Существует великое множество видов человеческой деятельности, связанной с телом и умом, как буддийских, так и небуддийских. Слово «медитация» в современной Америке обычно употребляется в одном из следующих распространенных «народных» значений:
1) состояние концентрации, при котором сознание сосредоточено только на одном объекте;
2) состояние релаксации, полезное с психологической и медицинской точки зрения;
3) диссоциативное состояние, в котором могут случаться явления транса;
4) мистическое состояние, в котором переживаются реальности высшего порядка или религиозные объекты.
Все это измененные состояния сознания; медитирующий делает нечто, чтобы уйти от своего обычного земного, несконцентрированного, нерелаксированного, недиссоциативного, низшего состояния реальности.
Буддийская практика внимательности/осознанности предназначена для прямо противоположного. Задача практикующего – стать внимательным, прочувствовать, что при этом происходит с его собственной психикой, присутствовать совместно с собственным умом. Как это связано с когнитивной наукой? Мы убеждены, что если когнитивная наука должна включать в себя человеческий опыт, то она должна обладать некоторым методом для изучения и познания того, что это, собственно, такое. Поэтому мы и сосредоточились на буддийской традиции медитации внимательности.
Чтобы получить представление о медитации внимательности, необходимо понять, до какой степени люди обычно невнимательны. Как правило, человек замечает, что его мысли блуждают, лишь когда они мешают ему выполнить некоторую мысленную задачу или когда он понимает, что только что сделал что-то приятное и долгожданное, но даже этого не заметил. Тело и ум вообще редко скоординированы. В буддийском понимании, мы не присутствуем.
Как такой ум может стать инструментом познания самого себя? Как можно работать с непостоянством и неприсутствием ума? В текстах традиционно рассказывается о двух стадиях практики: успокоение, или усмирение ума (санскр. шаматха) и развитие прозрения/инсайта (санскр. випашьяна). Шаматха как отдельная практика по сути представляет собой технику концентрации с целью научиться удерживать («закреплять») ум на одном объекте. В итоге такая концентрация может привести к состояниям блаженной поглощенности; хотя подобные состояния старательно каталогизировались в буддийской психологии, однако, как правило, не рекомендовались. В буддизме усмирение ума нужно не для того, чтобы почувствовать себя поглощенным, а для того, чтобы дать уму возможность присутствовать в самом себе достаточно долго, чтобы суметь проникнуть в суть собственной природы и механизма действия (для этого процесса существует множество аналогий. Например, чтобы разглядеть рисунки на стене темной пещеры, нужен хороший источник света, защищенный от ветра). Большинство современных школ буддизма не практикуют шаматху и випашьяну как отдельные техники, а сочетают функции успокоения ума и инсайта в единой технике медитации (в Приложении А мы постарались разъяснить проистекающую из этого терминологическую путаницу). Здесь же для указания на эти типы медитации мы будем использовать более эмпирические понятия: медитация внимательности/осознанности.
Следующее описание медитации внимательности/осознанности основано на письменном и устном изложении традиционных учителей, а также на наблюдениях, интервью и обсуждениях с современными адептами, изучающими буддизм в рамках основных буддийских традиций. Как правило, внимательности/осознанности обучают путем формальных периодов сидячей медитации. Цель таких периодов – максимально упростить ситуацию. Человек сидит прямо и неподвижно. В качестве фокуса, на котором сосредоточено бдительное внимание, используется нечто простое, часто дыхание. Каждый раз, когда медитирующий понимает, что его ум неосознанно блуждает, он должен безоценочно признать этот факт (как это сделать, объясняется в разнообразных инструкциях) и вернуть ум обратно к объекту.
Дыхание – одно из простейших, основных и постоянных действий, совершаемых телом. Однако начинающих медитирующих обычно поражает, как сложно быть внимательным, даже когда речь идет о столь простом объекте. Медитирующие обнаруживают, что тело и ум раскоординированы. Тело сидит, ум же постоянно одолевают мысли, чувства, внутренние разговоры, грезы, фантазии, сонливость, мнения, теории, суждения о мыслях и чувствах, суждения о суждениях – непрекращающийся поток разрозненных ментальных событий, и медитирующие даже не замечают их, кроме как в те краткие моменты, когда вспоминают, чем, собственно, сейчас занимаются. Даже пытаясь вернуться к дыханию – объекту внимательности, – они могут обнаружить, что лишь думают о дыхании, но невнимательны к нему в данный момент времени.
В конце концов до медитирующих доходит, что присутствие и неприсутствие отличаются друг от друга. В их повседневной жизни также появляются моменты, когда они внезапно осознают собственное неприсутствие и на мгновение возвращаются к присутствию – в данном случае не в дыхании, а в происходящем. Таким образом, первое открытие медитации внимательности заключается не во всеобъемлющем инсайте природы ума, а скорее в остром понимании того, насколько люди обычно не включены в собственный опыт. Даже простейшие и приятнейшие повседневные действия – гулять, есть, разговаривать, вести машину, читать, ждать, думать, заниматься любовью, строить планы, работать в саду, пить, вспоминать, идти к терапевту, писать, дремать, испытывать эмоции, смотреть достопримечательности – стремительно проносятся мимо и расплываются в абстрактном комментарии, пока ум спешит к следующей ментальной задаче. Медитирующий обнаруживает, что абстрактная позиция, которую Хайдеггер и Мерло-Понти приписывали науке и философии, – это на самом деле позиция, свойственная человеку в повседневной жизни, когда он невнимателен. Эта абстрактная позиция – скафандр, подкладка из привычек и предубеждений, доспехи, которые помогают людям дистанцироваться от собственного опыта.
Медитация внимательности/осознанности не считает эту абстрактную позицию безвыходной западней. Разделение ума и тела, осознанности и опыта проистекает из привычки, а привычки можно менять. По мере того как медитирующий вновь и вновь прерывает поток хаотичных мыслей и возвращается к присутствию в своем дыхании или повседневной активности, беспокойный ум постепенно усмиряется. Теперь человек может распознать это беспокойство и не увязать в нем, как раньше, а терпеливо созерцать. Как рассказывают медитирующие, в конце концов у них случаются периоды панорамного видения. Это называется осознанностью (awareness). На этой стадии дыхание для концентрации внимания уже не требуется. В одной из традиционных аналогий внимательность сравнивается с отдельными словами в предложении, а осознанность – с грамматикой, которая соединяет их в предложение. Медитирующие также свидетельствуют, что постигают пространство и обширность ума. Этот опыт описывается с помощью традиционной метафоры, в которой ум – это небо (неконцептуальный фон), на котором появляются и исчезают облака – ментальные содержания. Опыт постижения панорамной картины и пространства – это естественное следствие медитации внимательности/осознанности, поскольку его получают при медитации как в рамках тех буддийских традиций, где подобный опыт важен с точки зрения доктрины и потому поощряется, так и при медитации в рамках традиций, где он нежелателен (некоторые школы тхеравады) и где против него предпринимаются определенные меры.
Как можно развивать внимательность/осознанность? Традиционно об этом говорят с двух точек зрения. Согласно одной из них, развитие воспринимается как укоренение полезных привычек. Ментальный факт внимательности можно тренировать, как мышцу, и затем практиковать дольше и с большей эффективностью, не уставая при этом. Согласно второй, внимательность/осознанность считается частью фундаментальной природы ума; это естественное состояние ума, которое из-за действия привычных шаблонов привязанности и заблуждений на время отходит на второй план. Если ум не усмирен, в своем непрестанном движении он постоянно стремится зафиксироваться на стабильной точке и цепляется за мысли, чувства и понятия, как если бы они были твердой опорой. По мере того как эти шаблоны отсекаются и человек научается их отпускать, на свет пробивается естественное свойство ума постигать себя и рефлексировать над собственным опытом. Так начинается мудрость, или зрелость (праджня).
Важно понимать, что такая зрелость не означает, что человек занимает абстрактную позицию. Как часто подчеркивают буддийские учителя, знание в понимании праджни – это не знание о чем бы то ни было. Не существует абстрактного познающего опыт отдельно от самого опыта. Буддийские учителя часто говорят о слиянии с собственным опытом. Что в таком случае представляет собой эта мудрость и какие открытия она несет с собой?
Если практика внимательности/осознанности должна приблизить практикующего к собственному повседневному опыту, а не отдалить от него, то какова же роль рефлексии? Согласно одному из популярных представлений о буддизме, интеллект подвергается уничтожению. В действительности исследование и размышление имеют важнейшее значение во всех буддийских школах. Спонтанное действие, драматизированное в популярном образе учителя дзен, не противоречит использованию рефлексии как метода обучения. Как это возможно?
Этот вопрос приводит нас в самое сердце взаимодействия между медитацией внимательности/осознанности, феноменологией и когнитивной наукой. Наше предложение заключается в том, чтобы изменить природу рефлексии: из абстрактной бестелесной деятельности превратить ее в телесную (внимательную), незамкнутую. Под телесной мы имеем в виду такую рефлексию, при которой тело и ум соединяются. Эта формулировка подразумевает, что мы не только рефлексируем над опытом – сама рефлексия также является формой опыта, и эта рефлексивная форма опыта производится при помощи внимательности/осознанности. Такой способ рефлексии может разорвать цепь привычных шаблонов мышления и предубеждений. Рефлексия становится незамкнутой, открытой для других возможностей помимо тех, что включены в актуальные репрезентации жизненного пространства человека. Эту форму рефлексии мы называем осознанной незамкнутой рефлексией.
В рамках обучения и практики мы, западные ученые и философы, очевидным образом действуем иначе. Мы вопрошаем: «что есть ум?», «что есть тело?» и переходим к теоретическим размышлениям и научным исследованиям. Эта процедура порождает многообразие утверждений, экспериментов и результатов, связанных с разными гранями когнитивных способностей. Но в исследовательском пылу мы часто забываем, кто и как, собственно, задает этот вопрос. Не включая в рефлексию самих себя, мы гонимся лишь за частичной рефлексией, и сам наш вопрос оказывается бестелесным. Как писал философ Томас Нагель, это попытка выразить «взгляд из ниоткуда». Ирония этой ситуации заключается в том, что стремление к бестелесному взгляду из ниоткуда, наоборот, приводит к взгляду из некой точки, предельно специфической, ограниченной теорией и пойманной в ловушку предварительных концепций.
— Из книги «Отелесненный ум. Когнитивная наука и человеческий опыт».