Можете ли вы понять горе матери потерявшей ребенка. Знаете ли вы, что это такое? Когда это случается с тобой, первая мысль, возникающая в голове; «этого не может быть, это не со мной, это какая то ошибка…».
Я всегда считала, что моя жизнь сложилась благополучно. Я родилась в простой, но счастливой семье. Родители любили друг друга и, конечно любили меня и моих братьев, под защитой которых я всегда была. Учеба в школе давалась мне легко, так же легко я отучилась в институте и на последнем курсе встретила своего будущего мужа. Заботливый, крепко стоящий на ногах, мудрый не по годам он стал опорой нашей семьи. И не смотря на внешние бури, семейная жизнь была легкой и спокойной. Наши сыновья росли в любви и заботе, пришло время, они создали свои семьи и подарили нам прекрасных внуков. Старшие сыновья жили в большом городе, а младший остался с нами. Чего же еще ждать от жизни. И время от времени я спрашивала себя «чем я заслужила это счастье? Счастье любить и быть любимой мужем, заботиться и получать заботу от взрослых и состоявшихся сыновей, радоваться и радовать своих внуков».
Моего младшего сына никто не спросил, его забрали туда, как забирали многих той осенью. Он оставил дома жену и малолетних детей, уже немолодых родителей. Он оставил дома жизнь. Я не спрашивала бога за что, почему мой сын оказался там. Я слишком часто задавала этот вопрос раньше, радуясь своей счастливой и спокойной жизни. Вот такой ответ дал мне господь.
Моя жизнь изменилась. Она потеряла ту легкую радость, теплоту и стабильность. Земля уходила из под ног, я ступала по тонкому льду, боясь провалиться и утонуть в чем то, что даже называть было страшно; в чем то, к чему я ни разу не прикоснулась за мою жизнь. Да, я не знала страха. Это было новое, глубокое и непонятное для меня чувство.
Сын писал нечасто, немного, урывками. Звонить не мог, да мы и не ждали. Утро начиналось с телефонных звонков. Звонила сноха, свекровь, родители, сыновья. Сегодня он написал нам, а вчера жене, три дня назад бабушке. Так жизнь всей нашей семьи стала вращаться вокруг нескольких фраз пришедших оттуда. Жизнь многих семей сузилась до таких же коротких сообщений и до животного страха. Страха за жизнь своего сына, мужа, брата, отца.
Прошло четыре месяца и я уже считала дни, когда он придет в отпуск. Хочешь рассмешить бога… Поздно ночью меня разбудил телефонный звонок, не было слышно ни звука, но тишина в телефоне набатом стучала в моем сердце. Что со мной происходило, я не помню. Я кричала, кричала, кричала… Я не могла остановиться, а все призывы мужа успокоиться, ничего же не случилось, проходили мимо меня. Уже все случилось, я это чувствовала…
Утром позвонили из военкомата. Что происходило потом, жила ли я эти дни? Я провалилась в какую то серую мглу, я утопала в горе как в болоте. Никто и ничто не могло вытащить меня оттуда.
Закрытый гроб привезли на десятый день два молоденьких солдатика и быстро попрощавшись, уехали. Помнила ли я что происходило потом? Время было разорвано в клочья. Я пропадала в забытьи и, возвращаясь из тьмы, смотрела на мир вокруг. Я сидела в изголовье, а рядом со мной, распластавшись на крышке гроба, скулил, как бездомный щенок маленький внук. Внучка испуганно пряталась за матерью, шмыгая носом и сотрясаясь худеньким маленьким тельцем подростка. Сноха окаменела в своем горе, полностью поседев за эти дни. Я не видела мужа, но я знала, что он под надежной защитой. Ему не нужна была моя помощь. Рядом с ним была его мать, она сумеет уберечь и поддержать своего ребенка . Она, потерявшая своего старшего сына на одной из тех войн, как никто другой понимала все, что происходило сейчас. Моя восьмидесятилетняя свекровь не могла позволить себе погрузиться в горе, она спасала нас, кружась над всем этим морем горя черной птицей, оставаясь единственным островком здравомыслия. Я не видела старших сыновей, не видела никого. Я сидела и моя душа умирала у гроба моего сына. Это было мое место, моя территория и я охраняла его как волчица, потерявшая своего детеныша, и хотелось мне поднять голову к черному небу и взвыть, взвыть с такой силой, чтобы рвались связки, ломались позвонки и из глаз текли кровавые слезы. Взвыть так, чтобы услышали меня матери волчицы, потерявшие своих сыновей на всех проклятых войнах, случившихся на этой земле, чтобы присоединились они ко мне в этой погребальной песне и вой наш донесся до небес. И луна раскололась бы на части от горя всех матерей и пролилась на землю кровью всех убитых мужчин. Утонула бы тогда земля в этом океане материнского горя.
И я завыла…и здесь, в моем горе, вторили мне все, пришедшие попрощаться с моим мальчиком… выли от горя, от страха за своих сыновей, находившихся там и вой этот был похож на ад. Больше я ничего не помнила… мое сознание не выдержало и я впала в беспамятство.
Моя жизнь остановилась с тем телефонным звонком. Но постепенно я приходила в себя и появилось ощущение надежды. Что произошло? Я не видела моего сына в гробу. Это не мой мальчик. Я вдруг почувствовала, что он жив и никакие доводы рассудка не помогали. Да, похоронили, да, документы, но я чувствовала его жизнь. Мать с сыном связаны серебряной пуповиной, а она пульсировала, она не оборвалась. Никто со мной не спорил, мне давали время прийти в себя, привыкнуть к мысли, что мой сын погиб. Но почему? Почему я не верила в это? Я стала ходить в церковь и молиться за здравие моего ребенка. В мыслях я разговаривала с ним и иногда забываясь, говорила с ним вслух. Я слышала тихие разговоры близких о моей невменяемости, я видела, как настороженно смотрели на меня внуки и уже не понимала, где сон, а где явь.
Поминальный обед проводили дома. Все настороженно следили за мной. Боясь нервного срыва никто не произносил вслух поминальных слов. Как вести себя, когда мать запретила пить за упокой и при любой попытке сказать о парне в прошедшем времени смотрела как волчица, готовая прыгнуть и загрызть обидчика. Во дворе залаяла собака, лай перешел в радостное повизгивание. Я посмотрела на всех, улыбнулась и закрыла глаза. В дом кто то вошел. Громко заревел внук, закричала, как раненая птица сноха и кто то с тихим стоном упал в обморок . Вдруг стало тихо и я дождалась этих слов; « мама! Я вернулся».