Аве, товарищи!
Без предисловий сразу к делу.
1
«Другие Вы.
Вот смотрю сейчас ещё советский фильм про оборону Питера. А я знал тех, кто выжил в блокаде. Такое не забывается.
Я вижу часто ребят, которые пришли оттуда, и тех, кто идёт туда. Идут от комфорта, от устоявшейся благополучной жизни. Добровольно. Простые люди.
Надо отличать цинизм пропаганды от однажды понятного долга.
Почему так? В чем отличие? Наверное, потому, что у Вас никогда Не было у Вас Своего, ни Питера, ни Сталинграда, и никакими ссылками на комфорт, мобильники и местную пропаганду вашей вековой ментальности не оправдать.
Те, кто, на передке с Вашей стороны, наверное, прозревают. Но.... Поздно пить боржоми.
Другие Вы.»
Не путайте тех, кто идет добровольно от комфорта с одобрения государства с теми, кто делает то же самое, рискуя получить от государства тюрьму и кто не получит никакого материального вознаграждения. Это всё же не одно и то же.
Хотя бы потому, что в первом случае о твоей семье страна позаботится, а во втором ее в лучшем случае не репрессируют.
Не говорю, что в таком случае добровольцев не было бы (они были бы), но можно не сомневаться, что их было бы меньше.
Или Вы думаете, что местные добровольцы в случае победы Хладолесья все стали бы партизанить, когда за это вместо з/п был бы ноль и даже минус, а на горизонте маячил бы срок?
Насчет того, что у нас здесь ничего своего подобного Сталинграду не было…
Да, Сталинграда не было, но если Вы, посмотрев фильм, уже решили, что здесь был рай, то ошибаетесь. Опушняне пострадали от немцев более чем.
- За 4 года Великой Отечественной войны на Опушке было уничтожено 5,5 млн. мирных жителей. В Хладолесье – 3,7 млн. Т. е. даже в таком виде потери Опушки оказались более чем в полтора раза выше. А в процентом соотношении к численности населения обеих республик получается, что Опушка потеряла в 4,5–5 раз больше.
Или Ленинград считается, а это нет?
Однако потомки тех, на чью долю приходится едва ли не половина всех советских потерь среди мирного населения, сейчас вполне об этом подзабыли.
И мой отец, на время возвращенный моим Рептилом к памяти о подвигах своего отца (моего деда) именно на время и в вэсэу расхотел. Но в итоге был снова обработан местными СМИ и опять жалуется на то, что его упорно не хотят брать на войну. Ибо Рептил сделал однократное действие, а СМИ мочалят мозг круглосуточно.
- Решимости же вырубить "Рупор пастуха" почти ни у кого нет (хотя небольшой процент имеется).
Почему же наш народ так отличается?
А потому, что белковые соединения, занимающие разные участки суши и именуемые представителями вида хомо сапиенс отличаются друг от друга только тем, что в них загружают.
Не овцы другие. Другие - пастухи и их методы работы с подданными. Я, конечно, этого не хочу, но заселите мне сюда хоть китайцев, и поставьте меня на место Zeлeпoпы, и, как минимум, дети этих китайцев будут самозабвенно кричать "Славу труду!", "Россия вперед!" или "Ленин-партия-комсомол!"
А, может, и в первом поколении кричать станут.
Вы же сами сказали, что написали этот комментарий, взявшись смотреть фильм о блокаде Ленинграда. Ну, вот Вам и ответ.
Забывается все, абсолютно все. Не забывается лишь то, о чем напоминается.
Но если проблему недружественного характера опушнянской пропаганды затягивать, то возможность переформатирования будет снижаться все больше и больше до тех пор, пока у каждого опушнянина не будет энное количество поколений предков, дравшихся против медведей и пока война с медведями не станет основным военным мифом, который затмит все прочие военные мифы.
И потом переформатировать сознание опушнянина станет так же «легко», как и польское.
Потому и говорю, что ключевая задача Хладолесья – свалить тех, кто легко сделает врагов Хладолесья хоть из Опушки, хоть из Бульба́шии, хоть из кого другого по периметру. Основная задача – свалить Бизоностан.
Без его науськивания и спонсирования мало кому захочется самостоятельно взращивать на своей территории враждебное отношение к огромному соседу.
- Так что всё просто: формирование информационного пространства определяет поведение абсолютного большинства граждан.
Что прекрасно доказывает пример местных стариков, у которых, кстати, родственники не только на Опушке жили, но и в Хладолесье, а иногда и в самом Ленинграде.
И пожилых опушнян, чьи отцы дрались за Сталинград, здесь тоже хватает. Сейчас они в значительной своей массе считают fashistami медведей и поддерживают вэсэу.
Людей, которые способны думать не о том, что им показывают и что им говорят, очень мало и их стараются минимизировать в любом обществе. И таковые, если в глухом меньшинстве, роли почти никогда не играют. Ничуть не больше тех, кто заподозрит, что не только лишь часть видимого/слышимого является враньем, но что враньем может оказаться вообще всё.
Наводните местные медиа тем же контентом, что и в Хладолесье, и вспомнят опушняне и о героях Сталинграда и еще много о чем, о чем при Советах прекрасно помнили.
Народная память – она штука ненадежная и расплывчатая.
Это звучит цинично, но никакого ни вашего, ни нашего, ни ихнего прошлого в реальности нет. То, что мы считаем своим прошлым – это то, что говорят о нем в настоящем.
Герои Брестской крепости были уже в 1941 году. Но свое место в народном сознании они стали занимать только в конце 50-х, когда о них стали говорить и говорить НЕОДНОКРАТНО. Статус крепости-героя Брест получает через 24 года, после подвига – в 1965 году. За это время целое поколение успело вырасти!
Т. е. осознание этого подвига произошло тогда, когда людей, которые при нем даже не родились, стало больше. И этот парадокс четко указывает на то, что подвиг без своего певца испаряется, как наверняка испарилось великое множество подвигов, о которых мы можем только догадываться.
Если оборону Бреста не стали внедрять в народное сознание – это был бы один из множества эпизодов героической обороны нашей страны, каким он и оставался многие годы после войны. И до нынешнего статуса Брест бы никогда не дотянул.
Вот как Вы думаете, откуда я взяла эти цифры о потерях? Не из головы: пришлось лезть в интернет, ибо самая я знаю только обобщенную картину. А вот чтобы узнать о том, что было в Ленинграде во время Великой Отечественной ни в какой интернет лезть не нужно.
Потому что в нашем (да и не только в нашем) медиапространстве трагедия Опушки тех лет освещается ощутимо слабее (у нас, можно сказать, практически не освещается).
В итоге и у нас и даже нередко у вас всё более крепнет мнение, что опушняне всегда были banderovtsami.
Не устану повторять, что самое главное в жизни – миф. И в жизни государства – тоже. А мифы нужно рассказывать и ПЕРЕСКАЗЫВАТЬ. И то, какие мифы будут рассказываться, определяет почти исключительно власть. А в современном, ориентированном в основном на медиа обществе, возможности власти в данной сфере почти абсолютны.
2
«но на что надеялись наши, когда в самом начале Спецмероприятия был произведен бросок практически до Кыйева? Мы-то не скоро узнаем, кто и о чем думал.
А мой пост был о том, если Вы не поняли, что мы (по крайней мере, я) всё думаем: закончатся деньги, мобилизационный резерв, ухудшится жизнь и украинцы осознают, прозреют, взбунтуются и проч. и проч. А теперь понятно, что этого не произойдет.»
Не совсем так. Здесь надежда главным образом на то, что деньги закончатся. Без этой жизненной силы любой войны и в самом деле придется туго. Но пока что хоть какие-то деньги, но есть.
Ухудшение жизни – штука непростая. Если правильно подать этот момент, то народ, наоборот, будет винить в этом не свою власть, а некое тяжелое положение, ибо, когда во время войны было легко?
А если еще старательнее подойти к делу, то виновниками тяжелого положения будут считать медведей.
Если же в таком контексте продолжить нормально платить вэсэушникам, то желающих воевать может стать даже больше.
Про «взбунтуются» мы уже неоднократно писали. Мне всегда интересно, как именно взбунтовались бы те, кто пишет о том, что удивлен тем, почему у нас не бунтуют.
Вот действительно интересно, что бы они сделали в течение ближайшего дня, чтобы взбунтоваться?
На прозрение же способны очень немногие. Оно случится только тогда, когда изменится медиа-пространство.
Это как с тем же пресловутым «гoлoдoмopом»: пока о нем не говорили (хотя местные прекрасно о нём знали от своих бабушек-дедушек), на него смотрели просто как на голод тяжелых лет. Стали подавать как геноцид – «прозрели» и поверили в геноцид.
В принципе, после окончания Мероприятия, если информационное пространство не ocтoлoпам отдадут, тот голод можно подать, как следствие хищных устремлений капиталистического устройства мира, что, в общем-то, будет недалеко от правды. И будет новое прозрение.
- Многие из нас в советские времена знали о Брусиловском прорыве или об «Атаке мертвецов»? Насколько я помню, не особо. А сейчас знает, наверное, каждый второй. Ибо нет былины – считайте, нет и подвига. А поскольку массовое сознание кровно нуждается в подвигах, пустое место будет заполнено другим подвигом, что и произошло на Опушке.
Что касается мобилиззззационого резерва, то до дна ему ещё очень далеко. Публика в возрасте от 18 до 27 по большей части пока не тронута. Да, она не столь агрессивна, как люди постарше, но зато она и поздоровее будет и, главное, более многочисленна.
Весь вопрос в том, будет ли чем вооружить эту публику и будет ли местная власть в этом заинтересована.
Если финансирование продолжится, если будет интерес местных и забугорных властей к продолжению процесса и если медиапространство вместе с репрессивным аппаратом останется прежним, воевать можно будет еще многие годы. Если, конечно, Хладолесье тоже будет нацелено на продолжение банкета и не свернет этот проект.
Так что новой Столетней войны, скорее всего, не будет, да и Тридцатилетней, вероятно, тоже, но десятилетнюю устроить вполне возможно.
И в этом контексте какие-нибудь волнения в Техасе или в Париже могут оказать куда большее значение, чем все биологические, психологические и финансовые ресурсы Опушки.
3
«Простите за бестактный вопрос - а что, быть страдальцем это национальная черта во все времена, или стремление страдать возникло только в последнее время?»
Вопрос не бестактный, а очень даже своевременный, если не сказать «вечный».
Не помню кто это сказал, но звучало примерно так: «никто не хочет страдать, но все хотят страдальцами считаться» или как-то так. И это говорил не опушнянин. И говорилось это об общечеловеческой черте, охватывающей, наверное, абсолютное большинство народов планеты.
Даже среди условно-первобытных народов страданиям зачастую уделяется повышенное внимание, как чему-то, что каким-то дивным образом приподнимает статус человека.
Да, есть такие народы, которым о страданиях лучше не рассказывать, иначе подумают, что ты либо слабак, либо богами проклят, либо как-то так.
Представители этих народов вообще предпочитают держаться от страдальцев подальше, чтобы тем или иным образом себя не ослабить. В общем, реагируют на них примерно так же, как мы на опустившихся личностей, проводить время в компании которых желающих мало.
Но таких почти полностью лишенных сострадания народов почти нет и, думаю, однажды их не останется совсем.
Прочие же более сострадательны и, соответственно, отличаются повышенным вниманием к тем, кто страдает.
Поэтому самый простой способ попасть в центр чьего-то внимания состоит в том, чтобы вместо своих достижений выставить напоказ свои поражения, которые тебе, конечно же, нанесла злодейка-судьба.
Это уже в Древнем мире проступало. Откройте, скажем, Илиаду (да и другие эпосы) и почитайте, какие сопли размазывает герой по поводу своих собственных потерь, игнорируя, что сам незадолго до этого мог быть причиной гораздо большего горя.
Порой о своих страданиях вопят даже больше, чем о своих же подвигах, что как-то симптоматично.
Можете открыть Библию и почитать книгу Царств, в той ее части, где от Саула до смерти Давида и его жутковатого завещания Соломону. А потом сравните с тем, что он писал о себе в Псалмах: разница колоссальная и ярчайшим образом иллюстрирует очень многое в т. ч. мораль психопата, ибо тот, кто в хронике по пояс в крови и не знает жалости и кому даже не слишком толерантный Яхве отказывает в праве строить храм по причине избыточной кровавости, говоря о самом себе, только и повторяет, что он только о мире и думает, а все вокруг хотят его обидеть.
Правда, надолго его не хватает и, рассказав о том, как его все обидеть хотят, псалмопевец переходит к адресованным Яхве просьбам свести в могилу всех этих людей, чтобы они до седин не дожили и всё в таком духе, что тоже классный штрих.
И подобных примеров уйма-уймища!
Можете сравнить это с нашими блатными псалмами жанра «шансон», в которых авторы уголовных преступлений выставляют себя такими безвинными страдальцами, что лично мне тошно становится от такой страсти к самосожалению: там сопли льются просто водопадом!
Сапиенс вообще относительно сострадательное животное, но при этом имеет избыток извилин, позволяющих додуматься до чего угодно.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что толпы сапиенсов еще в древности додумались, что можно паразитировать на этой черте своих собратьев, привлекая к себе внимание и хотя бы им тешась.
Простейший пример: если некто, находясь в обществе, расскажет о своих достижениях, лишь немногие попытаются доказать, что их достижения больше. Но если этот самый Некто скажет, как он страдает от своей болячки, почти гарантированно за этим последует бурное обсуждение здоровья прочих участников симпозиума, в рамках которого люди будут хворями меряться.
Лучше всего эту почти общечеловеческую черту описывает хорошо известная всем и каждому фраза «Мне бы твои проблемы».
В христианском (и практически в той же степени в мусульманском) мире эта черта еще более выражена, поскольку у нас особое внимание всегда уделялось именно сирым да убогим, поскольку царство Божье у нас не богатым, сильным, да умным принадлежит, а слабым, нищим и глупым, и вообще страданиями душа совершенствуется.
Хотя я бы сказала, что душа ИНОГДА даже страданиями совершенствоваться способна. Но в большинстве случаев, она ими разъедается.
В общем, я клоню к тому, что везде есть своя оборотная сторона, и у такой положительной и естественной для сапиенса черты как сострадание имеется и такое вот некрасивое последствие.
В исполнении некоторых людей это порой приобретает облик, граничащий с профессиональным, хотя и неосознанным нищенством.
А после 1991 года это стало насаждаться как парадигма опушнянского мышления. Здесь основная масса народа отличается от власти только тем, что масса «нищенствует» стихийно и потому, что ее так надрессировали, а власть стала нищенствовать профессионально, что видно даже пингвинам со станции "Восток".
И национальный химн, про «щенявмэрло» – это тоже из репертуара обиженных, обещающих однажды что-то в стиле "мы еще встретимся".
- Где есть страдание – там есть и обида, где есть обида – там есть и ее виновник, а где есть виновные – там есть и враг или хотя бы должники. После этого остается только назвать это словом «справедливость» и направить энергию обиженных в нужное русло.
4
«страдание вполне может быть национальной привычкой, ежели что. Но страдало ли население до начала известных событий и по каким причинам (если страдало, конечно)?»
Какие-то страдания есть у всех и у любого народа. Весь вопрос только в том, станет ли власть постоянно акцентировать на этом внимание и если станет, то под каким углом.
Разумеется, "страдали" и раньше.
Но для меня это было не слишком заметно по следующим причинам:
- Я все-таки местная и мне не с кем было сравнивать;
- Я, вероятно, из самого веселого города Опушки, где самосожалений особо видно не было;
- Мне уже тогда было комфортнее с собакой, книгой и морем, чем с людьми, и поэтому многое пропускала мимо глаз и ушей.
Совсем другое дело мой Рептил. Он:
- Не местный;
- Ему было с чем сравнивать;
- Приехал он далеко не в "Веселый город", а именно в тошнотворный Центр;
- Тогда он еще пытался быть общественником, а не индивидуалистом;
- Проницателен был уже тогда, несмотря на возраст.
Так вот по его словам, он был воспитан в общесоветском ключе относительно опушнян.
Сия парадигма подразумевала, что опушнянин – это звучит гордо, что они героичны, что они все такие козакы́, весельчакы́, отвязно пляшут гопакы́ и что ни день турецких султанов на «три» шлют.
И не боятся они ни бога ни черта, а их безудержная храбрость и бесшабашность не знают равных. Т. е. если русский – это такой суровый могучий монолит, то опушнянин – его крайне динамичная южная версия, блестяще отраженная что Гоголем, что Репиным.
Ознакомившись же с разными не слишком цитируемыми преданиями здешних земель, он обнаружил, что всё несколько иначе, но не так чтобы принципиально.
Но когда, что называется, въехал в постсоветскую (а не запорожских времен) ментальность, он был просто до отвращения удивлен обилием нытья.
До этого ему уже довелось понаблюдать некоторые народы, которые готовы были что ни день говорить, о своей многострадальной судьбинушке. И вот он приезжает в цветущий край, чтобы обнаружить, что, оказывается, даже песни у опушнян такие грустные (веселые принято не замечать), оттого, что у нашего народа особо многострадальная судьба.
Потом, ознакомившись с местной литературой, он пришел к выводу, что зря он ранее так ругал русскую литературу за обилие мрачных тонов, ибо опушнянская состоит из мрака процентов на 99.
И не из того мрака, который можно обнаружить в каких-нибудь сказках о мертвецах, в «Угрюм-реке» или у Достоевского. Нет, здесь преобладала ТОСКА СМЕРТНАЯ.
Главными виновниками этого недоразумения он считает опушнянскую культурную «элиту» XIX века, которая, видимо, перебрав с «бодлерами» решила, что чем больше депрессива – тем гениальней вещь, по глупости забыв о том, что, насытив едва зарождающуюся национальную литературу нытьем, можно протсо-напросто вырастить нацию нытиков.
Что и случилось. Поэтому он до сих пор на дух не переносит 90% всего того, что связано с Опушкой, начиная от Тараса и заканчивая творениями студии им. Довженко.
Возможно, поэтому и является особо выраженным индивидуалистом, ибо ментально отождествляться с подобным ему претит.
По его мнению, все самое лучшее, что было в Опушке, привязано либо к временам запорожцев, либо к советскому периоду.
Современный период он считает материальным продолжением ментальности досоветского периода. Можно сказать, что та хворь, которая обитала в головах всех этих «Неэчуй-Лэвицьких» спустилась вниз и стала править бал на опушнянской земле.
Пока не закостенело, это еще можно переписать. Местная ментальность пока что неоднородна и состоит из примерно равных по «весу», но совершенно разных частей. Сейчас акцент сделан на самую тошнотворную и нищенскую.
Но стоит помнить о том, что вместе с желание слыть страдальцем, в народе имеется и желание повеселиться, что можно удовлетворить, если подать историю края в другом ключе.
Все же, как ни крути, но развеселая «Свадьба в Малиновке» народу всегда была ближе какой-нибудь «Кайдашевой семьи». Последней народ Опушки интересовался исключительно по принуждению, а сердце отдавал первой. То же самое можно проделать и с историей.
Впрочем можно и не делать, просто позволив миллионам бывших русских выродиться в каких-то болотных и не всегда безопасных носителей тоски зеленой.
…
Извините, что сегодня я только о философском и ни слова о местном быте. Не хочется о нём, да и подписчики говорили, что не стоит бросать это направление. Что же до быта, то сегодня мой быт сводится к долгожданному борщу, запах которого уже щекочет мои рецепторы.
…
До встречи!