомнила ему, что он все еще может?
Может гораздо больше прильнувшей к его груди, замершей собаки. Может в сотни, тысячи раз больше застрявшего в этом кресле, незнакомого ему, поставившего крест на себе человека?
Может сжать до боли зубы и, попеременно одной рукой толкая колесо, другой удерживая соскальзывающего с колен пса, упрямо выталкивать их обоих к ровной, асфальтированной дороге…
К остановке.
К приехавшему по вызову автомобилю такси…
К растерявшемуся от увиденного, но быстро взявшему себя в руки, одобрительно улыбнувшемуся пожилому водителю, молча переложившему с его колен на заднее сиденье тяжелую собаку и протянувшему ему самому крепкую загорелую, испещренную морщинами ладонь, за которую Макс ухватился, переваливаясь из кресла в салон…
… но это если, конечно, у тебя будет желание, - вернул Макса к действительности Антон.
-Что, прости? Я…
-Задумался, бывает. Я говорю пока, да и после операции можем попробовать коляску, у меня здесь как раз есть одна, от пациента бывшего осталась. А там, как заживет, можно и дальше пойти, согласен?
Внимательно слушающий Макс кивнул.
-Ну вот и славно. Тогда пока животное я оставляю, забрать сможешь дней через пять. Как раз у самого руки подживут, а то ко мне на перевязки не наездишься. Антон аккуратно снял собаку со стола и спустил на пол. Налил в прозрачную, вытащенную из-под стола чашку воды, во вторую такую же насыпал корма.
Убедился, что удобно устроившийся у мисок пес с жадностью принялся за еду.
-И кстати, имя то ему придумал? Или так и будет – собакой?
-Скай, - выдохнул Макс, и прямо посмотрев в глаза Антону, уже громче повторил - его зовут Скай.
-Что ж, - улыбнулся Антон, - у каждого свое небо. Твое, - врач подмигнул навострившей уши, вопросительно рыкнувшей собаке, - умеет рычать.
*****
Ладони под бинтами саднили. Тикали, словно кто-то засунул под порванную кожу маленькие, отмеряющие секунды часы. Но с третьей попытки все-таки удалось достать лежащий в кармане телефон.
Антон предлагал вызвать такси, понимал, что с забинтованными руками могут возникнуть сложности, но Макс ответил - Сам. Правда и самому не пришлось, привезшая его сюда старенькая иномарка по-прежнему стояла у входа, и курящий, при виде Макса потушивший окурок о край уличной урны водитель приглашающе открыл пассажирскую дверь.
-Подвезти, сынок?
И снова опорой – крепкая рука. И скользят по лобовому стеклу в такт поющему из динамиков незнакомому баритону разгоняющие начавшийся дождь дворники.
-Жалеешь меня, отец? - не выдержал Макс на пятой минуте, с вызовом глядя на профиль смотрящего на дорогу водителя, - Поэтому ждал? Из жалости?
А хочешь я тебе по тройному тарифу заплачу?
А голос натянутый. Самому от себя такого противно. Но только рубить надо вот так – сразу, чтобы потом опять там, откуда выполз сегодня, не оказаться...
-Глупости-то не говори, - отвечает, морщится. На Макса по-прежнему не смотрит, все внимание дороге.
Только красный впереди. Останавливаются. Развернулся в пол-оборота, а глаза живые. И морщинки вокруг них тонкими бороздками.
Макс знает, если вот так, лучиками – значит улыбаться любит. Он, Макс, тоже раньше любил...
-Собаку-то где нашел? Не твоя ж собака?
Не тот разговор, но Максим почему-то рассказывает. И про лай, и про камень родинкой. И про палку, которую до сих пор себе простить не может. Про рельсы, вот еще отодранные, тоже…
-Хорошо, что собаку спас, - взгляд на забинтованные ладони, - Перевязывать-то есть кому?
- Сам справлюсь.
- Справишься, конечно. Только у меня и опыт есть, я ж до пенсии в МЧС, не то, что ладони – руки, бывает, оторванные на месте наживляли, - взгляд на Максовы ноги бросил, но извиняться не думает, - Так что ты не руби с плеча-то, не отказывайся? У меня же сын тоже… был. Погиб вот. Сам. Себя. Не справился… А…
- Банка у меня кофейная на верху самом, на полке. Лера, девушка бывшая, не то забылась, не то специально, - смотрит Макс на бегущие по стеклу дождливые слезы, а потом поворачивается, не улыбка, нет, попытка только, но и то глаза светом зажигает, - Ты кофе то любишь, отец?
- А как же! Кто ж эту заразу-то не любит! И это, Петр - я. Саныч. Петр Саныч! А банку твою мы вмиг с небес на землю спустим!
*****
- Кать, Володька приехал уже? - закончивший смену, набравший номер сестры Антон сидел за рулем собственной машины, смотря на закрытую дверь ветеринарной клиники.
Там, за этой дверью, под присмотром дежуривших сегодня Стаса и Натальи остался готовящийся к завтрашней операции, не выходящий у него весь день из головы вместе со своим хозяином Скай.
Такую пару Антон видел впервые. И зудящее на кончиках пальцев чисто человеческое любопытство кусалось, заставляя живой профессиональный ум строить догадку за догадкой.
В то, что виновником собачьей беды был привезший ее в ничуть не лучшем положении человек, Антон не верил. Да и представившийся все-таки Макс кратко бросил, что собаку уже такой нашел на пустыре.
Антон догадывался на каком именно.
И что сам Макс в том месте делал, тоже подозревал.
И может потому, чувствуя каким-то шестым чувством, что стоит одной ногой на минном поле, вопросы задавал аккуратно. Не акцентируя. Не принижая. Как будто это так, норма, человек без ног.
Обыденность. Банальность.
А уж собака с перебитыми задними лапами – и вовсе ерунда. Правда про то, что лапы перебиты, Антон умолчал. Да и не скажешь сейчас точно-то. Вариантов тьма. И машина, и труба железная…
От того, что достоверно определят, толку все равно не будет. А Максу сейчас лишнее точно не к чему…
-Эй, брательник, ты уснул там что ли? - насмешливый голос младшей сестры вывел Антона из раздумий, - Смольный! Ау?!
-Прости, - и в голосе улыбка. Катька, она же как светлячок у него, никакие проблемы – не беда, хоть и младшая, - задумался немного!
-Вредно много думать, давай лучше в гости к нам заезжай, Володя как раз скоро будет, звонил перед тобой только. Хоть поешь нормально, опять поди одни дошираки с собачьим кормом на закуску весь день! Ты, кстати, чего от него хотел-то?
-Да так, разговор один есть, приеду расскажу. Кать…
-Ммм?
-У отца юбилей в следующем месяце, чего дарить то будем? - Антон сменил тему и, улыбаясь звенящему в трубку голосу, выехал со стоянки. Теперь главное договориться с Володькой. Не то, чтобы муж сестры относился к Антону как-то не так…, но намятые не единожды в бытность еще простому Катькиному ухажеру старшим братом бока все же накладывали свой отпечаток…
*****
Банку с кофе Саныч достал играючи. И пока крутящийся в ванной Макс протирал обода резиновых колес, сварил в похожей на утенка металлической турке две кружки ароматного кофе. И спросив у хозяина разрешения нарезал на найденную в шкафу тарелку бутербродов.
А потом, с уважением присвистывая, разглядывал висящие на стенах Максовы фотографии. Яркие, четкие, с застывшим на кончиках мужских пальцев сизыми облаками и обволакивающей ладони на макушке горы безбрежной синевой.
-Я с детства горы люблю, - улыбнулся мужчине Макс, зажав между обернутых белоснежным бинтом ладоней горячую кружку, - от отца, наверное, досталось, альпинистом-спасателем был. Он умер, когда мне и года не было, автобус в ущелье упал…
А мама, вот недавно совсем, пару лет назад. К нему… Хорошо даже. Что не видит меня таким…
-Дурак ты, - бросил, не поворачиваясь, Саныч. -Таким, сяким… Сам себя не клейми, и другие не будут. А родители… Мы вас, балбесов, любыми, любим, лишь бы живы, а остальное… Во сколько в клинику-то завтра?
-В три. Антон сказал раньше не надо. Пока операция, пока наркоз… А в три как раз отходить будет и я тут… Рядом.
-Ну к двум значит приеду. Отдыхай пока. Тот еще денек-то выдался.
И хлопнув благодарно кивнувшего Макса по плечу, мужчина направился к выходу.
А перевалившийся на край кровати и вытянувший над головой руки Макс через двадцать минут уже спал мертвым сном. Эмоционально перегруженное за этот день сознание не пугали никакие горы. А едва слышный где-то сбоку лай соседской собаки и вовсе заставлял провалившегося в сон молодого мужчину улыбаться.
*****
Смотрящий в окно Володя молчал уже минуту. Сверлившая спину мужа Катерина и ждущий ответа Антон заметно нервничали.
Нет, отказа Антон не боялся. В конце концов были и другие государственные программы, и если покопаться, пооббивать пороги, то можно и там…
Просто Володька был лучшим в своем деле. Лучшим в городе. В стране.
А может и во всем мире.
И шансы получить результат, если за дело возьмется именно он, возрастали если не в сотни, то в десятки раз точно.
- Ты же за чужого, незнакомого человека просишь? Я правильно понимаю? - прекратил созерцать мигающий огнями в темноте город мужчина. Из-за чужой, неизвестной тебе собаки?
-Да.
- Я все равно, хоть убей, не понимаю, зачем тебе это надо, но случай и правда неординарный. Говоришь на руках привез, вместо того, чтоб самому прыгнуть…?
-Родной, - Катька не выдержала и, подскочив, обняла мужа за шею, - Ну давай, пожалуйста, а? Ты же только вчера рассказал, что экспериментальные протезы… и нужны добровольцы? И программа твоя… Испытания…
Володя обнял смотрящую на него с надеждой любимую, и попеняв Антону за использование тяжелой артиллерии в лице собственной жены, озвучил время.
Группа, конечно, уже набрана. Но он, Володя, договорится. В конце концов его разработка, его детище. Пойдут, должны пойти на встречу… Да и собак Володя любил. Сами с Катюшей о том, чтоб завести, давненько подумывают.
Благодарно кивнувший Антон широко улыбнулся. Дело за малым – уговорить Макса, но послушает ли тот его, Антон не знал. Хоть и нашел уже весомые в его понимании, цвета гречишного меда аргументы…
*****
Лежащий на грелке-матрасе Скай просыпался тяжело. Нехотя. Стонал, скулил жалобно, будто тянуло его что назад, не отпускало…
Замерший возле бокса в кресле Макс от каждого тяжелого собачьего вздоха вздрагивал. Но положенную поверх мохнатой, проткнутой иглой, соединяющейся с прозрачной трубкой, по которой медленно бежало лекарство, собачьей лапы собственную руку не убирал. Слегка поглаживая, шептал что-то. Звал.
Антон, отошедший в соседний кабинет делать рентген упавшему с пятого этажа хрипящему коту, сказал, что звать – обязательно. Потому что когда зовут, значит нужен, а когда нужен – есть повод вернуться.
Вот Макс и звал. Подманивал. Окликал по имени. Ругал немножко даже. Но это так, от волнения. Он от этого самого волнения оплетающий правую ладонь бинт зубами почти до бахромы распустил… И только когда вдруг взвизгнувший тоненько пес открыл наконец глаза – опомнился. Но говорить так и не перестал. Обещал по-прежнему. И что не бросит, и что навсегда. И про коляску еще. Но Антон говорил, что коляска – это ерунда, главное, чтоб хозяин был. И у него, у Ская, теперь есть. Не самый -самый может, все-таки собак у Макса никогда не было, но он справится. Будет стараться…
Тихо вошедший в реанимационный бокс Антон как раз эти вот обещания и услышал. И поняв, что лучше момента может и не представиться больше, решился.
Издалека, ненавязчиво. Про Катьку свою сначала, от которой женихов с отцом со старших классов в прямом смысле кулаками отгоняли. Про Володьку, мужа ее, которому он при первой встрече нос сломал, гением оказавшегося… Про опытные, пока еще на стадии проверки разработки его и возможности…
И что вовсе не из жалости. Не в обиду. Просто… работа такая – сучья. Чаще на своих ногах здоровых усыплять приносят… А ты вот сам, и на себе – спасти чтобы.
И что он договорился, и не его конечно это все дело. Но если Макс согласится… Если… А в Новосибирске вот еще собакам тоже протезы делают. Он звонил уже, консультировался. Не бионические, конечно, на принтере… Но Антон, если что, справится. Коллег подключит. И ты представь только… Скай – рядом побежит. Сам!
-Я поеду, - раздалось в ответ твердое, - поеду. Не знаю, чем заслужил, и выйдет ли что из этого. Но… Спасибо тебе… Я и забыл, что можно вот так – не одному. Чтоб кто-то вместе с тобой, не просто рядом. Скай, ты, Саныч...
И уткнувшись лицом в собачью холку, Макс впервые за эти кажущиеся бесконечными четыре с лишним месяца искренне улыбнулся.
*****
К Центру Хирургии и Протезирования подъезжали молча. Вцепившийся до боли в сведенных пальцах бледный, боявшийся верить в хорошее Макс и серьезный, понимающий, что ни к чему слова сейчас, привычно крутящий руль Петр Александрович.
Вынутое из багажника кресло привычно щелкнуло, ставя на место расслабившиеся в сложенном состоянии механизмы. Макс перевалился легко. Руки-то почти зажили. Правда дрожали сейчас так, как никогда до этого…
Но Саныч рядом, как танк – надежный, молчаливый. Дверь перед ним открыть хотел, а она сама отъехала.
А на стенах плакаты – руки, ступни механические. Шестеренки, в которые вместо проводов сосуды вплетены… Макс почему-то Железного человека из страны Оз вспомнил. Санычу сказал. Посмеялись тихонько.
А Володька этот Антонов – ничего такой. Глаза цепкие, очки узкие в золотой оправе. Нос… с горбинкой, не соврал Антон, и правда, видать, сломанный был.
И кабинет у него под стать. Механизмы кругом, проектор, шестеренки-шарниры…
Скелет человеческий, проводами вместо вен оплетенный – у Макса похожий в школе, в классе биологии стоял. Может попроще только, не такой вот весь навороченный.
А Саныч в кожаном кресле утонул почти – видно, что неудобно сел, но терпит, не отвлекает, не шевелится. И Макс читает лежащий перед ним договор – там всего немеряно. Возможности, риски, ответственность...
-Учти, - вклинивается в бегущие перед глазами строки голос Владимира, - процесс не быстрый. Операций минимум три на каждую культю будет. Реабилитация…
-У меня Скай… Перебивает его Макс, - мне некуда…
-Ская я пока возьму! Ты за пса не волнуйся – вмешался сидевший до этого тише мыши Саныч.
-Да и Антон если что, подсобит, - потеплел голос у Володи, - на край даже мы с Катей подстрахуем. А вообще, по-хорошему, я договориться попробую может сюда заберем, подумать надо, - и удовлетворенно кивнув подписавшему Максу договор, широко улыбнулся. -Ну вот и славно. Добро пожаловать в программу. В понедельник к семи ждем в четвертом корпусе. С вещами.
*****
В машину садились, как и сюда ехали – молча. Разве что Саныч достал с заднего сиденья дразнящий запахом свежей сдобы, завернутый в целлофан, промасленный бумажный пакет.
-Вот, Аннушка моя с утра напекла. Сказала пирожки от нервов хорошо помогают. Вот эти - с капустой, а те, что с защипами – с мясом…
Максу с мясом очень понравились. Пока до дома доехали, он целых три съел. И нервы, действительно, успокоились. То ли и правда от пирожков, а то ли от зародившейся в душе робкой надежды. Хотя в Володино, – «При хорошем раскладе и на скалы свои снова залезешь», – верилось конечно слабо.
*****
Тыкающийся носом в протянутые ладони Скай счастливо повизгивал. Его вилявшая из стороны в сторону вместе с хвостом, висящая на собранной из жгутов и колес коляске задница дрожала. Передние лапы скребли пол, а с высунутого, пытающегося дотянуться и лизнуть хохочущего Макса хоть куда-нибудь языка капала прозрачная слюна.
-Ну все, все, хорошо! Я тоже соскучился!
Ну прекрати, успокойся… Скай!
Но пес и не думал успокаиваться. Соскучился же, три недели целых не видел – какое уж тут спокойствие? Вот и скулил потому, подскакивал и, не совладав с собственной радостью, все-таки перевернулся на спину, утягивая за собой с крутящимися в воздухе колесами собственную коляску.
-Да у нас тут, как-никак, авария? - заглянул в палату улыбающийся в накинутом на плечи белом халате Антон. Хлопнул по плечу примостившегося на стуле улыбающегося Саныча, крепко пожал протянутую руку Макса.
Помог барахтающемуся на полу Скаю вновь принять вертикальное положение.
-Ну рассказывай! Как оно? Нет, мы с Катькой у Володьки, конечно, уже все выпытали, но из первых уст же… Давай уже не томи!
Макс томить не стал. Самому не терпелось. И сдернутое сильной рукой на пол белое казенное одеяло открыло то, во что самому еще до конца не верилось.
А раздавшийся дружный Антона и Саныча вдох подсказал, что и они не способны сразу поверить до конца.
Да и как тут поверишь, когда только в кино и видел! А теперь вот – в жизни.
И от блестящих, переплетенных проводами-венами деталей глаз не оторвать. И врастают железные полосы новых ног в теплую, человеческую кожу. В волокна мышц, в нервные окончания. Переплетая между собой живое и механическое.
Сращивая, стягивая, продолжая…
Считывая посылаемые надорванными, когда-то ставшими теперь литыми железными мышцами, испускаемые мозгом управленческие сигналы…
Сгибая, двигая, поворачивая… Делая невозможное – возможным!
- Встать… Антон откашлялся, сглотнул, уча заново воспроизводить звуки осипшее горло, - Встать сможешь?
И через минуту стоящий неуверенно на собственных ногах Макс, по-сыновьи крепко обнимает не удержавшегося, пустившего слезу Саныча.
А опустившийся на колени возле успокоившегося, притихшего Ская не прекращающий улыбаться Антон шепчет трепещущее собачье ухо - Ну все брат! Осталось дело за нами…
*****
Весна в этом году пришла рано. Вот вроде только набухли, нахохлились на стряхнувших зимний сон ветках почки-кубышки. А через неделю уже вместо них листва сочная распустилась. От медового запаха цветущих яблонь кружилась голова. А от безбрежной, ярчайшей синевы разлившегося над городом неба перехватывало дыхание.
Макс улыбнулся. Развалившийся у ног Скай одобрительно гавкнул.
-Ну что, готовы? Не передумал? - выглянул из кухни сжимающий в руках дымящуюся кружку Саныч.
-Максим, может и не надо? Следом за мужем вышла взволнованная Анна Константиновна. Мы же и так, без доказательств… Ты ведь как сын нам.
-Я аккуратно, теть Ань, ну правда. Мне для себя. Вот здесь, - постучал Макс по собственному лбу, - Чтоб до конца отпустило… Надо.
-Да все хорошо будет! - поцеловал разволновавшуюся свою Аннушку Петр Александрович, - Пойдемте уже. Антон вон пишет – выехали. Значит и нам пора.
Скай в машине головой на Максовы колени улегся.
Вживленные Антоном в задние лапы, напечатанные на чудо-принтере протезы прижились, как родные, и больше не беспокоили. Смотрелись, правда, потешно, как торчащие из пушистого окорока, обглоданные, с блямбой на конце костяшки, но Скаю вроде нравилось.
Не сразу, конечно, приноровился, да и зад вихляющий они с Антоном сложенным пополам Максовым шарфом страховали. Но с каждым днем, с каждым новым шагом пес все увереннее переступал.
А сейчас, вон, и вовсе – бегает, бед не знает!
Макс потерся лбом об рыкнувшую от удовольствия собачью морду, чихнул шутливо.
Встретился в зеркале взглядом с улыбающимся Санычем. Подмигнул. И Анне Константиновне, на него с материнской теплотой поглядывающей, уверенно улыбнулся.
Надо же, - про себя подумал, - чужие ведь люди, а роднее-то у него и нет никого! Каким чудом на пути его в нужный момент оказались... Чем он счастье такое заслужил ?!
В глазах предательски защипало. А задремавший под поглаживающей его рукой Скай нервно дернул ушами – следит, чувствует…
Хоть и прикрыл медовые глаза веками.
Из машины выходили под Антоновское улюлюканье. И Володькино – «Вас не дождешься!», правда после Катюшиного тычка дополненное – «Хотя, конечно, это мы рано приехали...».
Макс не выдержал и заржал, как конь. Катьку хохочущую подхватил, покружил и мужу вернул – воспитывай, воспитывай! А то, как начнет умничать – зубы от скукотищи сводит!
-Народу-то сколько! - воскликнула Анна Константиновна, - неужели все полезут?!
-Не все, - посерьезнел Макс, все-таки высота не всех к себе подпускает - но многие.
И задрав голову, посмотрел на возвышающуюся над ними гору. Не Эверест, конечно, не Белуха на Алтае. Так… Скаленный детеныш метров под триста в высоту.
Но для Макса и это сейчас, как крайний рубеж.
Снаряжение в рюкзаке у Саныча. Старое, привычное. Руки каждую выбоину, каждое волокно на тросе узнают.
Первая веревка. Запаска. Страховка.
Карабины блестящие…
А люди вокруг толпятся. Переговариваются шепотом. Смотрят на торчащие из-под шорт, обутые в яркие кроссовки механические ноги…
Но Максу до чужих – нет дела.
А свои, - обвел взглядом и Саныча с Аннушкой, и Антона, Катюху, Володьку, Ская радостно лающего, туда-сюда гарцующего, - свои улыбаются.
Ни одним вздохом сомнениям пробраться в уверенные взгляды не дают…
И Макс подтягивается.
Цепляется пальцами за выступ. Перехватывает. Расставляет ноги, упираясь носком кроссовка в расщелину.
И колено металлическое, полусогнутое. Держит. Пружинит. Дает переступить. И вторая нога – упор. А руки выше тянут. Сила толчковая.
И до земли уже метров десять, не меньше!
А толпа зевак снизу все больше.
И слышится вдруг из нее – Бруно!? Серег!! Это же Бруно?! Ты ж сказал, его машиной на смерть сбило!? Бруно!!! Сюда иди!!!
А Скай застыл. Рычит предупреждающе. И зависший на скале Макс - одной рукой в воздухе.
А вот Антон с Санычем не теряются.
На поводок пса берут, с двух сторон телохранителями окружая, а не желающего успокоиться чужака Антон, спустя минуту, в сторону уводит. И Макс почему-то на Володькин нос сверху смотрит, хотя нет… Обошлось.
А тот, который Серега – лицом серый. От взглядов то на него, то на «собаку насмерть сбитую», которая сейчас живее всех живых у скалы скачет, видно, что провалиться под землю хочет. Может потому и исчезает, впопыхах расталкивая локтями толпу пытаясь скорее пробить себе путь.
А они остаются.
И Макс, и Скай, и Антон, Володька с Санычем с женами. И скала холодная, на которую Макс, чтоб себе что-то доказать, полез.
А небо там, выше – синее, чем если снизу смотреть.
-Лезь! - шепчет, - Выше! Еще выше!! - зовет.
Но Макс вдруг отворачивается.
И страховочную веревку вниз кидает. И прыжками, пружиня, вниз – на землю.
К облегченной улыбке Анны Константиновны, к гордому за проделанную работу Володьке. К таксисту пожилому – Санычу, что за последние полгода вторым отцом стал. К хохотушке Катьке. К Антону.
Пускай кто-то другой теперь ладони в облаках купает, - думает. У него, у Макса, отныне – свое небо.
Разное: беспокоящееся, гениальное, заботливое, смешливое, драчливое.
И родное. Теплое, плещущееся гречишным медом в смотрящих на него с обожанием глазах Ская.
Подписка, 👍 и ваши комментарии приветствуются и помогают автору стать лучше..))