До 300-летия со дня официального основания Сакмарского городка, первого русского поселения на территории современной Оренбургской области осталось чуть более 500 дней. Наша газета продолжает публикацию статей, посвященных истории нашего родного села.
Представляем вашему вниманию новое исследование известного сакмарского краеведа Николая Ивановича Маркова, посвященное жизни, укладу, традициям сакмарцев, сакмарского казачества.
Продолжение. (Часть 1 здесь)
...Крепко держались сакмарцы и за другие традиционные формы своего уклада жизни и быта, уходящие корнями в далекую старину. Особенно это относилось к свадебным обрядам. Но данный пласт их культуры заслуживает отдельного рассказа.
Традиционный уклад и образ жизни не был нарушен и после переселения казаков на открытое степное пространство, после которого новое поселение получило статус станицы, вместо казачьего городка. Развивалось оно под «усмотрением» войскового начальства достаточно активно. В 1825 году в его центре была построена единоверческая церковь, освященная три года спустя. Потом на улице Большой появился общественный каменный магазин. После отступления русла реки от склонов возвышенности, образования стариц, и пойменных мест распространяется огородничество, в котором сакмарские женщины достигли высокого мастерства.
В тоже время начинается освоение жителями станицы ближайших территорий на притоках Сакмары и самой реке. Здесь появляются хутора: Архипов, Белов, Донсков, Еремин, Санков, Майорское, Янгиз и Гребени. Чаще всего они назывались по фамилиям первых поселенцев. Угрозы нападений кочевников в тот период уже не было, поэтому поселения обычно строились на ровных, богатых лесом и водой местах, где сеяли не только хлеб, но и занимались огородничеством и садоводством.
Проходили годы и десятилетия. В 1869 год сакмарские казаки вступили, не зная о том, что именно он станет временем крутого перелома в судьбе каждого и всей станицы в целом. Они были довольны нахождением ее в составе Уральского казачьего войска, его старообрядческого мира и порядка. Почти за полтора столетия у них никогда не возникало каких-либо сепаратистских помыслов, характерных для территорий, располагающихся далеко от центра на чужой земле.
Поэтому новость о Высочайшем царском повелении, принятом в марте 1869 года, о передаче Сакмарской станицы до 1 января 1870 года из ведомства Уральского казачьего войска в Оренбургское, стала для ее обитателей настоящим потрясением.
Скорее всего, из-за дальности расстояния сакмарцы, хоть и сохранили веру своих отцов и воинственный дух предков, но мало принимали участия в войсковых делах. Они ни разу не откликались на волнения и бунты яицких казаков, для которых подобные «мероприятия» были довольно распространенным явлением.
Но теперь случившееся касалось только их, и ответом на него тоже стали бунтарские настроения. Вначале они выразились в форме образования групп людей, бурно обсуждавших произошедшее событие. Со слов исследователя привожу дословно некоторые наиболее характерные высказывания: «Что мы будем служить в Оренбургском войске – мы казаки уральские», – кричали одни. «Как это без нашего согласия перевели нас в другое войско? – орали другие. – Не хотим быть оренбуржцами. Это притеснение для нас».
В таком возбужденном состоянии сакмарцы ходили достаточно долго, заговор принимал все большие и большие размеры и, наконец, вылился в общественный сход, на котором выбрали двенадцать стариков-депутатов для поездки за счет общества в Петербург с ходатайством об отмене Высочайшего приказа. Сумму средств на дорогу выделили изрядную, и уполномоченные делегаты, напутствуемые пожеланиями жителей всей станицы, немедленно выехали из Сакмарска в Оренбург, чтобы оттуда двинуться в далекий путь.
Но, видимо, жизненный опыт подсказывал им, что перед отъездом необходимо побывать у некоторых своих влиятельных единоверцев, рассказать о цели поручения и попросить совета. К сожалению, часть из них посчитала рассказы казаков за шутку и даже за пустую болтовню. Другие более серьезно отнеслись к этому и одобрили план действия сакмарцев, правда, без предупреждения о последствиях, которые могли бы произойти в дальнейшем.
Но, слава богу, нашелся один здравомыслящий, мудрый человек, который удержал сакмарцев от их взбалмошной идеи. А сказал он, по словам автора очерка «Городок Сакмарский» следующее: «Что вы думаете?, – урезонивал он их, когда они сказали ему своем предприятии. – Да знаете ли вы, что сделают с вами. Вас загонят за это туда, «куда Макар телят не гонял». Вы и до Питера то не дойдете. Вас еще здесь успеют схватить. А лучше поезжайте богом домой, да скажите станичникам своим, чтоб они и думать перестали о такой глупости».
Выборные старики послушались благого совета доброго человека и в тот же день двинулись восвояси. Как удалось выяснить впоследствии, те предположения были не лишены оснований. Пока они ездили по городу и расславляли весть о своем намерении, на почтовой станции их уже дожидались жандармы.
Так закончился первый и последний маленький бунт наших предков. С тех пор сакмарские казаки жили смирно и ничего особенного не предпринимали. Яицко-уральский период жизни в старообрядческом миру остался в прошлом, и закоренелым раскольникам пришлось осваиваться в новом казачьем войске, подавляющее большинство которого составляли последователи официальной православной церкви.
Но, на мой взгляд, станичники так и не стали, в полном смысле слова, оренбуржцами, а остались сакмарскими казаками в составе Оренбургского казачьего войска. Те, кто приезжал сюда с историческими или этнографическими целями, отмечали, что, «так же как уральцы сакмарцы живут особняком от прочих поселенцев Оренбургского края. Они отличаются бытом и обычаями и от казаков, и от крестьян. Никаких нововведений не принимают у себя они. Помимо религиозных обрядов в их обычаях видна далекая старина».
В их характеристике в период нахождения в новом казачьем войске вполне применима вторая часть названия популярного в свое время фильма Сергея Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». Суровые бородатые мужчины, как на этом снимке от января 1918 года, уже одним своим внешним видом указывали на какую-то особенность и отчужденность от окружающего соседнего мира.
Видимо, поэтому советские авторы, рассказывая о событиях гражданской войне в Оренбуржье, где участвовали сакмарцы, не называли их просто оренбургскими казаками, а использовали довольно-таки оригинальную формулировку: «казаки-бородачи, раскольники станицы Сакмарской и прилегающих к ней хуторов». Даже в ней можно ощутить незримое полуторавековое «уральское наследие», которое в три раза превышало время нахождения наших предков в Оренбургском казачьем войске.
Старообрядческое мировоззрение и отчужденность от остального мира, кроме несения военной службы, вела к замкнутости во многих сферах повседневной жизни, следствием которых стали широкие родственные связи внутри казачьего сообщества. Они буквально «пронизывали» всю Сакмарскую станицу с хуторами и в этой ситуации к концу 19-го века у большинства сакмарцев стерлась память о принадлежности их предка по мужской линии к той или иной группе русских людей, основавших казачий городок почти два века назад.
Лишь однажды еще в школьном возрасте мне довелось услышать от кого-то, что Бурлины происходят от яицких казаков. Этот эпизод вспомнился мне после знакомства в одном из последних номеров газеты «Сакмарские вести» с большой статьей о нашем земляке, участнике белого движения, генерале Петре Бурлине. Мы не были связаны с этой семьей родственными узами. Помню только, что в школе в тоже время со мной учились два брата, младшие по возрасту, с которыми мои пути не пересекались.
Но оказалось, что такое происходило, теперь уже в далеком прошлом, с моим дедом Марковым Степаном Михайловичем. И помогли узнать об этом статья в газете и старая фотография, сделанная в январе 1918 года. Тогда, в связи с началом гражданской войны в Оренбуржье и отсутствием власти, во многих станицах начали формироваться отряды самообороны. Появился он и у нас, причем данное событие было запечатлено в фотографии (видимо в станице был свой фотограф).
На ней невольно привлекают внимание три сидящих в центре человека: мужчина средних лет, одетый, как и все остальные в зимнюю военную куртку, папаху и валенки и два молодых щеголеватых офицера в шинелях, хромовых сапогах и фуражках. Они, безусловно, представляли руководство отрядом. Дед, тогда еще в звании вахмистра, являлся выбранным командиром, а офицеры выступали в роли военных специалистов. Их фамилии мне известны не были, и лишь много позже, как предположение, не помню, кто-то сказал, что один из них мог принадлежать к Бурлиным.
Выход статьи в газете помог прояснить давно интересовавший меня вопрос. Станичный атаман Иван Белов, приходящийся родственником этой семьи, сообщил моим близким, что оба офицера вокруг деда – младшие братья Петра Бурлина: Дмитрий и Георгий. Информация оказалась вполне созвучна с темой статьи, посвященной будущей юбилейной дате. Яицкие казаки, к которым относились Бурлины, и исетские казаки, в состав которых входил наш прародитель, в начале 18-го века выступили в роли организующей силы, объединившей массу русского люда, оказавшуюся по разным причинам на сакмарских берегах чуть ли не со всех уголков Российской империи. И символично, что спустя почти двести лет потомки этих двух ветвей казачества возглавили отряд самообороны для защиты родной станицы.
Эпоха, наступившая вслед за революцией и гражданской войной, сломали привычный уклад жизни сакмарских казаков, основу которого составляли служба государю-императору, сословная замкнутость и привилегии, а также старообрядческое мировоззрение. Казавшиеся незыблемыми «уральские» устои, традиции и обряды начали размываться, хотя и не сразу. Еще в мои детские годы, невесты, как и раньше, садились за свадебный стол в старинный праздничной одежде уральских казачек. Крепко держались жители бывшей станицы и своих старообрядческих верований, доставшихся от предков.
Правда, в последующие десятилетия, начиная с 60-70 годов, размывание происходило более активно, и со временем приверженность старому укладу жизни и обычаям стала восприниматься даже некоторыми пожилыми сакмарцами чуть ли не как пережиток прошлого.
Вышел из употребления и сакмарский говор, основу которого составляла уральская лексика. В самом поселении от старого Сакмарска того периода остался только бывший общественный каменный магазин, да православный храм. Правда, несколько лет назад местные власти передали верующим молельный дом, построенный в 1860 году богатым казаком Пеговым для своих единоверцев. И сейчас в нем собираются люди, оставшиеся верными религиозным мировоззрениям предков.
В историческом плане о том времени напоминают также две улицы: имени Пугачева и небольшая улочка, названная в честь атамана Арапова в районе горы, где он когда-то разбил лагерь вместе со своими сподвижниками. Еще одна, названная, надо полагать, в честь нашей первой казачьей «столицы», появилась на карте села не так давно, в ходе хуторского строительства в районном центре.
На Михайловском хуторе крайней улице, обращенной к автомобильному шоссе в поселок Красный Коммунар, присвоено имя – Уральской. Правда, она больше напоминает проселочную дорогу, но все равно это память о не чужом для сакмарцев городе, который, к сожалению, находится уже в другом государстве. Есть некая символика в том, что в западном направлении улица заканчивается недалеко от местечка Уральчик, а на восточном «уходит» к возвышенности, где когда-то стоял укрепленный городок.
Такой, достаточно редкий природно-исторический компонент на северной стороне села дополняется протекающей неподалеку рекой, которая на протяжении полутора веков служила главным средством сообщения со своим административным центром. Надо полагать, что для дальнего пути снаряжалась не одна казачья будара (большая лодка), а целая флотилия, поскольку там решались не только управленческие дела, но и весь круг хозяйственных и военных вопросов.
После 1870 года все отношения с Уральском, включая и религиозные, были прекращены, и память о нем стала постепенно стираться среди жителей подчиненной когда-то ему станицы. Состоявшаяся в ноябре прошлого года поездка представителя старообрядческой общины села Сакмары в находящийся в этом городе храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы дает некоторую надежду на установление контактов со своими единоверцами.
Этот кафедральный собор Казахстанской епархии Русской православной старообрядческой церкви известен тем, что в нем находится рака с мощами епископа Арсения Уральского и Оренбургского, который в 2011 году Русской православной старообрядческой церковью прославлен в лике святых.
На снимке 1915 года храм представляет собой внушительное церковное здание, которое играло важную роль в жизни Уральского казачьего войска. Сейчас оно сильно обветшало и требует большого ремонта. Но, тем не менее, наличие здесь мощей святого придают ему высокий статус в глазах верующих двух областей, служению которым он посвятил много лет.
Участие наших земляков в мероприятиях по его почитанию – это не только религиозное действие, но и расширение знаний о городе, игравшем когда-то важную роль в жизни предков сакмарцев.
Уральский период в жизни Сакмары уже давно стал историей. Однако в период будущей подготовке к юбилейной дате к нему будут возвращаться и не раз. Поэтому я решил, как человек, занимающейся ее историей и принадлежащий к роду, где чтили «старину» и знали «старожильческое поречье», рассказать своим землякам о времени, в котором сакмарцы сформировались, как общность со своим говором, укладом жизни, традициями и обрядами. За их сохранение они были готовы даже на прямой бунт против царской власти. И даже, став оренбургскими казаками, они, спустя несколько десятилетий, в конце 19-го века по-прежнему прославляли в песнях свой Яик Горынович, хотя многие могли видеть его лишь в районе Оренбурга. Такая верность выбору предков заслуживает самой высокой оценки.
Проходят десятилетия и века. Многое меняется в природе и обществе. Но неизменным остается бег реки, спешащей куда-то вдаль. Чтобы не произошло, а Яик (Урал) все также будет уходить в море, а Сакмара спешить к нему навстречу. На ее берегах будут рождаться новые поколения сакмарцев. И очень важно, чтобы они знали свое прошлое, помнили о тех бородатых мужественных людях, основавших в дикой степи, среди кочевых племен городок-крепость, ставший впоследствии большой казачьей станицей, а затем превратившийся в крупный районный центр теперь уже родного для них Оренбуржья.