</i>… Он посмотрел в её глаза, преисполненные немого обожания, и понял, что с этого момента уже никогда не сможет отпустить свою… женщину? Девочку? Любимую? Да, точно, любимую.</i>
Ирина прихлебнула вина, и дело пошло быстрее: честно говоря, за все свои тридцать лет, десять из которых она усердно штампует любовные романы, отличающиеся друг от друга разве что названиями и именами героев, горе-писательница так и не поняла, кому может нравиться эта муть. Разве что, особо отчаянным в личной жизни женщинам за сорок? Ира содрогнулась: ещё пару годиков без мужика, и она к ним присоединится.
— Мама, смотри, что я сделал! — Антон подбежал к ней с очередным шедевром изобразительного искусства.
Со стороны это было больше похоже на человека, блюющего в мусорный бак, но, если сказать такое ребёнку, есть очень большая вероятность убить в нём творческий потенциал, стремление к развитию… ну и всякое такое, что Ирина прочитала на брошюрке, выданной в школе, пока ждала сына с продлёнки.
— Ага, очень красиво, — буркнула женщина, одним глазом скосившись на бедного нарисованного человечка и вернув взгляд монитору.
— Правда нравится? Это наш папа!
Ира аж подавилась воздухом, резко развернувшись к ребёнку на кресле на колёсиках.
— Дааа? — протянула она, внимательно смотря на Антона. — И что это он делает?
— Собирает вещи, чтобы к нам переехать!
Ирина устало нахмурилась и мимолётно разгладила пальцами образовавшуюся складку на лбу. С недавних пор сын усердно продавливал тему отцовства, мол, неплохо было бы завести своего домашнего папу — ей-Богу, уж лучше бы попросил канарейку или щенка!
— Антоша…
Ира мысленно вытерла ноги о дурацкую брошюру и решила, что не будет говорить с сыном, как с душевнобольным, выдумывая истории про то, что он появился из воздуха или был куплен в магазине, тем более, что после общения с богомерзкими семиклашками такие отговорки уже не прокатывали.
Чёртовы подростки, а ведь Ирине не хватило буквально пары лет, чтобы разродиться достойным ответом!
— Так получилось, что твой папа…
Смотря в эти наивные детские глазки, язык просто не поворачивался сказать правду. Да и как? Мол, так и так, Тошенька, твой папаша переспал с моей лучшей подругой, и они вместе укатили искать лучшей жизни за тридевять земель? Вот и сказочке конец, а кто слушал — получает пожизненную скидку у всех психотерапевтов страны.
— Твой папа поехал колонизировать Марс, — ляпнула Ира и с трудом удержалась от того, чтобы не хлопнуть себя по лбу.
«Колонизировать Марс? Чёрт возьми, правда колонизировать Марс?»
— Правда колонизировать Марс? — подозрительно спросил ребёнок, и Ирина в очередной раз прокляла себя за тупость, а его — за чрезмерную прозорливость, и в кого бы только она была. — А когда он вернётся?
— Через сто световых лет.
Создатели брошюры по воспитанию, доведись им услышать этот потрясающий во всех отношениях диалог, всенепременно побили бы Иру своим же изделием, но сейчас образцово-показательной матери с рекламы порошка рядом не наблюдалось, и покарать её было некому.
— Это долго?
— Меньше, чем можно подумать, — печально улыбнулась Ирина. — Но твой папа бы очень хотел, чтобы все эти сто лет ты жил полноценной и счастливой жизнью — это именно то, что он сказал мне перед отъездом.
«Ну, почти, — мысленно усмехнулась Ира. — Если то, что он назвал меня глупой коровой с обвисшим животом, можно считать за напутствие в счастливую жизнь, то да, именно это он мне и сказал».
Как ни странно, Антона ответ устроил, и он, пожав плечами, побежал к себе в комнату собирать машинку из Лего. Эх, если бы только у Ирины была хоть капля его детской непосредственности!
«Очередной тест на разумную мать безнадёжно провален», — заключила Ира после некоторых раздумий.
… Ну и ладно, в конечном итоге, какой смысл пытаться воспитывать ребёнка, если он всё равно возненавидит тебя, как только начнётся пубертат?
<center>***</center>
— Привет, зайка! — раздался воодушевлённый вопль у Ирины над ухом.
— Рен? — не открывая глаз, пробормотала она, покрепче укутываясь в одеяло.
— Он самый! — всё с таким же энтузиазмом проговорил окончательно опознанный голос. — Вставай, мать, пришло время тренировки!
— Иди к чёрту, — буркнула Ира, наугад пуская в нарушителя своего утреннего покоя вытащенную из-под поясницы подушку.
Судя по гаденькому смеху Рена, её снаряд пролетел мимо цели.
— Кто тебя вообще пустил в мою квартиру?
— Твой сын. Кажется, вежливостью и обходительностью он пошёл в отца.
Ирина раздражённо оторвала голову от постели, понимая, что Рен окончательно пробудил её истощённый вчерашней мини-пьянкой организм.
— Ты что, опять пила? И без меня? — стоящий напротив неё парень в спортивной форме выглядел донельзя оскорблённым сим прискорбным фактом. — А если серьёзно, бросай ты это дело — бутылка ещё никого ни к чему хорошему не приводила.
— Даже, если это вино?
— Даже, если это очень хорошее вино.
Ира виновато улыбнулась, мысленно соглашаясь с другом и про себя благодаря всех возможных Богов за то, что этот чудаковатый мальчишка в своё время прилепился к ней клей-моментом и потом наотрез отказался отлипать.
— Знаю, что лучше не злоупотреблять. Но я и не валяюсь пьяная по подъездам, и не пропиваю всю свою зарплату. В конечном итоге, у меня ещё она есть, а это уже о чём-то да говорит?
— И всё равно, мне не нравится, что ты заливаешь любую неудачу вином, — Рен хотел было продолжить обличительную речь о вреде спиртного, но, посмотрев на помятую и явно не готовую к конструктивному диалогу подругу, видимо, сжалился над ущербными и больными. — Ладно, мадам алкоголичка, поднимай свой отлёжанный зад и пошли на пробежку!
Ирина вздохнула, но покорно поплелась в душ, а после — в небольшую гардеробную, свою личную гордость и маленькую отдушину, занимающую почётное второе место после красненького полусухого. Всё это время Рен неотступно следовал за ней по всей квартире — даже в ванную не постыдился залезть, — и трещал о новом хахале своей коллеги, сидя на унитазе, пока Ира пыталась вымыть голову и кое-как продрать будто покрытые мутной плёнкой глаза. Сонный дурман окончательно спал под напором ледяной воды, уступая место головной боли, и она резко передумала благодарить Богов за этого мелкого говнюка.
— Ну так вот, закончилось всё тем, что Альбина изменила ему с женихом невесты, для которой подшивала платье. Прикинь?
— Угу, — буркнула Ирина, вылезая из душа. — Отвернись.
— Ой, да что я там не видел, — отмахнулся Рен, даже не думая отводить взгляд. — Кстати, ты слегка поправилась с прошлого месяца, видишь, почему важно регулярно бегать и не налегать на мучное?
— Да брось, — фыркнула Ира, вытирая голову полотенцем. — Год назад ты только и питался, что пиццей с пельменями, но и тогда оставался худеньким, как тростинка.
— Во-первых, у меня был трудный период, а во-вторых, если гены не срабатывают, нужно брать всё в свои руки, моя ты красота! — парировал Рен. — К тому же, ты прекрасно знаешь, в чём мне конкретно так не свезло.
— В имени? — хихикнула Ирина, получая в ответ донельзя обиженный взгляд.
Да, Рена, разумеется, не всегда звали Рен: при рождении набожные родители нарекли его Терентием, но эту тайну она поклялась унести с собой в могилу, когда Рен официально сменил имя.
— Очень смешно, — тем временем принялся бубнить её лучший друг. — Как нечем крыть, так сразу вспоминают об этом, как будто больше не о чем говорить.
— Да ну, — пожала плечами Ира, направляясь в гардеробную и подхватывая с полки в самом дальнем шкафу буквально несколько раз ношенный спортивный костюм. — За твою фигуру я бы хоть Лениным назвалась. Имя-то поменять легче, чем обвислый зад.
— А обвислый зад поменять легче, чем родителей, — вздохнул Рен, заканчивая логическую цепочку.
— Что, твои опять что-то отчебучили? — уже с интересом спросила Ирина, присаживаясь на кушетку и принимаясь с мученическим вздохом запихиваться в эластичный тёмно-синий материал.
— Да, они снова попробовали меня женить. И ладно бы студентка, как в прошлом месяце, но на этот раз они притащили школьницу. Школьницу, твою мать! Я что, похож на Гумберта Гумберта?
— Точно не обвислым задом, которого у тебя нет, — хихикнула Ира. — Нет, серьёзно, прямо школьницу?
— Ну, ей недавно исполнилось семнадцать, и она заканчивает, но всё равно, чувствуется в этом что-то неправильное. Да и о чём с ней говорить? Серьёзно, девочка сдаёт ЕГЭ, пока я зашиваюсь на работе.
— Зашиваешь платья, хочешь сказать?
Рен работал в элитном свадебном салоне, и, несмотря на то, что официально его должность называлась консультантом, выполнял он самые разные задачи, удовлетворяющие запросы владелицы. Во всех смыслах удовлетворяющие, если вы понимаете, о чём идёт речь.
— Так, яичница-болтунья, не сомневайся, я заметил твою попытку заговорить мне зубы и никуда не идти. Вставай — и на пробежку! — Рен едва ли не катапультировался со своего места и трусцой побежал к двери, оставляя шпильку про платья без ответа, а Иру — без завтрака и почти физически необходимого ей кофеина.
… Чуть позже, когда они намотали энное количество метров по близлежащему парку, Ирина выглядела, как загнанная лошадь, истекая потом и почти что собственными слезами, а Рен сохранял присущую ему свежесть; даже натуральные кудряшки лежали на голове упруго и ничуть не испорченно долгой и динамичной беготнёй.
— Сукин… ты… сын, — прохрипела Ира, заваливаясь на ближайшую лавочку и всем своим видом демонстрируя решительный отказ сдвигаться с места в ближайшие несколько… лет.
Рен только звонко засмеялся в ответ, мягко приземляясь рядом и подставляя нетронутое ни морщинками, ни прыщиками лицо пылящему солнцу — большая редкость для их величественного, но холодного города.
— Итак, тебя посватали школьнице? — желая повредничать, напомнила женщина вмиг погрустневшему парню.
— Я знаю, да? — шмыгнул он носом, и Ира мгновенно подобралась, возвращая себе человекоподобный вид и взволнованно смотря на, кажется, готового разразиться рыданиями Рена.
Как личность чувствительная и творческая, тот иногда мог пустить слезу для полноты картины, но родители и их взгляды на жизнь повергали парня в действительно упадническое состояние. Совесть не позволяла не навещать их в деревне в свободное время (ладно, хотя бы каждые вторые выходные месяца), но и сил на бесконечное сватовство уже не хватало.
— Почему всё в этом мире вертится вокруг кольца на пальце и штампа в паспорте? — возопил он, не обращаясь ни к кому конкретно и одновременно с этим словно взывая ко всему человечеству. — Неужели я один считаю, что на свете есть куча всего интересного и без них? Ну, не встретил я ещё такого человека, и что мне теперь, выходить за малолеток, которых приводит мать?!
— Ну, как женщина, которая однажды побывала в браке, могу с уверенностью заявить, что если откровенно рассказывать, что там будет, никто туда и не пойдёт, — усмехнулась Ирина, мягко поглаживая друга по спине. — Расслабься и плыви по течению. Если даже маньяки находят чокнутых, которые бегают таскать им передачки в тюрьму, то ты уж тем более кого-то да встретишь.
— Спасибо за столь лестное сравнение, — хмыкнул Рен. — Но мне и без того есть, с кем встречаться и кого звать — даже искать особо не нужно. Но слишком много в этом… договорного, что ли? Считай меня законченным романтиком, но секс не по любви — это одно, а женитьба…
— Ты про свою начальницу?
— Угу.
— Ну, женщина эффектная, ничего не могу сказать… А по поводу романтика — вспомни, с кем ты говоришь, и успокойся, — закатила глаза Ирина, для проформы пихнув хрюкнувшего от смеха друга в живот.
Регина Александровна Штоссман — пожалуй, единственная тема, о которой Рен заговаривал с большой неохотой и некой обречённостью во взгляде. Однажды увидев эту даму на официальном сайте её же агенства, Ира захлебнулась слюной от зависти и пообещала себе никогда больше туда не заходить. Шикарная женщина с модельной фигурой, которая если и делала пластику, то очень осторожно и качественно: лицо было покрыто сеточкой мелких морщин, и его никак нельзя было назвать моложавым, в отличие от Рена — вечного шестнадцатилетки и в душе, и во внешности, — но при этом во всём её облике сквозили такие достоинство и стать, что один только проницательный взгляд светло-карих глаз намертво прибивал к полу, заставляя тихо умирать от осознания собственной ущербности. Рядом с такой дамой невольно представляешь серьёзного мужчину с проседью, но никак не обаяшку Рена, которого сторонний прохожий запросто бы записал в её сыновья.
От размышлений о Регине и завистливых вздохов Ирину отвлекла навязчивая вибрация мобильного телефона.
— Это твой, — сказал Рен, сунув любопытную мордашку в экран. — Оооо, включи на громкую!
— Алло, — раскатисто произнесли по другую сторону, делая акцент на первой букве слова. — Я зайду к тебе через часик, отметить своё увольнение?
— Тебя уволили? — без особого удивления переспросила Ира, пока Рен по правую руку от неё расплывался в предвкушающей грандиозную сплетню улыбке.
— Прикинь? Эти истеричные бабы с младенцами такие нервные. Тётке сорок пять, и она борется с кучей болячек после поздних родов, и ещё удивляется, что муж вместо того, чтобы иметь её целлюлитный зад — прости, солнце, не тебе в обиду! — облизывает мои упругие…
— Даже знать не хочу! — резко прервала её Ирина, наученная горьким опытом предыдущих историй.
— Не слушай эту великовозрастную девственницу, Мариш! — задорно крикнул в трубку Рен. — Я хочу узнать все самые грязные подробности.
— Замётано, птенчик, — хохотнула вышеобозначенная Марина.
— Погодите-ка, с какого это перепугу я — девственница? У меня, между прочим, есть семилетний ребёнок! — тем временем возмутилась Ирина.
— Ага, а первый и последний секс, видимо, был во время его зачатия, — громоподобно заржала подруга, а следом за ней и Рен.
— Вот значит как, да? — притворно обиделась Ира. — Можешь не приезжать сегодня, у меня нет ничего спиртного.
— Да брось, куколка, я видела твой мини-бар! К тому же, Оля и Варя уже оповещены, они тоже будут, — радостно сообщила Марина.
— Ну офигеть теперь, — всплеснула руками Ира, чуть не выронив телефон — его словил Рен, во имя всеобщей безопасности решивший подержать трубку у себя до конца разговора. — Без меня меня женили. Что ж ты ещё весь мой двор не пригласила, и любовника своего заодно?
— Ой, да брось ты, — отмахнулась женщина по ту сторону экрана. — Лучше расчехляй коньяк, тётя Марина уже в пути!
С этими словами «тётя Марина» сбросила звонок, прерывая вызов и ирины возмущения на этот счёт.
— Кажется, мне нужно срочно менять друзей, — с безнадёжностью в голосе пробормотала Ирина, — … и квартиру, — подумав, с ещё большей безнадёжностью заключила она.
<center>***</center>
— Привет-привет! — Марина ворвалась в квартиру, как ураган Виктория, и Ире стало неуловимо тесно в её собственном доме. — Антоха, давай пять! — её дружелюбный сын радостно отбил женскую руку и восторженно умчался в свою комнату, сжимая между пальчиков пару купюр, кажется, евро. — Ну что, малышня нейтрализована подарочком, а у меня есть подарочек и для нас, — Марина выудила из раздутой даже на вид дамской сумочки бутылку тоника. — Там ещё где-то на дне должны быть конфетки, Кире подарили на день рождения.
— Ну ты прямо няня года, — хохотнул Рен. — Мэри Поппинс из сексшопа, как пить дать.
За ненавязчивой беседой и перебрасыванием подколками они успели дойти до кухни, под сокрушительные стенания Иры ограбить её мини-бар, а также уставить стол рюмками, бокалами и стаканами разных калибров; в качестве закуски хозяйка, озадаченно почесав затылок, решила подать полузасохший сыр, валявшийся в недрах холодильника с момента его покупки (и тут уж сами думайте, сыра или холодильника), в котором как раз подходил к концу запас готовой еды. К своему стыду, готовила Ирина на редкость отвратительно, и ни замужество, ни ребёнок никак не повлияли на эту прискорбную правду жизни.
— Да ты бери, бери конфетки, — науськивала Марина, подталкивая к Ире вазочку со сладким — оно в изобилии присутствовало в доме, как бы не пыталось искореняться многочисленными диетами и ограничениями, а сейчас и вовсе пополнило свои и без того достаточно плотные ряды украденными у бедной девочки конфетами.
Когда-то Ирина наткнулась на статью, в которой говорилось, что секретные службы, если хотят свести человека с ума, тайком проникают в его квартиру и начинают переставлять предметы местами. Пожалуй, будь она хоть немного более мнительной, уверовала бы в то, что некий тайный агент, имеющий на неё зуб, примерно с такими же целями набивает её кухонные шкафы шоколадом. Впрочем, полагать, что гос службам есть какое-то дело до писательницы с горой третьесортных романов, было бы как минимум самонадеянно. К тому же, она прекрасно помнила, как в состоянии морального упадка пошла в супермаркет и щедрым жестом сгребла в корзину сразу несколько полок со сладким.
— Спасибо, я воздержусь.
— Что, всё худеешь? Это ты зря. Поверь мне, мужики любят, когда есть, за что подержаться, — с этими словами Марина подошла поближе и ощутимо ущипнула подругу за грудь.
— Эй! — возопила Ирина, рефлекторно закрываясь руками. — Что, все мужчины на планете закончились, и ты решила перейти на меня?!
Марина лукаво улыбнулась и направилась в коридор — звук домофона оповещал о прибытии недостающей части их небольшой компании.
Спустя пять минут на кухне оказались все, кто заявлялся. Ирина под строгим взглядом Рена уныло прихлёбывала воду, попутно бросая тоскливые взгляды на конфеты, утыренные горе-няней с работы, Марина нервировала Ольгу своими похабными шутками, а Варвара возвышалась над всем этим безобразием матовой сферой из выдержки и собственного достоинства, причём возвышалась и в прямом смысле в том числе — рост женщины составлял метр восемьдесят, делая её немного выше сравнительно миниатюрного Рена.
— Ну что, дамы, — после первой стопки начала Марина, — как там у вас дела? Оль, всё так же пускаешь слюни на своего начальника?
Ольга покраснела, как помидор, и впилась в подругу укоризненным взглядом.
— Я не пускаю на него слюни, — чрезмерно серьёзно для обычных посиделок проговорила она, будто находилась не на наспех организованной попойке, а на собрании совета директоров. — То, что я считаю его образцово-показательным мужчиной и потенциально идеальным мужем и отцом, не значит, что я резко утратила возможность контролировать своё слюноотделение.
— Поменьше официоза, дорогая, мы же не на конференции, — расслабленно заметил Рен, прихлёбывая белое вино и хлопая по руке Иру, под шумок потянувшуюся к запретной вазочке с шоколадом.
— А он вообще свободен? — вклинилась в разговор та, потирая отшибленную кисть и решительно отворачиваясь от предательски манящих конфет. — Не женат, детей нет?
— Какая разница? — искренне удивилась вопросу Марина. — Жена — не стена, а дети — не подоконник.
— Интересное сравнение, — заметил Рен. — Нужно будет записать его к себе в тетрадочку где-то между цитатами Донцовой и Сталина.
— Детей нет, жена была, но они в разводе уже десять лет, — отчиталась Ольга, стойко проигнорировав пассаж про стенки и подоконники.
— Откуда такая осведомлённость? — Ира заинтересованно наклонилась к столу, поближе к подруге и подальше от калорий в лице выжидающих момента для подлой диверсии конфет.
— Ну… — Оля стыдливо потупила взгляд. — Я залезла в его личные файлы, пока он общался с потенциальным клиентом в приёмной.
— Вот те на, — заржала Марина; даже Варвара, сидящая рядом, отстранённо улыбнулась, хотя, быть может, чему-то своему. — Страшная женщина, вот всё, что я могу сказать!
— В общем, путь свободен, — вздёрнула брови Ирина. — И тогда чего ради медлить? Глубоко вдыхаешь, выдыхаешь и зовёшь его на свидание, пока это не сделал кто-то другой.
— Тоже мне, эксперт по отношениям нашёлся, — фыркнула вездесущая Марина. — Самой-то, напомни, когда в последний раз приходилось расчехлять панталоны?
— Пять лет назад, — неожиданно честно призналась Ира.
— Охренеть, — шокировано прошептал Рен. — Прости, Ириша, но я пересяду. Вдруг твоя аура распугает мне секс?
— А я вот не сдвинусь ни на сантиметр: никакие старые девственницы не в силах остановить эту машину любви, — закончив предложение, Марина сымитировала крайне неприличный жест.
— О, Господи, — даже такой искушённый зритель, как Рен, не выдержал открывшейся ему картины и оглушительно громко расхохотался, преболезненно стукаясь головой о стенку.
— Погоди-ка, — неожиданно для всех подала голос Варвара: все привыкли, что она как тот самый безмолвный дед из сериала на Первом — молчит всё экранное время для того, чтобы в самом конце сказать что-нибудь на редкость глубокомысленное, а потому каждый невольно напряг слух, приготовившись к чему-то значительному и важному. — Если последний секс у тебя был пять лет назад, а с Олегом вы познакомились в шестнадцать, и он был первым, получается…
Лица всех присутствующих озарила внезапная догадка.
— Ты что, за тридцать лет умудрилась потрогать только один член?! — возопила Марина с таким возмущением в голосе, словно обвиняла Иру во всех мировых трагедиях скопом.
— Ну… — замялась та, и по её порозовевшему лицу стало понятно, что самая озабоченная из их компании сделала абсолютно верный вывод; что уж говорить, в этой пятёрке Марина была херовым экспертом во всех ударениях этого слова.
— Мда, подруга, это серьёзно, — сказал Рен, положив руку на ирино плечо. — Хочешь, я тебе свой покажу, чтобы не было так обидно?
— Как-нибудь обойдусь, — буркнула вконец смущённая и раздосадованная Ирина.
— Ну и правильно сделала, что не стала прыгать в койку ко всем подряд, — заметила Ольга, не то искренне решившая поддержать Иру, не то вознамерившаяся посильнее уколоть Марину. — Не понимаю, как можно сознательно жертвовать своим достоинством!
— Вот поэтому вы достоинства только на картинках и видите, — хохотнула Марина, отбивая «пять» своей вечной группе поддержки в лице Рена.
— Ладно, а что касается здоровья? Хочешь сказать, СПИД — заговор корпораций? — вошла в раж Оля, а Ира мысленно выдохнула, порадовавшись тому факту, что вопрос её сексуальной неопытности, кажется, отошёл на второй план.
— Хочу сказать, что ты своего адвоката раскрутишь на переспать дай Бог, когда ему будет восемьдесят, и то не потому что он сам воспылает нежданным желанием, а потому что мужик уже тупо не сможет сбежать. Так что запасайся терпением и молись, чтобы к этим годам его хватанула деменция!
Далее за столом начался совсем уж форменный беспорядок, который никто особо и не пытался остановить. С разной степенью напряжённости они прочирикали добрую половину дня, так что, когда Ира спровадила дорогих подружек (и Рена), за окном уже медленно, но верно начинало темнеть. Всё это время её не покидало чувство, будто она о чём-то забыла. Даже не так, будто она о ком-то забыла, и этот кто-то…
— Антон?! — едва ли не седея по дороге к комнате сына, Ирина успела обозвать себя самыми разными эпитетами, на кои была горазда её бесконечная писательская фантазия.
Самыми невинными из них были «тупая курица, неспособная уследить за ребёнком» и «совершенно отвратительная мать, от которой вполне закономерно ушёл её муж». А ещё этот мерзопакостный целлюлит… Впрочем, градус напряжения заметно спал, когда Антоша обнаружился ровно там, где ему и полагалось быть, мерно катающим танчик по ковру с рисунком огромной городской дороги.
— Мама? — Антон удивлённо вздёрнул брови. — Всё хорошо?
— Да-да, — выпалила Ира. — А у тебя?
Сын посмотрел на неё взглядом шахтёра, отпахавшего три смены без перерыва.
— Я сделал уроки, — весомо заметил Антон. — И я играю в Антонзиллу, которая захватывает город на танке.
— Мда, наша система образования делает страшные вещи с неокрепшими умами, — почесала голову Ира. — Ну ладно, танк я вижу, а где тут Антонзилла?
Взгляд сына окончательно принял то самое снисходительное выражение, которое Ирина с содроганием вспоминала у своего отца. У мужчин что, генетическая встройка — относиться к женщинам, как к забавным, но порой до безобразного утомительным зверушкам?
«Нет, это просто ты — клуша, причём даже не самая забавная, раз от тебя ушли к Лариске с куском ботокса вместо лица», — продолжила мысленно костерить себя Ира.
— Мам, ну ты чего? — отвлёк её от ежедневного приступа самоуничижения её не по годам развитый сын. — Антонзилла — это же я!
— Точно, — не могла не согласиться с логичностью рассуждений мальчика Ирина. — Ты голодный?
— Немного, — пожал плечами Антон; в этот раз у Иры получилось куда как быстрее отогнать от себя по сотому кругу скачущие мысли в духе «бесхребетная мать-алкоголичка забила на ребёнка, мужа и вообще на всех вокруг».
— Как насчёт пиццы? Дядя Рен уже ушёл, поэтому мы можем себя побаловать, пока этого сноба нет рядом.
— Я люблю пиццу, — захлопал в ладоши Антон, тем самым напоминая, какой же он всё-таки ребёнок, пусть и неприлично спокойный и понимающий для своих лет.
«Хотя, я радуюсь скорому приезду "Гавайской" ничуть не меньше», — резонно возразила сама себе Ирина, сделав заказ.
Взросление взрослением, но есть вещи, для возраста неприкосновенные, как то: детский восторг от пиццы вместо нормального ужина, экстаз, настигающий в торговом центре, и, разумеется, святая вера в то, что если ты как следует зажмуришься под бой курантов, мироздание сжалостливится над тобой хотя бы в этом году.
… Звонок раздался быстрее, чем рассчитывала Ира. Де факто, звонок раздался быстрее, чем любой, пусть даже четырежды мишленовский повар сумел бы приготовить их несчастную пиццу. Не придав этому должного значения, Ирина с Антоном, задорно переглянувшись, наперегонки побежали в сторону двери, но, когда открыли её, столкнулись с самыми разными явлениями, от пиццы бесконечно далёкими.
Для Антона этот день и этот дверной звонок стали во всех отношениях судьбоносными и счастливыми. Для Иры, на самом-то деле, тоже, но поскольку она не обладала даром ясновидения, в Битве Экстрасенсов не участвовала и никаких синих с прожилками рук не выигрывала, на тот период времени в её жизни, как ей казалось, воплощался самый худший, самый потаённый и оттого самый устрашающий из всех возможных кошмар.
На пороге перед ней с Антоном стоял некто иной, как её бывший муж, Олег Дмитриевич Мещанский собственной персоной, и Ирина испытывала весьма усреднённое чувство на этот счёт. Знаете, что-то между желанием оглушительно громко разрыдаться и зарезать человека кухонным ножом.
Впрочем, от весьма позорной и уголовно-наказуемой сцены её удерживало сразу несколько факторов. Итак,
Фактор первый: за всем происходящим наблюдали любопытные соседи по лестничной клетке, усердно имитировавшие вид бурной деятельности, никак к внезапно воссоединившейся чете не относящейся. И не то чтобы Ирине было жалко — пусть хоть обсмотрятся, — но в таком случае кровавая расправа отменялась по причине наличия слишком большого количества свидетелей, устранить которых абсолютно неспортивная писательница без опыта рэкетов вряд ли сумеет, а рыдать без последующей вендетты гордая женская натура категорически отказывалась. Можно было бы, конечно, и пренебречь негласными правилами профессиональных убийц, без лишних слов приложив горе-муженька об торец двери (разумеется, виском, иначе какой в этом смысл?) и с громким хлопком закрыть вышеобозначенную дверь, но тогда горе-киллер рисковала познать на себе все прелести правосудия родного государства. На счёт своих дрянных соседей Ирина иллюзий не испытывала — сдадут первому же патрулю, и не справедливости ради, а просто от личных обид. Вон, та же выглядывающая из-за двери Зоя Ивановна — старая карга, докапывавшаяся до неё с момента их с бывшим мужем переезда, — чем вам не образцово-показательный свидетель по делу?
Фактор второй: Антошка. Ну на кого его оставить, если незадачливую мамашу упекут за решётку? Не на Маринку же, няньку с пожизненным недержанием определённого места, которая посеет его в первом же переулке, и не на этого появившегося из неоткуда му… жика?
Фактор третий: самый, пожалуй, удручающий и обрекающий женщину на весьма нерадужные перспективы. Это бумажка, чёртова бумажка на владение собственностью, в которой чёрным по белому было написано, кто, как и в каких долях мог иметь квартиру, купленную ещё в доисторические времена, когда они с Олегом составляли среднестатистическую, глубоко ненавидящую друг друга, но всё же ячейку общества со всеми вытекающими отсюда последствиями при разводе. Эх, недаром ей Оля говорила: «любовь-любовью, а брачный контракт по умолчанию»! Не пришлось бы потом делить квартиру с этой… с этим…
На этой весёлой ноте Ира была вынуждена остановиться. Придумывать обзывательства для бывшего мужа она, как и любая брошенная женщина, могла хоть до посинения, а богатый писательский опыт так и вовсе позволял растянуть этот процесс вплоть до их благополучной кончины от старости и прогрессирующего Альцгеймера.
— И что, так и будем стоять на пороге? — как ни в чём не бывало спросил Олег, ненавязчиво оттесняя Иру с прохода мощным плечом и по-хозяйски заходя внутрь квартиры, вкатывая за собой несколько чемоданов с сумками наверху.
Ирина, не ожидавшая такой наглости, так и осталась стоять на месте, тихо закипая от ярости и чужой беспардонности, а Антон, про существование которого она уже успела благополучно забыть, заинтересованно переводил взгляд своих любопытных детских глаз с одного взрослого на другого, облокотившись о косяк двери и как бы ожидая второй части Марлезонского балета.
— Я пока поставлю вещи в гостиной, потом разберу, — тем временем определился с дислокацией своих нескромных пожитков Олег, спустя пару мгновений вновь появившийся в коридоре. — Есть чё поесть? Голодный, как собака, честное слово!
— Ну, хватит, — наконец отвисла Ирина, окончательно растеряв надежду на то, что всё происходящее являлось дурным сном, больной галлюцинацией или, на худой конец, пьяным бредом, которого у неё отродясь не бывало, как бы сильно она ни старалась до него дойти.
Решительным жестом втянув околачивавшего рядом с ней Антона в квартиру и захлопнув входную дверь, тем самым лишая разочарованных соседей незабываемого представления, Ирина упёрла руки в боки, агрессивно прорычав:
— По какому праву ты, пародия на человека, вообще посмел припереться в мой дом?!
— По гражданскому, Ириша, по гражданскому, — доверительно сообщил ей бывший муж, проходя на кухню.
Процессия в виде постепенно исчерпывающей лимит терпения Иры и хвоста в лице недоумевающего Антона на автомате последовала за ним, заставая мужчину уже возле открытого, но оттого не наполнившегося едой холодильника.
— Мда, хозяйка из тебя всегда была не ахти, — всё тем же спокойным тоном посетовал Олег, а Ирина еле как подавила в себе желание истерично расхохотаться прямо ему в лицо.
Расскажи кому — не поверят, скорее, покрутят пальцем у виска и посоветуют-таки завязать с алкоголем на благо общества и государства. Но её глаза, уши и иные органы чувств всем своим существом вопили о жуткой реальности происходящего. Итак, её бывший муж действительно стоял посреди ЕЁ кухни и рассуждал о том, какая ОНА домохозяйка. Уржаться можно, но сначала — выяснить, какого чёрта он тут забыл, и триумфально спустить его с лестницы, трижды наплевав на распределение долей в квартире и тот прискорбный факт, что Антошка увидит лишнего. Пусть познаёт суровую правду жизни, прямо, так сказать, со школьной скамьи нетронутого жестокими реалиями первоклашки.
— А я повторяю свой вопрос, — повысив голос, отчеканила Ира; Антон непроизвольно вжал голову в плечи, на всякий случай отступая на два шага назад и неотрывно следя за разворачивающейся сценой. — Какого хрена ты забыл в моём доме?!
— Ну, чисто юридически, — усмехнулся бывший с предовольной ухмылкой на лице, — моём-твоём доме, ибо при разводе, если ты, конечно, вообще читала документы, одна треть этой квартиры отошла в моё безраздельное пользование.
«Вот же гад», — мысленно выругалась Ира, до последнего надеявшаяся, что бывший муж каким-то чудесным образом успел позабыть про столь незначительное на фоне всех его с крысой-Ларисой бизнесов имущество, как скромная одна треть в не самой фешенебельной трёшке, пусть и в неплохом районе с социально-активным ЖК.
— То, что я всё это время не мешал твоему уединению, не значит, что я автоматически отдал её тебе в собственность, — тем временем продолжил распинаться Олег, — так что будь так любезна, соседушка, закажи что-нибудь в доставке. Тогда, быть может, я даже расскажу тебе, чем занимался в течение этих пяти лет, и что привело меня на порог этого не очень гостеприимного жилища.
— Дяденька, а вы кто? — раздался робкий голосок за спинами уже почти готовых броситься друг на друга взрослых, заставляя обоих ненадолго отвлечься от их личной драмы и вспомнить о наличии с любопытством поглядывающего на них малыша.
— Даже. Не. Думай, — прошипела Ирина на ухо своему кошмару во плоти.
— Не понимаю, о чём ты, — безмятежно ответил Олег, в очередной раз оттесняя её куда-то вбок и широко распахивая руки по сторонам, чтобы уже на порядок громче добавить: — Иди сюда, сынок! Что, не узнал папку?
Антон как по команде бросился на смеющегося мужчину, покровительственно потрепавшего мальчика по волосам и шутливо принявшегося подкидывать его на руках.
— Ух, как вымахал! Прямо богатырь!
— Папа! Ты вернулся! Не знал, что сто световых лет — это так недолго!
Антон заливисто хихикал, а на моментах с подкидыванием и вовсе счастливо визжал, пока Ирина стояла, ни живая ни мёртвая, способная думать только о том, как, в общем-то, далеко не самый плохой день в одночасье превратился в худший в её жизни. Нет, правда, на фоне этой катастрофы меркла даже феерическая постельная сцена с Лариской и её мужем в главной роли! Эх, знала бы она тогда, чем обернётся её губительная беспечность… Могла бы настоять на более жёстком разделе имущества, но нет же, развестись и не видеть эту рожу хотелось сильнее, чем влезать в судебные дрязги!
Отлично. Просто отлично. С рожей не получилось, но судебных дрязг удалось избежать однозначно, что, впрочем, казалось абсолютно незначительным на фоне дрязг, ожидавших её впереди.
И, в этот самый момент, когда, казалось бы, ситуация накалилась до предела по всем возможным шкалам, раздался оглушительный, как смертельный приговор, звонок в дверь.
«Не удивлюсь, если сейчас увижу на пороге Ларису собственной персоной, а также всю её родню вплоть до пятого колена», — тоскливо подумала Ира, обречённо плетясь открывать.
— Пицца! — радостно завопил Антон, мигом забивая на свежеприобретённого папу и сломя голову несясь выхватывать горячие коробки с него размером из рук улыбающегося доставщика.
— Да уж. Пицца полная, — пробормотала Ира, недружелюбно захлопывая дверь перед носом ни в чём не провинившегося паренька.
<center>***</center>
— Понимаешь, — откинувшись на спинку стула, начал свой скорбный сказ объевшийся до пуза Олег, — мы с Лариской-то всё, расстались.
— Как? — тупо уставившись бывшему куда-то в плечо, переспросила Ира.
— Ну, а как это обычно бывает? Так же, как у нас с тобой — влюбились, съехались, да и разбежались в итоге.
— Аа, — Ирину пробило на нервный смешок. — Так вот оно, значит, как. Что, решил вспомнить бурную молодость и нашёл себе кого помоложе, да и погнала тебя Лариса ссаными тряпками, как застукала?
— А ты что, до сих пор обижаешься? — понятливо кивнул Олег, состроив при этом лицо умудрённого жизнью старца, познавшего глубинную суть сложной и утончённой женской натуры.
Воистину про таких говорят — морда просит кирпича.
— Бинго, — максимально язвительно отозвалась Ира. — Был бы здесь Якубович, автомобиль достался бы тебе.
— Да брось ты, — несмотря на то, что он самолично умял больше половины заказанной пиццы, Ирина заметила подозрительное соседство олеговской руки и вазочки с конфетами, с каждой репликой становившееся всё теснее и теснее.
Уу, троглодит, эдак они с Антошкой по миру пойдут, чтобы прокормить такую тушу хотя бы на пару дней!
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — тем временем продолжал разглагольствовать бывший муженёк, и Ирина от одной только мысли о том, что вот ЭТО ВОТ ей предстоит лицезреть каждый божий день, так ещё и кормить-поить из своего кармана, испытала острое желание упаковать его красивой ленточкой и выслать Ларисе обратно, по старой-доброй отечественной почте.
«В принципе, можно и по частям», — кровожадно подумала Ира.
— Ну, допустим, — от мысли о методичном расчленении неугодного ей элемента, самым вопиющим образом дисгармонирующего с тщательно подобранным ею интерьером, стало чуточку полегче. — Что же тогда произошло, если ты хранил свою честь исключительно для Лариски Носовой и никого другого, а самое главное — почему ты решил припереться со своей любовной драмой сюда? Пять лет тебя не видела, надеялась, что увижу разве что на похоронах. Твоих, — не удержавшись, мстительно вставила Ира.
Толстокожести бывшего мужа можно было только позавидовать. Пропустив мимо ушей каждую остро заточенную шпильку, он с самым горестным видом развернул уже пятую, судя по валявшимся рядом фантикам (и когда только успел, поганец?!) конфету, принявшись заунывно жаловаться на женскую подлость, корысть и коварство, так неудачно совместившиеся в облике одной женщины — Ларисы Витальевны, то бишь, его уже тоже почти бывшей жены.
История вышла действительно печальная, местами — поучительная, но Ира и не думала жалеть своего непутёвого бывшего — щщщас, перебьётся как-нибудь и без её сочувствия, уж не помрёт! Но любовные неудачи Олега меркли по сравнению с ужасающей все органы чувств мыслью о сожительстве с ним же — больше всего бунтовал зрительный, который не испытывал ни малейшего желания наблюдать перед собой это откормленное, наглое лицо.
— Папа! Папа! — тем временем на кухню забежал донельзя счастливый и умиротворённый Антон, размахивая в воздухе листом бумаги и с разбегу плюхаясь ему на колени. — Смотри, что я нарисовал! Это — наша семья.
— Ух ты, как красиво, — отозвался Олег под оглушительный скрип ирининых зубов.
«Ну уж нет, — подумала она, сжимая кулаки. — Ты можешь покуситься на мою жилплощадь, гордость, лучшие годы жизни, в конце-то концов, но я не позволю покушаться на психику моего сына!»
Впрочем, лицезрея идиллическую картину под черновым названием «Возвращение блудного отца», Ирина подсознательно подозревала, что теперь, когда так долго искомый отец наконец обнаружен, детской системе координат будет очень сложно объяснить, почему его нужно вычеркнуть из своей жизни и никогда не вписывать обратно.
Раньше Ирина пребывала в абсолютной уверенности, что более подлой вещи, чем та, что сделала для неё Лариска пять лет тому назад, сделать уже попросту невозможно. Шутка ли — она фактически увела у неё мужа, а тот и рад, поганец, увестись за первым же удобным вариантом четвёртого размера, даром, что надувным! Сейчас же, наблюдая за до умопомрачения счастливым Антоном и Олегом, который под шумок прикончил добрую половину вазы с конфетами, Ира с оглушающей ясностью осознала: подлая Лариса сделала куда как более страшную пакость в сравнении с кражей неверного супруга.
Она решила вернуть его обратно.