Когда Дмитрий вышел из комнаты, она повалилась на кровать. Горло охрипло от криков, от слез щипало глаза.
Дрожащими пальцами Аза сдирала с себя ненавистное платье, выдернула шпильки из тяжелых густых волос. С трудом расцепила застежку, сняв заветный кулон, вынула серьги...
Хрипло напевая песенку, она подошла к зеркалу. Измученная, с глубоко залегшими черными тенями, подчеркнувшим бездонные глаза, Аза казалась призраком. Призраком прошлого.
- Будь ты проклят, - сдавленно прошептала она. - Ты, и весь твой род.
Из деревеньки Кобелево, что в Калужской губернии, Максиму Филиппову выбраться оказалось непросто. Однако же своего добился: выхлопотав у барина отпускной билет, он отправился в Москву, чтобы приискать себе работу. И здесь помог ему деловитый и бойкий нрав. Вскоре торопившиеся по своим делам москвичи останавливались, слыша зычный голос:
- Пироги! С пылу, с жару из печи! Кому пироги с яйцами да луком, с грибами да кашами?!
От лотка Максима Филиппова, с которым он каждый день толкался в торговых рядах, пахло так ароматно, что не купить пирожок было невозможно. И торговцы, державшие свои товары на прилавках, и ремесленники, и мелкие чиновники, вздыхая, доставали припрятанные копейки, чтобы побаловать себя горячим пирожком.
И Филиппов заработанное своим трудом не тратил - придерживал. За пяток лет накопил на собственную пекаренку, и теперь уже не приходилось ему самому в любую погоду бродить с пирогами и калачами по московским улицам.
Росло и расширялось дело Максима Филиппова: за одной пекаренкой открылась вторая, потом третья. У булочной, где торговали свежей выпечкой, стал собираться народ. А все потому, что как бы ни шли дела, Филиппов на качестве не экономил, и сыну своему Ивану - продолжателю пекарного дела, запрещал.
За пять копеек у Филиппова можно было купить большой пирожок - румяный, из лучшей муки да жареный на хорошем масле. С начинкой на самый взыскательный вкус: посытнее - с мясом или рисом, или послаще - с вареньем или творогом. А о знаменитых булочках с изюмом и вовсе ходили легенды.
К тому времени, как Филипповы расторговались так, что за выпечкой стали посылать из богатых домов - купеческих да дворянских, начал Иван Максимович поставлять горячие булочки к столу самого генерал-губернатора Москвы Арсения Андреевича Закревского.
Однажды за завтраком надломил Закревский кусочек, и зашелся криком:
- Немедленно Филиппова ко мне!
Встревоженного булочника доставили к могущественному градоначальнику.
- Э-тто что? Таракан?! – возмущенно рявкнул Закревский, сунув сайку под нос бледному купцу. – Э-тто что?! А?
Но купец не растерялся: взял кусок из рук разгневанного Арсения Андреевича и сунул в рот:
- Это изюминка-с!
- Врешь! Разве сайки с изюмом бывают? Пошел вон! - затопал ногами губернатор, и Филиппов бросился к двери.
Бегом вбежал в пекарню Иван Максимович, схватил решето изюма да и ссыпал в саечное тесто, к великому ужасу пекарей.
Уже через час вновь он стоял перед Закревским: на сей раз с сайками с изюмом, а через день во всех булочных появился новый товар - и от покупателей отбою не было.
Все ладилось у Ивана Максимовича Филиппова: росла его хлебобулочная империя, открывались пекарни и магазины, исправно работали мельницы. Знал купец обо всем в своем деле: лично ездил выбирать поставщиков пшеницы и ржи, наведывался на мельницы, где тщательно отобранных людей поставил, - чтобы с душой к делу относились, с радением, - и ни соринки, ни пылинки в муку не попало. Ценил Филиппов работников-умельцев и платил им, не обижая. Известно было, что филипповский мастер придумал особый способ сохранения выпечки: горячими, прямо из печки, замораживали калачи да сайки, а потом везли обозами по городам - до самой Сибири доезжали. Уже перед самой едой оттапливали - тоже особым способом, в сырых полотенцах, - и ароматные, горячие калачи где-нибудь в Барнауле или Иркутске подавались на стол с пылу, с жару.
В 1855 году удостоился Иван Максимович высшего благоволения: с соизволения императора Александра II стал придворным поставщиком. Пора было осваивать столицу. Но - вот незадача! - в Петербурге наладить выпечку не получилось. Тесто подходило плохо, хлеб получался некрасивым, сероватым. Бились мастера над загадкой - ведь все то же, что и в Москве - и мука, и рецептура. И, наконец, решено было: виновата невская вода! Тогда, ради сохранения качества, стали возить обозы с кадками, полными московской воды, в столицу. Недешево обходилось, но, вероятно, того стоило.
Дело из рук Ивана Максимовича принял его сын - двадцатитрехлетний Дмитрий. Однако, как это нередко случается с детьми богатых людей, наживших капитал собственным трудом, Дмитрий пошел не в отца. Не отличался он ни экономностью, ни радением. Летели сквозь пальцы скопленные миллионы - на веселую яркую жизнь, на красивых женщин. И к концу века пошли по Москве слухи, будто числятся за Филипповым огромные долги. Якобы под расширение торговли взял он в кредит 3 миллиона, а расплатиться по счетам не смог! Словно черное проклятие нависло над Дмитрием Ивановичем: не шло дело, уплывала из рук отстроенная отцом и дедом хлебобулочная империя.
Немалый урон нанесла Филиппову революция 1905 года: бастовали работники, громились булочные, разрушались фабричные корпуса. И многие видели в этом отнюдь не случайность: над Дмитрием Ивановичем будто тяготел злой рок.
- Аза виновата, - тайком шептались знавшие печальную историю купца. - Прокляла его!
И действительно, лежал на душе Филиппова страшный грех. Однажды во время хмельного разгула в "Яре" заприметил он красавицу-цыганку, певшую так сладко и проникновенно, что пронимало до глубины души.
Большие деньги бросил к ногам Азы Дмитрий Иванович, золотом осыпал. Выкупил из цыганского хора, одевал у модных портних, построил ради нее усадьбу, пригласив знаменитого архитектора Николая Эйхенвальда.
Только тосковала Аза в четырех стенах: в общество Филиппов ее не вывозил, ездить к своим - запрещал, не ее теперь поля ягоды.
Словно дорогая кукла жила так Аза несколько лет, утешаясь лишь любовью, горевшей в глазах купца. Все изменилось в один миг: приехал Дмитрий Иванович и велел:
- Собирайся! С хором я договорился - возьмут тебя обратно. Голая ко мне пришла - голая и уйдешь.
Напрасно плакала Аза: в сердце Дмитрия Ивановича затаилась уже другая зазноба.
Пережить унижение красавица-цыганка не смогла: поднялась на крышу дома и шагнула вниз...
С той поры и нависла над Филипповым черная тень.
Не стало Дмитрия Ивановича в 1908 году, когда ему было немного за пятьдесят. А революция 1917 года окончательно разрушила филипповское хлебобулочное дело: законные наследники, по слухам, успели уехать из страны, перебравшись во Францию.
Печальная история цыганки Азы живет до сих пор: легенды гласят, будто тень женщины в длинных широких юбках иногда видят около того самого дома.
"Шумели, шумели аллеи,
Отрада хозяйского глаза.
Шалели мужчины, шалели —
Плясала цыганочка Аза.
Москву позабудешь и Питер!
Ты все у меня позабудешь.
Я первый российский кондитер,
Ты первой цыганкою будешь!
Да что это, что это значит?
Шампанское льется и льется.
Цыганка смеется как плачет
И плачет как будто смеется".
*Источники: Гиляровский Вл. Москва и москвичи.; Стихотворение Вероники Долиной.