Найти тему
В море книг

Мудрость опыта или опыт мудрости

Помню, в школьные годы, самым неинтересным было читать книги критиков русской литературы. И только спустя многие годы понял, что любая книга походит на сосуд с нектаром. Но не всем дана возможность испить всю чашу, понять до конца глубинный смысл идей автора. Прочесть саму книгу – дело, в общем-то, не хитрое, а вот до конца раскрыть, понять смысл, заложенный в ней, не всегда удаётся уловить. На помощь приходят профессиональные литературные критики. Понятно, речь идет о глубоких по смыслу и содержанию книгах великих, писателей, гениев литературного слова и сюжета.

В прошлой статье (это - здесь) рассказывал Вам о книге великого русского писателя и мыслителя нашего века Александра Исаевича Солженицына «Август четырнадцатого». Эта книга входит в его огромный, фундаментально-исторический цикл «Красное колесо» из семи очень больших книг. Читая «Август четырнадцатого», постоянно ощущаешь, что что-то важное ускользает от твоего понимания. Согласен, книги Солженицына необходимо читать вдумчиво, не спеша, идеально, с карандашом в руке. Но где ж взять (вздохнул) при нынешнем жизненном темпе, столько времени. Как-то слышал утверждение о том, что солженицынский цикл Красного колесо необходимо прочесть несколько раз, чтобы его понять во всей полноте. Я не готов к таким душевным испытаниям, хотя периодически возникало желание перечитать и осмыслить те или иные главы. Но мне повезло, я нашел очень необычную и интересную книгу Андрея Семеновича Немзера «Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения». Необычная книга, скажу я вам. А.Немзер пишет:

«Как-то в середине 90-х остроумный коллега, одарив меня широкой улыбкой, сообщил: «Есть свежий анекдот. Про вас. Короткий». И подмигнув, спросил: «Рассказать?» Я не стал скрывать понятного (думаю, простительного) любопытства. И услышал: «А. Н. прочитал пять раз подряд “Красное Колесо”». Пришлось разочаровать собеседника (скорее всего он же был автором этой, притворяющейся анекдотом, в общем удачной эпиграммы). Признался я, что столь впечатляющих результатов, увы, не достиг. Но готов в этом направлении работать. Не знаю, что бы сказал сейчас. Потому что понятия не имею, сколько раз перечитывал каждый из Узлов (наверно, «Апрель…», о котором писал позже всего, – больше, чем три остальных, ибо обращаться к нему приходилось и когда работал с «Августом…», «Октябрём…», «Мартом…»). Не считал. Так ведь и с Державиным, Жуковским, Пушкиным, Тютчевым, Гоголем, Лермонтовым, Некрасовым, Гончаровым, Тургеневым, Островским, Фетом, Достоевским, Толстым, Чеховым, Анненским, Блоком, Ходасевичем, Пастернаком, Мандельштамом, Булгаковым, Набоковым и много кем еще (с весомой частью русской литературы) – та же самая история. Вне зависимости от того, занимался я тем или иным художником специально или нет, люблю его очень сильно – как, например, Солженицына – или «не очень».»
-2

И я понимаю автора книги. Философско-нравственные глубины гениальных произведений Солженицына поистине не поддаются никакому измерению. Это - литературный космос, литературная вселенная! От того и боялись советские идеологи произведений Солженицына. Они оказались не по зубам даже всемогущему КГБ СССР. Торопливое изъятие из оборота уже напечатанных произведений Солженицына, наспех сляпанные разоблачительные статьи в газетах не помогали. Неконтролируемая печать произведений Солженицына за рубежом, безусловно, изменила взгляды на лакированную картинку советского бытия. Вершиной позорного акта советских властей было насильственное выдворение Александра Исаевича из страны. Думали, вышлют и все его забудут, а оказалось, что высылка Солженицына лишь подогрела интерес к нему. Самое удивительное то, что власть даже не пыталась с ним наладить конструктивный диалог.

«Могу лишь заметить, что, на мой взгляд, Солженицына всегда читали слишком быстро. Это относится и к тем сочинениям, что были напечатаны в «Новом мире» и к тем, что ходили в самиздате (еще до высылки писателя его «легальной» прозе стал навязываться «самиздатский» статус; с 14 февраля 1974 г., когда Главное управление по охране государственных тайн издало приказ об изъятии произведений Солженицына из библиотек, пять пробившихся в советскую печать рассказов окончательно сравнялись с безусловно запретными сочинениями, уже изданными и издававшимися позднее на Западе). «Красное Колесо» оказалось в особенно тяжелом положении – расширенную редакцию «Августа Четырнадцатого» и «Октябрь Шестнадцатого» было не только опасно читать в России, но они были и почти недоступны.
-3
Неспешно и пристально читать «Красное Колесо», следить за движением авторской мысли, фиксировать неожиданные мотивные переклички, которые бросают новый свет на «понятные» эпизоды, всматриваться в лица и разгадывать души множества неповторимых персонажей, вслушиваться в мелодию солженицынской фразы, открывать в тексте, только что казавшемся тебе знакомым и прозрачным, новые смысловые обертоны – настоящая радость. Недостижимая, как и при общении с другими великими книгами, без достаточно напряженной интеллектуальной и душевной работы.
Читая «Красное Колесо», в равной мере важно все время помнить и об «отдельности» и «особости» каждого из четырех Узлов (имею в виду не только и не столько самоочевидное различие «исторического материала», но изменения художественного языка, жанровые модификации, сказывающиеся на колеблющемся балансе «личного» и «исторического», а потому – на сюжетосложении и композиции), и о смысловом единстве целого, общей перспективе повествованья, его художественной завершенности. Последнему вовсе не противоречит изменение первоначального авторского замысла – остановка рассказа о русской революции на «Апреле Семнадцатого». Эта проблема подробно рассматривается в IV и V главах предлежащей книги.»

Солженицын твердо убежден, что революция разрушает не один государственный строй, но истинный миропорядок. Это бунт против Бога; главная цель революции – низвержение и унижение свободного человека, созданного по образу и подобию Божьему.

Строители нового мира
Строители нового мира

Все остальное – сокрушение государства, хозяйства, общества, культуры – промежуточные этапы на пути к полному порабощению человека, уничтожению личности как таковой. Революция вершится людьми, забывшими Бога (и потому не ведающими, что творят, какую участь себе же выковывают), но и противостоят революции тоже люди. Те, в ком живы нравственные начала, те, кто угадывает свое назначение, те, кто, оставаясь на своем месте, хранят верность долгу и высшим заветам. Борьба добра и зла идет не только в политической сфере, но и, прежде всего, в человеческих сердцах. Завораживающе подробно реконструируя историческую реальность 1914–1917 годов и вписывая в нее многочисленные линии личных, вымышленных сюжетов, Солженицын выстраивал единую книгу, ищущую мучительные вопросы.

«Приступая к знакомству с «Августом Четырнадцатого», едва ли не всякий читатель испытывает разом два противоборствующих чувства, которые в той или иной степени сохраняются (должны сохраняться!) и при дальнейшем чтении «Красного Колеса». С одной стороны, могучий напор крайне разнообразного и сложно организованного материала рождает мысль о хаотичности истории; с другой – ощутимо властное (хотя порой и скрытое) присутствие воли художника стимулирует наше стремление к поискам общего смысла множества «разбегающихся» историй.
«Хаотичность» и «мозаичность» запечатлеваемых Солженицыным событий подчинена скрытой мощной логике. Каждый из Узлов «Красного Колеса» – тщательно и точно выстроенная книга, где сцепления «случайных» событий и переклички подчас далеко друг от друга отстоящих мотивов образуют концептуально нагруженный, допускающий в Узлах последующих (в частности, ненаписанных) развитие, усложнение и переосмысление, но художественно завершенный сюжет. Обдумывая и выстраивая «Красное Колесо», Солженицын знал, почему его заветный труд должен открыться изображением первых дней Первой мировой, а завершиться событиями 1945 года (согласно конспекту «На обрыве повествования» – ЭПИЛОГ ПЯТЫЙ).».

Повторюсь, книга Немзена настраивает читателя на неспешное, вдумчивое чтение. Она помогает вернуть в памяти и заново осмыслить те эпизоды, которые не задели нашего внимания. Самоубийство Самсонова «рифмуется» с «самоубийственной» речью Воротынцева, которая становится смысловым итогом Первого Узла и предваряющим объяснением дальнейших событий.

Остатки русской армии сдаются в плен. Германский фронт
Остатки русской армии сдаются в плен. Германский фронт

Закономерно, что самоубийство Самсонова приходится на композиционную вершину «Августа Четырнадцатого», точную середину текста (при двухтомном издании – а иначе печатать «Август» едва ли целесообразно – это последняя глава первой книги).

Трагический конец Самсонова не может быть истолкован однозначно. Описывая прощание генерала с разгромленными войсками, Солженицын говорит о его нравственной высоте, которую чувствуют и солдаты, и Воротынцев:
«Отрешенность, осознание себя жертвой (не отменяющее, однако, для самого генерала чувства вины) слиты в Самсонове с ощущением провиденциальности случившегося, подчиненности исторических событий Божьей воле. Чувство это приходит с вещим сном, когда после долгих молитв (как и позднее, перед смертью, готовые молитвы переходят в молитвы почти без слов – 31, 48) Самсонов слышит загадочное «Ты – успишь…» (не «успеешь» и не «уснешь», а «успишь»), а очнувшись понимает, что «у с п и ш ь – это от Успения, это значит: умрёшь» и что «Успение – сегодня. День смерти Богоматери, покровительницы России» (31). Глава эта, в начале которой Самсонов вспоминает немецкую фразу о Наполеоне в горящей Москве («Es war die h"ochste Zeit sich zu retten» – «Было крайнее время спасаться»; подчеркнута двусмысленность эпитета – h"ochste буквально значит «высшее»), следует непосредственно за третьим видением «красного колеса», колеса, отлетевшего от телеги. В телеге этой задним числом распознаешь символическую телегу российского государства из переписки грамотного крестьянина с Толстым, о которой Саня рассказывает Варсонофьеву. В отличие от Толстого, Саня полагает, что телегу должно не бросить, но поставить на колеса (42). Именно это и не удается сделать решившемуся было на спасительный «отважный удар» Самсонову, что подчеркнуто монтажным стыком 30-й (экранной, рисующей кошмарный разгром войска и срыв «красного колеса») и 31-й глав и пожарно-наполеоновской отсылкой к «Войне и миру». Сознание обреченности у Самсонова достигает апогея в День Нерукотворного Образа.
Андрей Ромасюков. «Под Танненбергом. Гибель 2-й армии генерала Самсонова».
Андрей Ромасюков. «Под Танненбергом. Гибель 2-й армии генерала Самсонова».
Смертью Самсонов освобождается. По сути, он умер раньше, чем выстрелил в себя: сперва – внутренне отодвинув все здешнее (и в первую очередь – своих спутников), потом – потерявшись в лесу, который вдруг волшебно изменился.
Забыли Бога те, кто позволили России сорваться в войну. Что случилось, конечно, не в одночасье лета 1914 года. Ответственность за вступление России в войну несет власть – «помрачение разума правящих» детально описано Солженицыным в специально выделенном разделе («Июль 1914») главы, посвященной императору Николаю II (74). Государь не способен оценить масштаб и перспективы вершащихся событий, которым по-человечески он вовсе не рад. (Солженицын настойчиво подчеркивает миролюбие императора, прямо связанное с его простодушным идеализмом.) Роковое решение царя стимулировано частью благородными, но расплывчатыми общими соображениями о славянском братстве и нравственной необходимости защищать слабых, частью – опрометчивыми союзническими обязательствами (рабствование которым удобно трактовать в высоком плане – как рыцарскую верность слову), частью – привычкой мыслить политику делом семейным.
«Восточнопрусская» часть «Августа» завершается уже упоминавшейся экранной картиной концентрационного лагеря (58) и заявлением штаба Верховного Главнокомандующего (Документы – 7). Самсоновской армии больше нет, последние часы ее остатков обрисованы в трех главах (56–58). Перед тем из нашего поля зрения исчезает группа Воротынцева, причем в момент прорыва к своим, и пока неизвестно – будет ли он удачным для всех окруженцев (55).»
Не буду касаться деталей книги Немзова. Она мощный путеводитель по всем книгам «Красного колеса.» Понимаешь своё читательское везение в этом случае. Дело в не точных данных погибших, занятых или освобожденных населённых пунктах, о чем принялись утверждать и отчаянно спорить некоторые читатели. Это всё история, которая так и не написана до сих пор. Ни дореволюционная, ни советская. Дореволюционная история вымарана черным цветом советскими историками, находящимися под идеологическим прессом. Советская история отлакирована до неестественного блеска. Сложилась уникальная, точнее, ненормальная ситуация. Государство есть, история придумана по мотивам некоторых реальных фактов. Но, как говаривал Антон Павлович Чехов «Могло быть и хуже!», я имею в виду сегодняшнюю официальную историю государства Украина. Но нам повезло намного больше. У нас есть Солженицын, у нас есть глубинное критическо-философское понимание тех дней, тех событий. Значит забвение не коснется значительного исторического отрезка. Можно не соглашаться, можно спорить, самое главное не забыть.

Намедни, меня насмешила одна читательница, ярая противница всего, что я пишу. Естественно, для неё Солженицын – злейший враг народа. Вот её комментарий.

-7

Вообще, цель американской спецслужбы – максимально оглупить россиян. С помощью учебников, книг, переведённых на русский язык, одурачивающих фильмов и т.д. Это не новость и не секрет. С её точки зрения, продвижение, финансирование изданий книг мыслителя (Солженицына) есть прием оглупления российских масс. Т.е., чем больше будет издано вдумчивой, философской литературы Солженицына, тем мы станем глупее. Согласитесь, какая-то кривая логика? Еще можно применить произведения Солженицына для подрыва социалистического строя. Но сейчас-то как может Солженицын подорвать Россию. А мораль сей басни проста. Сия дама не читала никогда и не понимала философию Солженицына. А самомнение кипит, гордыня булькает. Вот и написала, совершенно не задумываясь о сути написанного. Где уж там, когда от самомнения аж руки дрожат!
Возможно, я напишу о ненависти к Солженицыну многих комментаторов, откуда она взялась. О тех ошеломляющих глупостях, которые мне приходится читать. Сейчас лишь повторюсь,
кто захочет почитать историческую эпопею Солженицына «Красное колесо» воспользуйтесь книгой Андрея Семеновича Немзера «Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения». Она реально поможет вам глубже раскрыть творческий замысел великого русского писателя Солженицына.

Вам понравилась статья? Поставьте, пожалуйста 👍 и подписывайтесь на мой канал

-8