Врачи с интересом выслушали мой рассказ. В решении моей дальнейшей судьбы принимали участие около десяти врачей. Все врачи были женщины, а возглавляла этот матриархат постпенсионного возраста старуха. Был бы хотя бы один мужчина, то он бы за меня заступился, но эти... Вердикт, наверное, вынесли мне заочно и каверзные вопросы, которые исходили от бабки по завершению моего рассказа задавались с единственной целью развлечь собравшуюся публику. На вопрос про свои увлечения я опрометчиво сказал про стихи.
Зря!
– Стихи пишете? – обрадованно воскликнула бабка и обернулась на остальных – Отлично! А ну-ка почитайте нам что-нибудь.
Никогда, слышите никогда, не читайте свои стихи психиатрам! Боже вас упаси! Лучше читайте их сумасшедшим любого пола и читайте нормальным женщинам, а психиатры невзирая на пол к поэзии не восприимчивы. Для них любой поэт по определению является шизофреником, ибо нормальному человеку в голову не придёт сочинять стихи.
Нас с тобой узрел Всевышний,
Когда плыл над лесом тучей.
И, сочтя что он не лишний,
Тьму развел рукой могучей.
Ну а мы лежим в палатке,
За которой смотрит Бог.
Наши сны крепки и сладки,
Был сегодняшний не плох.
В наших не было и планах
То, что длилось только миг.
Правда, в утренних туманах,
Омрачился Божий лик.
“Да, Господь, любовь греховна,
Пока мы не вступим в брак.
Ты наказывай условно,
Раз друг друга любим так.”
Но Господь сказал сурово:
“Вы не рвали яблок с древа
И, пусть нету у вас крова,
Тоже мне! Адам и Ева…”
Старуха стихи оценила, правда не с эстетической точки зрения, а с позиции врача.
– Вы, наверное, очень религиозный человек? – спросила она.
Вопрос поставил меня в тупик:
– Гм… Почему? С чего Вы взяли?
– Ну как же… У Вас Бог в каждой строчке слова: “Бог”, “Божий лик”, “Всевышний”, “Господь”.
“В самом деле!” – подумал я – Она что, считала? Вот чёрт!
Верующий человек для психиатра в сто раз хуже поэта. А верующий поэт – вообще клиника. На него сразу смирительную рубашку надевать надо.
– Отпустите меня. – взмолился я, но старуха, отрицательно покачав головой, ответила:
– Это невозможно. Вот Ваш врач Лия Михайловна. – она показала на красивую молодую еврейку лет тридцати – Будет лечить Вас.
– Лечить? – переспросил я – От чего?
Старуха не удостоила меня ответом, а Лия Михайловна встала со стула и пригласила перейти с ней в другой кабинет для более обстоятельного разговора. А начала она его с того, что налила мне горячего чаю и дала на подпись официальную бумагу о согласии на лечение. Врачиха была со мной так мила и любезна, к тому же обладала такой эффектной внешностью и обалденной фигурой, что огорчать её отказом мне никак не хотелось. Высокая, стройная, с тонкими чертами лица, длинными вьющимися волосами и изумительными зелёными глазами. При иных обстоятельствах я бы в неё непременно влюбился, но сейчас стремление выйти отсюда перевешивало желание понравиться красивой женщине.
– Извините, Лия Михайловна. Не могу.
– Очень жаль, Алексей. Мы ещё успеем с Вами поговорить, а пока отдохните.
С этими словами она отпустила меня в палату.
Напоследок сделала добрый жест и распорядилась насчёт очков. Днём их вернули, а вечером за ужином пришёл счёт в виде маленькой синей таблетки. В таблетке я опознал трифтазин. Лекарство, подавляющее волю. Я попробовал смухлевать и оставить таблетку во рту, чтобы потом незаметно выплюнуть, но опытная медсестра полезла мне в рот с фонариком.
– Имей ввиду! Если не в рот, то в жопу. – строго предупредила она, намекая на укол.
Таблетку пришлось проглотить.
Наутро я встал совершенно разбитым. Ночью у одного из соседей разыгрался приступ белой горячки. Он разбудил меня, показал свою пятерню и умолял помочь ему снять нитки с пальцев. Никаких ниток на пальцах у него не было, но мужик не верил и продолжал гнуть своё. Потом привезли новенького. Этот новенький, надев на ноги мои тапки принялся шаркать в них по палате. Тапки я отобрал и снова лёг, как тут припёрся какой-то санитар-срочник и принялся выклянчивать у меня сигарету. Я притворился что крепко сплю, но он предпринял попытку залезть мне в карман, где лежала пачка, тем самым вынудив перевернуться на другой бок и лишь тогда ночной гость, матерясь, отвалил. И всё это на фоне яркого света, громкого храпа и подлого вонючего пердежа.
А когда в семь утра скомандовали подъём, то выяснились две вещи. Первая: у меня украли очки. Вторая: мне дежурить в палате. Очки взял ночной солдат. В этом я нисколько не сомневался. Видимо, хотел отомстить. Уборку я перепоручил Махову заранее расплатившись с ним сигаретой. Это было моей ошибкой. Махов оказался не такой уж дурак и выставил дураком меня. Приняв вознаграждение, исполнитель привёл из соседней палаты левого чувака и в свою очередь возложил на него обязанности дежурного. Чувак стоял и искренне недоумевал почему он должен дежурить в чужой палате, а сигарету к тому моменту Махов уже успел выкурить. В итоге я разозлился (главным образом на себя) и, выгнав всех из палаты, приступил к мытью пола. Правильно говорят: с дураком свяжешься – дважды дураком окажешься.
За завтраком я опять получил трифтазин и минут через сорок меня от него стало колбасить. Лия Михайловна в тот день взяла паузу и не приставала ко мне с согласием, зато познакомила с психологом. Вернее, с психологиней. Женщиной чуть постарше её самой с манерами тюремной надзирательницы. Впрочем, напрашивались и другие сравнения. Например, по совместительству она могла бы подрабатывать в BDSM-салоне. Выполнять доминирующую роль в садомазохистских практиках.
Губы психологини были ярко накрашены. Лицо стервозное, узкое со множеством острых углов. С него не сходило высокомерное выражение. Чёрные волосы на затылке собраны в хвост. Свой гестаповский стиль она подчеркнула высокими сапогами до колен и короткой юбкой, а на плечи небрежно набросила белый халат. Ей бы ещё хлыст… Я же предстал перед ней типичным узником концлагеря в своей куцей пижаме и весь трясущейся от трифтазина. Она окинула меня брезгливым взглядом и приказав сесть за стол подсунула наборы картинок с изображениями различных жизненных ситуаций, предметов, людей, животных, техники, абстрактных образов, слов и спросила, что я обо всём этом думаю. Потом эта “волчица СС” заставила рассортировать карточки на группы и присвоить каждой группе название.
Голова у меня соображала плохо. То ли от недосыпа, то ли от таблеток, то ли от психологического давления, которое оказывала “психолог”. Я путался и какие-то карточки к каким-то категориям не подходили и психологиня открыто комментировала мои неудачи. Она щёлкала секундомером (все задания были на время) и жёстким голосом приговаривала:
– Плохо! Очень плохо!
Ей бы ещё соответствующий “фашистский” акцент!..
Одно из заданий до меня не дошло:
– У меня вопрос…
– Вопросы здесь задаю я! – резко оборвала меня “домина”.
Я чуть не подскочил на стуле. Мда… Эта грубая и деспотичная дама на раз выжала бы из меня согласие на лечение. Не то, что вежливая и демократичная Лия Михайловна, поившая чаем. Еврейка и “арийка” весьма неплохо контрастировали друг с другом. Из них получился отличный тандем. Мозги у меня окончательно перестали работать, зато я нехило так возбудился, представив себе их вдвоём.
Психологиня мурыжила меня часа два. Давала одну инструкцию за другой. К тому моменту мне хотелось одного: чтобы эта эсэсовка, наконец, от меня отстала, и я раскладывал карточки как попало, мало заботясь о результатах теста настолько она меня эмоционально вымотала.
– Слабовато! Ладно. Иди в палату. – смилостивилась она.
Еле волоча ноги, я поплёлся в надзорку и упал на койку.
Меня разбудил молодой человек со спокойной половины. Судя по приличным шмоткам, лежал он давно и пользовался уважением. Пижамная куртка была накинута у него для понта. Под неё он надел фирменную футболку “Levis”, а довершил образ стильного перца модными джинсами и кроссовками. Боковой карман его куртки оттопыривался. Внутри лежала пачка дорогих сигарет. На голове парень носил длинную, растрёпанную причёску, в то время как у большинства здесь стрижки были короткими. Под машинку.
– Что хотел? – спросил я.
– Это ты стихи пишешь? Мне психолог сказала.
– Да.
– У нас концерт скоро. Не хочешь выступить?
– Можно.
– Тогда вставай и пойдём со мной. Тебя психолог послушать хочет. Это она меня за тобой прислала.
Я как увидел снова эту психологиню, так меня опять всего затрясло. Дрожащим голосом я всё же выдавил из себя:
Мы Ночь поделим на двоих;
Будильник пискнул и затих.
И тишина затопит уши
Чтоб пошептались наши души.
Мы Ночь поделим пополам;
Тебе – Луну, мне – звёздный хлам.
А если будет в нашей власти
И темноту порвем на части.
Мы Ночь поделим на двоих;
Будильник пискнул и затих.
Отреза линия известна –
Часа по два и будет честно.
– Неплохо! Очень неплохо! – похвалила BDSM-госпожа – Как говоришь твоя фамилия?
– Алексеев. – произнёс я, постукивая зубами.
– Запиши его. – сказала она парню. – Итак, выступишь на концерте?
– Очки вернут – выступлю. – ответил я и рассказал психологине о краже очков. В принципе я нормально видел и без них – просто солидности добирал – но заполучить их назад было теперь делом принципа.
– Надо поговорить с солдатиками. – распорядилась психологиня. Мой новый знакомый кивнул и побежал в палату к солдатам, а я опять поплёлся в свою. Скоро он вернулся и предложил выйти с ним покурить, а за то время, что мы курили, кто-то подбросил очки на мою койку.
Парень представился мне Михаилом, но те же солдаты звали его “Робинзон” от фамилии Либерзон. Робинзон был местным авторитетом. На днях он выписывался. Я спросил его сколько обычно держат в больнице.
– По-разному. – ответил опытный Робинзон – У меня это третья по счёту госпитализация. Как и в прошлые оба раза получалось по месяцу.
– А с чем тебя положили?
– Родители под гашиком засекли. Надо было подождать пока отпустит, а я попёрся домой.
– Что, все три раза тебя отправляли сюда родители из-за того, что ты обкурился?
– Ну, да. А ты с чем лежишь?
– Да то же самое. Только не накурился, а набухался.
– Во! – обрадовался Робинзон – Встретимся на свободе, и я тебя гашиком накурю.
– Слушай, а что будет если не подписывать согласие на лечение? – спросил я.
– Вроде бы дальше решают в судебном порядке. Назначают независимую экспертизу, а до её проведения все равно находишься в отделении. Но мой тебе совет: не создавай себе лишнего геморроя. Пока вся эта волынка будет тянуться ты уже выписаться успеешь. Ну а где гарантия что экспертиза окажется на твоей стороне? Скорее всего решат твоё помещение законным и продолжат лечить. В итоге потеряешь зря время.
– А эти солдаты? Они проходят здесь срочную службу?
– Нет. – рассмеялся Робинзон – Это “духи”. В части над ними издеваются, а они косят под дураков и их привозят сюда на обследование. Каждый из них до усрачки боится отправки обратно в часть. Если не откосить, то хотя бы задержаться подольше. Вместо санитаров они следят за порядком.
– То-то я и смотрю борзые они слишком.
– Что есть, то есть. – согласился со мной Робинзон.