Владимир Путин недавно озвучил, что с нашей стороны в зоне боевых действий работают 600 тысяч человек. Но он тактично промолчал о том, сколько у нас в резерве в тылу. Потому что многие бойцы после отработки контракта находятся в отпусках
Украинским генералам самим интересно, сколько солдат мы можем выставить по щелчку пальцев к этим 600 тысячам: 200, 300 или 500 тысяч. Парировать эту угрозу противнику будет трудно, считает военно-политический обозреватель, автор телеграм-канала «Русский инженер» Алексей Васильев.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Алексей, когда украинские СМИ и политики устроили истерику по поводу якобы отставки Залужного, на его должность прочили Сырского и Буданова. Можно ли сказать, кто из этих трех персонажей наиболее опасен для нас в качестве главкома ВСУ? Или это неважно, потому что боевыми действиями противника полностью руководят натовские генералы?
— Я бы не сказал, что боевыми действиями противника полностью руководят натовские генералы. Роль командующих ВСУ тоже значительная. Когда Залужный еще до СВО говорил о подготовке украинской армии, он сказал, что они спрятали от США часть оружия и часть своих оборонительных планов, чтобы американцы не передали их россиянам. Так что какой-то процент самостоятельности украинские генералы точно имеют.
Другое дело, что для России этот вопрос не имеет особого значения. Залужный не сам планирует и реализует эти операции. Для этого у Украины есть множество штабных офицеров. Залужный может только утвердить/не утвердить планы эти планы или внести в них свои предпочтения.
В целом мы не видели прорывных решений со стороны украинского командования. За исключением одного. Залужный говорил, что он хотел ударить по Токмаку еще осенью 2022 года, но американцы его остановили. Если бы противник решился на этот шаг, возникла бы весьма опасная для нас ситуация.
Резюмирую. Для нас нет особой разницы в том, кто стоит во главе ВСУ. Но если бы такие замены состоялись, это было бы для нас выгодно, потому что это вызвало бы дезорганизацию в рядах противника.
— Почему вы думаете, что если бы ВСУ пошли на Токмак еще осенью 2022 года, то это было бы для нас очень опасно? Все-таки под Херсоном они понесли серьезные потери, и у них тогда не было столько танков.
— Не забывайте, что тогда у нас были большие потери ранеными. Да и в целом наша армия была гораздо меньше украинской. Мы меньшими силами не то что сопротивлялись, но и наступали. Но к сентябрю 2022 года это стало невозможно.
Украина еще весной начала мобилизацию. К осени они поставили под ружье полмиллиона человек. А у нас мобилизации не было. В армию пытались попасть 100 тысяч добровольцев, но тогда работа военкоматов не была настроена должным образом. Людям говорили: «По вашему ВУС нет вакансий». Потом эту работу наладили. Но первое время добровольцев реально отфутболивали.
Так что дело не в том, что у ВСУ тогда не было натовских танков. А в том, что у них было двойное численное превосходство. Рубеж обороны должен держать полноценный взвод (10 человек). Когда у вас нет столько сил, вам проблематично организовать наблюдение и прикрытие. Именно поэтому ВСУ смогли прорвать оборону под Харьковом.
Но если под Харьковом у нас было, куда отойти, чтобы занять более выгодные позиции, то если бы противник в первый день дотянулся до Токмака, они бы перекрыли важный логистический узел и смогли создать угрозу фланговых ударов для Васильевки и Энергодара. Без укрепленной полосы ситуация могла развиваться не очень хорошо. Там же степь, где даже без танков продвигаться несложно.
У противника был шанс осуществить этот замысел в течении пары недель. Это не значит, что нас ждала бы катастрофа. Просто ВСУ добились бы больших успехов, чем во время контрнаступа.
— Я задаю эти вопросы в связи с последним заявлением Блинкена, который сказал, что власти США уже заметили последствия отсутствия военной помощи Украине на поле боя. В какой степени происходящее сегодня обусловлено тем, что Киеву что-то не дали, а не тем, что мы стали сильнее?
— Мы полноценно развернули ВПК. Сами западные источники утверждают, что мы производим 100 танков в месяц. Плюс мобилизованные втянулись в процесс. Многие из них готовы остаться служить по контракту, потому что нашли свое место в военной жизни. Они набираются опыта и становятся матерыми бойцами. Поток добровольцев тоже идет постоянно.
Владимир Путин недавно озвучил, что с нашей стороны в зоне боевых действий работают 600 тысяч человек. Но он тактично промолчал о том, сколько у нас в резерве в тылу. Потому что многие бойцы после отработки контракта находятся в отпусках. Украинским генералам самим интересно, сколько солдат мы можем выставить по щелчку пальцев к этим 600 тысячам: 200, 300 или 500.
Арифметика простая. Надо сравнить, сколько было мобилизовано в 2022 году, сколько было добровольцев в прошлом году, сколько будет добровольцев в этом году. Если все это дело просуммировать, то цифра получится гораздо больше чем 600 тысяч. И гораздо больше самых высоких потерь, которые Украина нам приписывает.
Есть один «террорист и экстремист», который говорил, что у нас в резерве 250 тысяч. Так что у нас хорошая численность не только на линии соприкосновения.
ВСУ парировать эту угрозу будет очень трудно, потому что их кадровый резерв выбит. После полугода боев у них 50–60 из 120 бригад выведены в тыл. Судя по всему, они укомплектованы не очень хорошо.
Да, противнику продолжает поступать бронетехника. Они начали «пылесосить» югославские танки по всему миру. Греков продавили, чтобы они отдали Украине старые комплексы ПВО. Даже швейцарцев развели на 20 «Леопардов». Что-то по сусекам они наскребут. Так что еще несколько месяцев они могут оказывать сопротивление.
Тем более оборону держать легче, чем наступать. Фронт сейчас позиционный. Большое количество разведывательных средств не позволяет скрытно сконцентрировать бронетехнику, потому что она превращается в отличную мишень. А без концентрации бронетехники мы не можем сконцентрировать огонь.
Все уставы (начиная с Первой мировой) говорят, что надо собрать бронекулак, чтобы все эти средства на расстоянии в 2–3–5 километров могли сконцентрировать удар всеми своими средствами поражения. Когда этот бронекулак движется, полевые укрепления быстро раскатывают.
Сейчас средства разведки не дают собрать этот кулак. ВСУ легче обороняться, а нам труднее реализовать численное превосходство.
С другой стороны, мы ищем решения, чтобы парировать фактор дронов. Когда этот вопрос будет решен, численное превосходство можно будет реализовать.
— Про дроны вы уже сказали. Ими ВСУ пытаются компенсировать недостаток артиллерии. Но теперь у них возникла идея, чтобы заменить снаряды снайперскими винтовками. Какой максимальный урон они могут нам таким образом нанести?
— Снайперских винтовок у ВСУ и так много.
Да, снайпер может на рубеже в 600–800 метров держать огневой контакт и не подпускать к себе живую силу. Но снайперскую винтовку каждому бойцу не выдашь. И потом, снайперы могут удержать только последний рубеж обороны. Плюс против них работает бронетехника и авиационные средства поражения. Да и дроны никто не отменял.
Сейчас для ВСУ все равно нужнее дроны, потому что они позволяют работать на большей дистанции в 5–10 километров, и точность их поражения ничуть не хуже, чем у снайперской винтовки.
— Насколько для нас опасно, если Киеву передадут вертолеты? Ведь сами украинцы говорят, что статичная оборона — это не выход, поэтому они все равно будут проводить какие-то контратаки.
— ВСУ могут сколько угодно мечтать о вертолетах. Но вертолет — это хорошая цель для ПВО. ПВО у нас есть.
Если бы противник получил сотни вертолетов, то у нас возникли бы сложности. Но даже мы при нашем превосходстве в воздухе стараемся вертолеты сильно не задействовать, чтобы лишний раз не подставлять их под удар.
Для чего они ВСУ понадобились? В свое время мы с помощью вертолетов отражали танковые атаки под Работино. Может быть, противник хочет повторить то же самое. Если мы прорвемся на бронетехнике, враг хочет попытаться ее поразить быстро и с большой дистанции.
Но насчет контратак я сомневаюсь. Наступать на нас в условиях, когда у нас есть сложившаяся система обороны, — это самоубийство.
— Уточняющий вопрос по поводу позиционного тупика. Реально ли растащить огневые средства ВСУ по разным направлениям, чтобы они не смогли наносить удары по нашей технике в момент развертывания?
— Средства поражения уже никто не сосредотачивает в одном месте. Огневые позиции батареи разбрасываются чуть ли не на 10 километров. Каждая пушка находится на расстоянии в 1–2 километра от другой. Уже наладили систему управления, когда батарея работает как единое целое, но позиции максимально разбросаны.
Дальность стрельбы артиллерии ВСУ составляет 30–40 километров. В этом смысле неважно, где конкретно находится пушка.
Мы поступаем точно так же. Наша артиллерия учится воевать на уровне, когда у каждого дивизиона есть собственная система обнаружения. Она не зависит от того, чтобы им сверху передали координаты для поражения. У них есть собственные средства разведки в виде беспилотников. Эффективность огня очень возрастает. Уже не надо использовать штатные 200–300 снарядов для поражения. Цель можно поразить двумя-тремя выстрелами, если «птичка» дает целеуказание и корректировку.
Кроме того, для этого партии снарядов подбираются по одному весу, чтобы не было сильного разнобоя. Они держатся в одной температуре. Когда делаются первые два выстрела, третий или четвертый поражает цель.
Мы уже год как перешли к этой системе. С каждым днем она дает все более эффективный результат. Нужно как можно меньше снарядов, чтобы накрыть цель. Период лунных пейзажей начинает уходить.
— Отдельно хотел задать вам вопрос как к инженеру-ракетостроителю. Украинский генерал Кривонос заявил, что после нашего удара по КБ «Луч» в Киеве они фактически остались без дальнобойных ракет, и теперь вся надежда на Запад. Насколько эта оценка оптимистична для нас?
— Тут есть элемент дезинформации.
На Украине действительно было свое производство. Например, «мозги» и головку наведения для «Нептуна» как раз делало КБ «Луч». Сделали они их не очень быстро и не очень эффективно. Ракета не оказалась супер-пупер эффективной. Иностранная StormShadow гораздо эффективнее, хотя сложнее и дороже.
Сейчас мы вывели из строя цеха, где производились двигатели к украинским ракетам на «Мотор Сичи». Плюс удар по КБ «Луч» точно должен был нарушить производственные мощности по изготовлению боеголовок. Вопрос в том, как быстро они могут восстановить производство. Может, через месяц. Может, через два.
Мы не можем подтвердить степень урона на самом объекте. Потому что производственные мощности там в целом большие. 10% от всей площади занимают критически важные вещи. Ракета могла поразить другой угол ангара или здания, разбив старое оборудование. А комнату, где непосредственно производят те же радары для «Нептуна», могла не задеть.
Наша агентурная разведка рано или поздно установит степень повреждения этого объекта.
С другой стороны, Кривонос не особенно кривит душой. Он понимает, что если Украина восстановит эти мощности, то будут новые прилеты. Им нерационально разворачивать производство у себя, потому что вся территория под обстрелом.
Максимум, что они могут — так это перенести все цеха в подземные помещения. С тем же «Южмашем» они уже так делают. А в Киеве подземных помещений очень много. Возьмите подземный паркинг, возьмите со всех жильцов подписку о неразглашении и получите готовый производственный цех.
То же самое делала гитлеровская Германия в последние годы. Рассредоточение производства на мелкие цеха и подземные помещения для финальной сборки. Эта тактика была эффективна. Даже когда союзная авиация устраивала тотальные бомбардировки заводов, оружие на фронт шло. Украина обожествляет Третий рейх. Она может сделать точно так же.
Наконец, они могут перенести производство на территорию третьих стран.
Так что производство на Украине сохранится. Вопрос лишь в объеме.
— Я не знаю, насколько этот пример корректен. Но когда в августе-сентябре мы накрыли в Чернигове специалистов по беспилотникам («Злые птички»), Украина стала жаловаться, что мы превосходим их по FPV-дронам. Сейчас такое же возможно?
— Нехватка дронов у ВСУ произошла по другой причине. Они израсходовали их во время контрнаступа. Потом у них была просадка, а где-то в октябре к ним пришло много деталей, которые они заказывали за рубежом, и беспилотники снова стали собираться.
Так что не надо преувеличивать этот прилет по Чернигову. Тем более им там откровенно повезло. Боеголовка ракеты взорвалась на крыше, а не внутри. Они отделались жидким испугом.
Прилеты по Киеву тоже сильно не скажутся на ситуацию с ракетами. КБ «Луч» делает ракеты «Нептун» и боеголовки для «Ольхи». На фронте их не видно. Да, ими били по Белгороду и в случае поражения нашего БДК в Бердянске. Но это небольшой объем производства. По косвенным признакам (закупка компонентов в Южной Корее и ОЭА) — это 80–100 единиц серии. Это 10–12 ракет в месяц.
ВСУ много их использовали в прошлую осень. Пока они их не запускают. Возможно, они их накапливают. Но если бы они их достаточно наклепали, то они бы их применяли чаще.
— Уже общим местом стали разговоры о том, что мы на линии боевого соприкосновения ищем слабое место в обороне ВСУ, чтобы бросить в этот прорыв свои резервы. Удалось нам что-то нащупать?
— Дело не в том, что мы что-то прощупываем. Мы оказываем постоянное давление. Мы не даем расслабиться противнику. ВСУ несут потери. Им приходится задействовать войска из резервов.
Плюс, происходит постоянное смещение линии фронта. Им приходится готовить новые позиции, потому что меняется конфигурация. Когда эти обновленные позиции станут для нас более выгодными, мы сможем проделывать полуохваты и котлы, которые поменяют ситуацию на локальном участке фронта.
А если в этот момент туда будут подтягиваться наши дополнительные силы и артиллерия, Украине будет труднее осуществлять ту же ротацию.
Давление идет. Идет подготовка к чему-то серьезному. Не надо думать, что фронт замер, а стороны просто перестреливаются друг с другом. Процесс идет. Но когда он перейдет в другое качество — неизвестно.
— ВСУ еще год назад опубликовывали планы обороны вашего родного Днепропетровска, а сейчас носятся с идеей, чтобы посадить туда 300 тысяч человек с автоматами, которые устроили бы городскую герилью. Можем ли мы этого избежать?
— 300 тысяч человек с автоматами ВСУ туда точно не посадят. А если и посадят, мы их быстро переловим.
Оборона может быть эффективной только в комплексе. Например, с сочетанием огневого прикрытия артиллерии.
Я не скажу, что эти 300 тысяч человек мы разоружим по щелчку пальцев. Но для этого надо вырубить их костяк, связь и систему управления. А дальше дело техники. Рано или поздно они перестанут в лоб вылезать. Город берется под контроль, разрезается на отдельные участки, устанавливаются блокпосты с регулярными проверками.
У местных жителей рано или поздно эта история засядет в печенках. Они сами начнут сдавать тех, у кого есть автоматы. Так что вся эта беготня с автоматами через два-три месяца закончится.
Я вообще считаю, что ВСУ отдадут Днепропетровск целиком. Местная община уже пытается договориться, чтобы город не был разрушен. Да и стратегически его сложно оборонять. В Великую Отечественную войну за него не держались ни мы, ни немцы. Он несколько раз переходил из рук в руки просто в силу географии: высокий правый берег Днепра, рассечение реками Самара и Орель, перемежение частного сектора с промзоной. При современной тактике это позволит нам сделать так же, как в Артемовске. Мы легко можем выйти ближе к центру и взять под обстрел логистические узлы. Плюс, он легко обходится с тыла.
Так что за Днепропетровск сражаться особо не будут. Он не подходит для обороны. В отличие от Харькова. Его проще оборонять.
Что касается Запорожья, то тут возможны варианты. Если ВСУ подорвут Днепрогэс, это одна история. Если не подорвут — другая. Наличие мостов и реки, которая разделяет пополам, усложняет и оборону, и взятие. Можно взять город частично, и противнику не будет смысла для него цепляться.
Мне кажется, что когда будет решен вопрос с Харьковской областью, днепропетровские элиты просто переобуются. Я имею в виду не Корбана или Филатова, которые формально у власти. С этими товарищами быстро попрощаются. А те элиты, которые соблюдают шабат, переприсягнут на верность.
