Дарина купила на обед яблочных лепёшек с ягодами и подсчитала оставшиеся монеты: их было пять. Деньги стремительно заканчивались. Похоже, больше она не сможет позволить себе ни лепёшек, ни мяса, ни молока. Придётся, как раньше, довольствоваться печёными яблоками и безвкусными орехами.
Когда лепёшки были съедены и их сладковатый дух смыт с языка водой, шевельнулось запоздалое сожаление о потраченных деньгах. Можно было купить ягод у Гордея Ягодника и испечь лепёшек самой, вышло бы экономней… Хотя, зачем напрасно виноватить себя? Она бы только зря перевела ягоды. Никто в общине не умел так вкусно печь лепёшки, как Янина, жена Гордея, а Дарина тем более… И почему ей достались такие руки, ни к чему житейскому толком не приспособленные?
Она вспомнила крепкие, ловкие руки Янины и приветливо-заискивающую улыбку на румяном от жара лице, с какой та протянула ароматные, только что с костра лепёшки. Скоро и улыбки тоже закончатся, ведь сказок Дарина больше не сочиняет.
Скоро вообще всё закончится, она уйдёт. Так стоит ли жалеть деньги? В своём одиночном путешествии ей не на что будет их тратить.
Прошло несколько дней после тех разрушительных бесед с Молочниками, нищими стариками и Марком. Внутри у Дарины наступило затишье. Ей требовалось время, чтобы рассмотреть последствия бури и привыкнуть к ним.
Она по-прежнему слышала Зов и теперь точно знала, что он ей не чудится. Более того, она вдруг поняла, что Зов был с ней всегда – теплился, пульсировал погребённый под плотным наслоением чувств, сомнений, воспоминаний, сказок, забот. Она принимала его за непроходящую, врождённую тоску, и потому особо не прислушивалась, но после бури он высвободился и зазвучал в полную силу.
Зов обещал счастье, и воображение, стоило его попросить, вдохновенно рисовало картины, на которых одинокая путница смело шагала к безоблачному горизонту. Художником воображение было превосходным: Дарина проваливалась в эти картины, дышала медовым воздухом, слушала шорох своих шагов в тишине, развешивала на деревьях беловики – для тех, кто придёт за хворостом, лежала на траве, мягче самого мягкого покрывала, остужала ноги в исцеляющих водах ручья. Солнце было добрым, и лес был добрым, и ветер – добрым, и река – доброй, молчаливой попутчицей. Дарина с наслаждением рассматривала каждый штрих, каждый оттенок, но внезапно в какой-то момент переставала верить, что эти чудесные картины смогут стать реальностью. Слишком много было сложностей, которые не видны на первый взгляд.
Во-первых, что она станет делать, когда закончатся запасы бумаги и карандашей? Во-вторых, где возьмёт одежду или ботинки, если те, что у неё есть, придут в негодность? В-третьих, как будет спасаться от дождливых холодных ночей без палатки? Вряд ли получится взять её с собой. Уходить надо будет ночью, а складывать палатку посреди ночи – рискованно. Не поставить её с вечера тоже нельзя, это привлечёт ненужное внимание… В-четвёртых… что если общины отступников нет, Зов никуда не приведёт, и тот манящий путь, Свой путь, окажется таким же бессмысленным, как поиск Благодатных Земель? При этих мыслях Дарине вспоминался мертвец, на которого наткнулась в лесу влюблённая парочка и который смотрел потом на Дарину так жутко, будто что-то о ней знал и о чём-то предупреждал.
И наконец, в-пятых, страх. Он постоянно таился где-то поблизости. Как только она вспоминала мертвеца, страх выползал из своего укрытия, заволакивал чудесные картины злым туманом, опутывал Дарину, затекал в душу, ледянил разум… Дарина не сдавалась, отбивалась от него, но ни одна схватка со страхом пока ещё не закончилась её победой, как, впрочем, и поражением. Все они заканчивались вничью…
…Инстинктивно что-то почувствовав, она подняла голову и увидела стоявшего над ней Родиона, помощника Старейшины. Сердце тревожно вздрогнуло.
– Старейшина велит тебе сейчас же явиться к нему! – строго сообщил Родион.
Дарина знала, что объяснения со Старейшиной не избежать, даже готовилась к разговору с ним, но никак не ожидала, что он потребует её к себе во время дневного привала. Она представляла, что их разговор пройдёт, как обычно, в сумерках палатки, один на один. Однако на дневных привалах палатки не ставили. Он что, хочет, чтобы их видели и слышали другие люди? Что он вообще задумал?
– Советую поторопиться! – нетерпеливо добавил Родион, глядя, как Сказочница медленно поднимается на ноги. – Старейшина не любит ждать!
Он развернулся и с сердитой важностью зашагал прочь, будто был частью своего великого господина. Вероятно, именно так он себя и ощущал.
Дарина покорно двинулась за ним, на ходу пытаясь усмирить своё разбушевавшееся волнение.
Старейшина стоял у распряжённой повозки, торжественно и строго устремив взор к горизонту, в который упиралась дорога. Заметив боковым зрением приближающихся Помощника и Сказочницу, он повернулся к ним, и подкладка его плаща мрачно сверкнула красным.
Зная, что он сейчас вонзит в неё свой жуткий взгляд, Дарина внутренне сжалась: только бы он не увидел то новое, что появилось в ней за последние дни! Только бы не увидел, что она его теперь ненавидит!
Завершив свой устрашающий осмотр и, кажется, ничего не обнаружив, Старейшина сказал:
– Пойдём, прогуляемся до реки, – В его голосе прозвучало нескрываемое недовольство ею.
Они направились к реке. Дарина, как ни старалась, не могла приноровиться к его неторопливым, большим шагам, и ей подумалось, что Старейшина сейчас очень похож на пастуха, а она на его козу.
Наверняка все обыкновенные путники, кто наблюдал за ними, идущими вместе, завидовали ей. Быть приглашённой на прогулку самим Старейшиной – неслыханная привилегия! Знали бы они, что эта прогулка означает на самом деле, и как ей рядом со Старейшиной не по себе!
– Догадываешься, зачем я тебя позвал? – сурово спросил он, когда они отошли на достаточное расстояние от общины. – Ты слишком долго тянешь с новой сказкой! Люди ждут!
– Простите, Старейшина, – осторожно сказала Дарина, – но сказки больше не рождаются.
Она постаралась придать голосу виноватый тон, хотя, конечно, виноватой себя ни в чём не считала. Виноват был он! Использовал её, дурил людей! Сейчас она не может высказать ему всё, что о нём думает, потому что он опасен и лезть на рожон – глупо. Но она ещё ответит ему! Придумает как – и ответит!
Продолжение здесь: Путница. Иссякший источник
