Я уже не раз сталкиваюсь со вселенской подлостью ленинской мысли. Действительно, нужно быть Лениным, чтобы так ненавидеть Россию, русский народ и его историю. О Первой мировой войне он говорил не иначе, как о войне империалистической, чуждой идеям пролетарской революции и социализму. Посему выходило, что это не наша война. Идеологи Советского государства вычеркнули события Первой мировой войны из русской исторической хронологии. Сказано же Лениным - война империалистическая, чуждая, тут не о чем говорить.
Два миллиона жизней российских подданных унесла та война. Два миллиона забытых, преданных забвению, погибших защитников России. Два миллиона российских солдат, офицеров, генералов, оставшиеся верными присяге и воинскому долгу до конца. Забыто и предано забвению было всё.
Помню в начале 70-х, мы с пацанами нашли в чащобе дикого кустарника несколько могильных каменных крестов, полностью заросших мхом. Были только видны редкие немецкие буквы. Но один крест кто-то всё-таки пытался очистить. Еле прочли два полных слова «Russische Soldaten», а дальше снова лишь отдельные буквы. На другом кресте дата август 1914. Что, кто, чего, нам не смогли ответить. Уже в институте, я спросил у своей пожилой преподавательницы «Истории КПСС» и она ответила, что, скорее всего, это - захоронение русских и немецких воинов Гумбиненского сражения Первой мировой войны. Но эту войну не принято освещать. «А Ленин говорил, что это война империалистическая, не наша», - она подняла указательный палец вверх и строго посмотрела на меня.
Вчера я прочел, не побоюсь этого определения, гениальную книгу Александра Исаевича Солженицына «Август четырнадцатого» из его знаменитого цикла «Красное колесо».
Первая часть «Августа 14» описывает события, приведшие к колоссальной катастрофе - гибели двух армий в Восточно-Прусской операции под командованием: генерал-адъютанта Павла Карловича Ренненкампфа командующего первой армией, одержавшего победу при Гумбинене и командующего второй армией. Солженицын ярко описывает все детали, которые, в конце, концов сложились в один пазл огромной катастрофы.
««Встаёт перед врагом вызванная на брань Россия, встаёт на ратный подвиг с железом в руках, с крестом на сердце… Видит Господь, что не ради воинственных замыслов или суетной мирской славы подняли мы оружие, но ограждая достоинство и безопасность Богом хранимой нашей Империи, боремся за правое дело…»
Всею долгой дорогой наблюдала Варя сопутствия войны: военные погрузки, проводы. Особенно на полустанках лихо выглядело русское прощание: под балалайку выплясывали запасные на утолоченных площадках, взметая пыль, и что-то развязно кричали, видно пьяные, а родные крестили их, плакали по ним. Когда ж мимо товарного поезда запасных проносился другой такой же поезд – взлетало братское «ура-а-а-а!» из двух поездов и растягивалось, безумное, отчаянное, безсмысленное, на длину двух составов. И никто не демонстрировал против царя.»
И судя по рассказам моего отца, ничегошеньки не изменилось, когда он мальчишкой провожал своего отца на фронт. Ничего.
Уже с первых минут прочтения книги невольно возникает вопрос: а зачем эта вся война была нужна России? Ведь всем было известно, что страна после сокрушительного поражения от Японии была не готова к войне
«Да, осёкся. Пожевал губами Воротынцев. Перевёл глаза на сапоги. Потом опять на карту вверх. Есть такие обороты и слова, которые, где б тебя ни застигли, надо покорно переносить, как ливень. Общее положение. Это не твоё разумение, не моё, не полководца, не Жилинского, даже не Верховного. Это удел суждений Государя. Это – спасать Францию. А нам – выполнять. Но как в частной жизни не должна переходить дружба в самовыстилание, это никогда не отблагодаривается, – так и тем более в государственной… Эту жертву русскую, эту нашу кровяную подать долго ли будет Франция помнить?»
И ведь две русские армии ценою собственной жизни спасли Францию. Развив наступление на западе Франции, готовясь взять Париж, кайзеровское командование было вынуждено срочно перебрасывать свои войска в Восточную Пруссию для противостояния русским. На западе Франции фронт стабилизировался и уже не изменялся. Повторим вопрос Солженицына: вспомнит ли Франция кому она была обязана спасением?
В Восточно-Прусской катастрофе перемешалось всё: некомпетентность и наплевательское отношение к своим обязанностям старших офицеров Ставки, слабоволие Николая Второго, отсутствие разведки, отсутствие связи, проблемы снабжения. Даже в этой ситуации русские армии демонстрировали чудеса героизма и стойкости.
«– …Роковым решением было, из желания сделать приятное французам, легкомысленное обещание начать боевые действия на пятнадцатый день мобилизации, одною третью готовности! То есть – вводить наши силы в бой по частям и неготовыми!
– Ваше Императорское Высочество! – окрикнул Жилинский великого князя. – Здесь оскорбляется государственная честь России, решение, одобренное Государем! По конвенции с союзной Францией…
Уже у Верховного последнюю секунду выхватывая, Воротынцев ещё метнул с ненавистью:
– По конвенции Россия обещала «решительную помощь», но не самоубийство! Самоубийство за Россию подписали вы, ваше высокопревосходительство!!
– И военный министр! – закричал Жилинский, но голосом надгнившим, нестрашным. – И одобрено Его Величеством! А такому офицеру, как вы, не место в Ставке! И не место в российской армии! Ваше Императорское Высочество!..
Скульптурно сидел стройный великий князь, нога за ногу в сторону от стола. И сказал Воротынцеву каменно, строгим ртом:
– Да, полковник. Вы переступили границы дозволенного. Вы не для этого получили слово.
Отбиралось последнее слово. Последнее – может быть, во всей военной карьере. И единый звук уступить было жалко! знать – и не досказать?.. Уже всё потеряв, ничего не боясь, свободный ото всех запретов, только видя, как дорогобужцы несут на плечах мёртвого полковника, раненого поручика, только видя штабс-капитана Семечкина, бойкого, весёлого петушка, прорвавшегося с двумя ротами звенигородцев, Воротынцев звеняще ответил Верховному:
– Ваше Императорское Высочество! Я – тоже офицер русской армии. И все мы, офицеры этой армии, отвечаем за русскую историю. И нам не позволено будет проигрывать кампанию за кампанией! Эти же французы будут завтра нас и презирать!..
Вдруг – вспыхнул великий князь редким у него приступом гнева, и осадил:
– Пол-ковник! Покиньте наше совещание!»
Что интересно, маленьким, но очень жирным штрихом Солженицын рисует картинку, как Ленин на вокзале в Швейцарии с самодовольной улыбочкой наблюдал за выгрузкой раненных из санитарного эшелона. Ни тени сострадания, лишь видимое предвкушение того, что в результате Первой мировой разгорится пожар мировой революции.
Солженицын делает отступление во времени и показывает нам глубинные причины военной катастрофы.
Прежде всего, всю Россию глубоко поразила революционная зараза террора. Сколько российских женщин метало бомбы в царских чиновников. Читая солженицынские строки, оторопь берёт. Прямо какая-то эпидемия терроризма. Проходит множество имен женщин-террористок. Но вот гримаса истории: сегодня наша страна – непримиримый борец с терроризмом, однако множество улиц наших городов носят имена террористов.
Спасением России был Пётр Аркадиевич Столыпин. Автор книги подробно рассказывает о его стремлении вырвать Россию из революционно - террористического угара.
«Страх, одолевший власть, это – уже поражение её, уже – торжество революции, даже ещё не совершённой.
Также и полиция в дремоте или в страхе. Низшие полицейские чины и стражники, сжившись с местным населением, долго не обращают внимания на растущее вокруг брожение – а потом оно взрывается и губит их самих первыми: низшие чины – самые беззащитные, на них-то посягательство самое и лёгкое, к городовым, по роду их службы, могут обращаться за справками все проходящие. И террористы пользуются этим. Уездная полиция перед враждебно настроенной толпой часто проявляет совершенную слабость в действиях и только развращает этим массу, толкая на новые выходки.»
Столыпину не дают развернуться. Против него Госсовет, чиновничья братия.
««Лёд усталых душ», – говорил Столыпин о Государственном Совете. Тут были и старцы, настолько уже дряхлые и даже глухие, что не успевали на заседаниях схватить смысл обсуждаемого и должны были в виде репетиций знакомиться с порядком дня до заседаний. Тут был и отстойник всех бывших деятелей, уволенных, отставленных, ушедших на покой, а значит, и тщеславных неудачников. Змеёй Государственного Совета в это время был Витте, личный ненавистник Столыпина: его изводила сухая, тоскливая, безплодная зависть, как Столыпину удалось успокоить и вытянуть Россию там, где при Витте она впала в истерию и погрязла. (Смешно: даже не только, что Столыпин перенял его пост и исправлял его провалившуюся систему, сколько: одесская управа разыменовала «улицу Витте» в другое имя, Витте слёзно-коленно перед Столыпиным умолял не разыменовывать, а Столыпин не вмешался.) Витте и стал – не главный открытый оратор противной стороны, но главный вдохновитель сопротивления за кулисами.
Всё ж до злополучного этого проекта как-то управлялся Столыпин с Государственным Советом. Но по проекту западного земства тут возникло упорное сопротивление – сословная их корысть оказалась выше всего. Казалось бы: не такой был важный законопроект, чтоб из-за него давать решительный бой и ставить под опасность уже 5-летнюю и ещё, может быть, долгую правительственную линию Столыпина?
Но даже и в комиссии Совета большинство пунктов было принято. Однако перед пленарным обсуждением, чуя нарастающую враждебную стену, Столыпин применил силу – взял от Государя подпись на письмо к председателю Совета, наводящее закон к принятию. Тогда один из решительных противников, В. Трепов, добился у Государя аудиенции и спросил: понимать ли письмо как приказ или можно голосовать по совести? Излюбленно уравновешивая борющиеся силы, да и естественно, – Государь призвал голосовать по совести, а излюбленно к скрытности – скрыл этот эпизод от Столыпина. Впрочем, к этому времени уже много накопилось у него против министра-председателя: всё окружение Государя и все приходившие на приём возбуждали его против Столыпина; в этих же первых месяцах 1911 года были и главные кризисы с Илиодором и Распутиным, где Столыпин действовал против царского сердца и потерпел поражение.
4 марта на пленарном заседании Государственного Совета законопроект был провален. И 5 марта Столыпин подал прошение об отставке.»
Безусловно, автор несколько идеализирует Столыпина. Не все его решения можно назвать оптимальными. И тут же Солженицын анализирует поведение и мысли еврея Дмитрия Богрова. Он почувствовал угрозу прекращения беззастенчивого грабежа русского народа, установления порядка в империи. 14 сентября 1911 года Богров совершает убийство Столыпина.
В книге подробно и ёмко описана деятельность Николая Второго. Упор делается на его нежно-дружественную переписку с кайзером Вильгельмом накануне Первой мировой войны. Оба монарха клялись в сердечной дружбе и преданности друг другу, и, одновременно, готовились воевать между собой.
«Тяжко быть русским царём, особенно поначалу, не освоясь. Но не так было бы тяжко с одними вопросами внутренними, если б не ломала голову ещё политика внешняя, где того многообразнее лица, мнения, возможности, – и в грустные минуты таишь про себя тоску, что выбрать истинный путь непосильно уму человеческому. Умирал вослед за своим Государем старый опытный министр иностранных дел Гирс – и в первом же докладе сообщил юному монарху, что уже два года Россия скована с Францией секретным военным союзом, настолько секретным, что даже Советы министров обеих стран о нём не знают, а между тем и разработанным, так что уже определено, что в случае войны с Германией Франция обязана поставить близ миллиона человек, а Россия – восемь миллионов. И с этим тайным бременем обречён был теперь Николай получать настойчивые, почти любовные, письма от Вильгельма, горячо любящего друга и преданного кузена, о том, что не случайно Россия и Германия и царствующие в них дома уже столетие связаны традиционными узами дружбы: в этом – единство их противостояния анархизму и республиканизму; тот монархический принцип, который только и держит эти страны на прочных основах рядом с Францией, где президенты мостятся на троне обезглавленных королей, а едва засаженных злодеев распускают амнистиями; рядом с Англией, где всемирный приют скотам-анархистам, где министерства плетутся к падению, сопутствуемые насмешками всех.»
Обо всём не напишешь. Книга А.И.Солженицына «Август четырнадцатого» большая, свыше 1220 страниц. Она может служить прекрасным аналитическим материалом, своеобразным учебником для изучения отечественной истории в предреволюционные годы. Вместе с тем, по жанру это увлекательный исторический роман со своими персонажами и сюжетом.
«По обстоятельствам жизни, писатель вернулся к работе над романом только в 1963 году, когда снова стал усиленно собирать материалы. В 1965 определилось название эпопеи – «Красное Колесо», с 1967 – принцип Узлов, то есть густого детального изложения событий лишь в сжатые, иногда поворотные, отрезки времени, но с полными перерывами между ними.»
«Красное колесо» - основное произведение Солженицына. Оно было написано в течении 40 лет. Это своеобразный вариант «Войны и мира» только без идиллических толстовских сюжетов, мощнейшее расследование российской катастрофы. Повторюсь, многотомный роман «Красное колесо», в который входит книга «Август четырнадцатого» - центральное произведение всего творчества великого русского писателя А.С. Солженицына. В принципе, и его знаменитый «Архипелаг ГУЛАГ» можно рассматривать как часть или узел того «Красного колеса», которое неимоверными ужасом и страданиями прокатилось по нашей отчизне.
Я был поражен. К столетию со дня начала Первой мировой войны программа «Вести недели» с тогда еще Сергеем Брилёвым показала репортаж с тех самых мест под г. Гусевым. Вот ссылка на фрагмент передачи. Я узнал те могильные кресты, ничего не изменилось. Хотя, сейчас на месте Гумбиненского сражения периодически проходят реконструкции эпизодов Гумбиненского сражения.
Восстановлены некоторые (не все) памятники нашим и немецким войнам, павшим в Первую мировую войну. А некоторые стоят до сих пор запущенные, неухоженные и забытые. В городе Гусеве (бывший Гумбинен) открыт памятник «Штыковая атака», посвященный событиям Первой мировой войны. В областном центре Калининград установлен памятник русским солдатам и офицерам Первой мировой войны.
Это неплохо, но мало. Как много еще таит наша земля не раскрытых тайн той ужасной Первой мировой. Не нашей войны, где погибли наши предки.
Вам понравилась статья? Поставьте, пожалуйста 👍 и подписывайтесь на мой канал