Я открываю дверь — и ветер тут же вырывает её, распахивает настежь так, что ручка хлопает по стене.
— Здравствуй, Бриз! — смеюсь я и жмурюсь от утреннего солнца.
Мне приветственно дуют в лицо, развевают шарф, ленты и фиолетовое перо на шляпе, пересчитывают бахрому на сюртуке, раскачивают цепочку часов, свесившуюся из кармана жилета. Мой наряд полон всем, чем можно поиграть.
— Господин Фрондес-Виндес! Господин Фрондес-Виндес! — тут же набегают мальчишки. Веснушчатые загорелые мордашки, двое в башмаках со стоптанными задниками, один — босиком, вихры на головёнках торчат во все стороны. Нахлобученные картузы украшены воробьиными перьями — единственная дань этих непосед местной моде. Ребята придерживают отскочившую от стены дверь, чтобы я мог выкатить свою тележку, и тараторят:
— Господин Фрондес-Виндес, вас хочет видеть бургомистр! Да, что-то с флюгерами на ратуше. Там Золотая Мельница не крутится, господин!
Я приставляю ладонь ко лбу, чтобы свет не мешал видеть их лица. Нет, ну сколько же веснушек на троих!
— Он срочно зовёт?
— Нет, он сказал после того, как встретите гостей.
Я киваю:
— Хорошо. Загляну сразу после поезда.
Они тоже кивают и смотрят выжидательно, постреливая глазёнками в мою тележку. О-о-о, я знаю, чего они ждут.
Достаю три новеньких крыла на палочке.
— Кому тут вертушку?
— Мне!
— Мне!
— И мне! — подскакивают ребята, жадно оглядывая подарки. Тем не менее аккуратно берут по очереди, кланяются.
И тут же бегут вниз по улице, к морю, высоко подняв обновки.
— Хей-хо! Хе-хей, моя крутится быстрее всех!
«Шурк-шурк-шурк!» — поют вертушки в руках.
Я довольно наблюдаю за шлёпающими подошвами и пятками мальчишек.
Из соседних ворот выглядывает госпожа Хосгемахт. Я снимаю шляпу.
— Господин Фрондес-Виндес, погодите! Мне нужна игрушка для младшенькой.
Дочурка, которую она держит, смешно надувает щёки под кружевами новенького чепчика с огромными лентами. Бриз тут же принимается с ними играть, прихватывая и полоски газового шарфа у матери.
— Вот, если хотите, маленькая чайка. Она заводная, но машет крыльями и от ветра тоже.
— Какая прелестная! Да, я возьму её. А малышка не сломает? — госпожа Хосгемахт осторожно прикасается к тонким крыльям.
— Со временем — конечно, сломает. Я делаю хрупкие игрушки — такое уж неблагодарное у меня занятие. Но всё же, надеюсь, вы приглядите за этой!
Соседка кивает, завороженно берёт чайку и кидает в тележку серебряный талер. Я улыбаюсь — кажется, она рада покупке больше дочери.
— Заводите её ключом дома. А на улице — давайте ветру поиграть с новой забавой!
«Новь-новь-новь», — воздушный поток тут же подхватывает крылья чайки.
Резкий гудок разрывает городские шепотки. Состав, пыхтя и чухая, ползёт по верху холмов на краю долины.
Ветер жмётся ко мне, как испуганный котёнок, прыгает в шляпу, которую я всё ещё держу в руках.
Я смеюсь ласково, стараясь не обидеть.
— Ну, что ты? Это только паровоз. Он шумный, но безвредный. Пора бы привыкнуть, уже год к нам ездит.
Ленты на шляпе полощутся, шлепают: «Дым-дым-дым».
— Ну, а что дым? Развеешь в одно дуновение, когда уедет. Пойдём, встретим гостей нашего Херц-де-Кюсте!
Поезд медленно спускается с холмов по спирали. Пока выходят пассажиры и выгружаются чемоданы, я уже прикатил тележку к вокзальной площади. Помимо прочих, к нам добралась целая делегация из столицы — Вихтихшадта. Проводник кивает на меня:
— А вот и наш знаменитый мастер, господин Фрондес-Виндес!
Полтора десятка столичных гостей — механики и инженеры с супругами — окружают, трясут руку, изучают механизмы в тележке. О, у меня много сокровищ для вас, господа! Какие-то из них повторяют городские достопримечательности, и вы увезёте их с собой, чтобы вспоминать наш необыкновенный Херц-де-Кюсте, какие-то подарите детям, чтобы они тоже играли с ветром, а какие-то купите, чтобы разобрать дома, и они подарят вам новые идеи. Берите, берите — мне не жалко. По дну тележки то и дело звенят весёлые талеры.
Я провожу их по улочкам — вниз и вниз, — мы по дорожкам петляем к морю.
Они сразу же поднимают глаза к небу, ведь первое, что всегда замечают приезжие — наши флюгеры. Стрелы и драконы, киты и петухи, корабли и маленькие дирижабли движутся в своём ритме, поворачиваются с еле слышными скрипами.
Город Тысячи Флюгеров — вот так называют наш Херц-де-Кюсте. И он поёт!
Мельницы, господа! Вы потом к ним проедете, но сейчас я расскажу вам о них. Вот эти, на холмах, по старинке перемалывают зерно и горох. Вот эти, необычные, низинные, которые лижет прилив, доставляют людям воду, которую опресняют в фильтрах. А вот эти, да, вот эти зажигают фонари на улицах и лампочки в домах.
Город Сотни Мельниц — вот так называют наш Херц-де-Кюсте. И он движется каждый миг!
Посмотрите на наших жителей! Здесь все шляпы украшены перьями и длиннющими лентами, здесь все дамы носят газовые шарфы, здесь на швах сюртуков бахрома и подвески.
Город Миллиона Лент — вот так называют наш Херц-де-Кюсте. И он летит!
Вот и цветущие арки Звенящего сада. Колокола, колокольцы, металлические палочки — здесь крутятся сами собой, рождая отзвуки мелодий. Я поворачиваю ключ от центральной конструкции — скульптуры мальчика с большущими часами в руках, похожими на песочные. Металлическая колба вращается, железные и медные шары внутри перекатываются — и всё вокруг вдруг превращается в единый звенящий хор — победную песню механики и ветра! Господа из Вихтихшадта застывают, светлеют лицами. Я жду, когда мелодия отзвучит и шепчу бризу:
— Уймись на минутку. Дуй только в одно место!
Общее движение воздуха послушно стихает, но лёгким дуновением нас тянет в конец дорожки, где ждёт последняя фигура — серебряное сердце из тончайших металлических полос. Ветер сгустком дыхания летит по аллее — и врезается, полоски дружно прогибаются.
«Воом-м-м!»
И ещё раз!
“Воом-м-м!”
Замерев, мы слушаем, как бьётся серебряное сердце Херц-де-Кюсте.
Когда подходим к ратуше, прощаюсь с гостями: я обещал бургомистру починить Золотую мельницу на крыше. Важный усатый господин — кажется, он один из главных инженеров столицы — пожимает мне руку и шепчет:
— Господин Фрондес-Виндес, вы не желали бы переехать в Вихтихшадт? Я с удовольствием возьму вас в своё бюро. Ведь ваш гений механики преобразил этот небольшой городок! У нас столько новинок, столько открытий! Железные башни, быстроходные паровозы, мощные пароходы! Ваши способности, помноженные на наши возможности… А ваш город совершенно прекрасен, но он недостаточно велик для настоящего учёного. Рано или поздно металл и пар вытеснят ваши хрупкие и капризные конструкции.
Я смеюсь, придерживая улетающую шляпу.
— Благодарю, но у вас недостаточно ветрено!
Бургомистр всегда наблюдает за моей работой, поднимаясь за мной на крышу. Для этого он носит с собой смешной раскладной табурет.
— Вы любите смотреть на чужой труд, господин Верант?
Он кивает.
— Э-э-э, да не в этом дело, Фрондес-Виндес: меня завораживают сами ваши механизмы. Временами я прихожу сюда и просто смотрю на то, как двигаются детали гигантских часов. Или сижу на крыше и смотрю на город под вращение Золотой Мельницы.
— Неужели вам не тяжело подниматься?
— Мои старые ноги пока меня держат.
Я кручу ключом внутри мельницы, вытаскиваю сломавшуюся шестерёнку. Беру заготовку из своей корзины, прикладываю, обтачиваю.
Господин Энке усаживается на табурет, обводит открывающийся вид. С крыши ратуши видны все флюгеры города и кажется, будто вы во вращающемся лесу. Вот над красной черепицей вьётся дракон, над синей — скалится лев, а рядом выгибает спину чёрный кот. На помеле летит ухмыляющаяся ведьма, а навстречу ей движется фея на пернатой стреле. Там и тут вращаются лопасти сложных цветов.
— Да-а, как много в Херц-де-Кюсте механизмов.
— Теперь наш город этим знаменит! Туристы всё едут и едут.
— Да, к нам «едут и едут», используя силу пара, чтобы посмотреть на силу ветра.
Всё кругом усыпано золотистыми прыгающими зайчиками: от лопастей мельницы, от шестерёнок и гаек, от стеклышек в глазах господина Веранта. Зайчки устраивают чехарду на всех поверхностях, прыгают по моим пальцам, шлифующим зубцы, по старомодному сюртуку бургомистра.
Он смотрит на меня поверх половинчатых очков.
— А ведь я помню, что несколько лет назад у нас было не так ветрено. Я ведь прав?
Я вставляю детальку в мельницу и запускаю её.
«Прав-прав-прав» — бормочут лопасти ветряка.
«Тс-с-с, не подсказывай».
— С моря-то дуло, конечно, но не так, не так… А теперь — сплошной бриз. Именно тогда вы и начали заниматься вашими механизмами. Признайтесь, это вы призвали к нам ветер? — он пошамкал губами. — Или, наоборот, осознав усилившуюся силу, повернули вашу механику ей на служение?
Я смотрю на город, на бесконечные лопасти, крылья, вертушки. Говорю не оборачиваясь, не глядя бургомистру в лицо:
— Давайте считать, что я почувствовал новое дуновение?
Через затылок чувствую его пытливый взгляд.
— Вы прославили наш город, господин Фрондес-Виндес. Вы работаете с ночи до зари, вы творите красоту. Но я боюсь, что всё же ваш труд бессмысленен: слишком хрупкие вещи, слишком несвоевременные творения. И возьмите уже учеников! Мы все не вечны, кто-то должен будет поддерживать всё это в порядке.
Морское дыхание целует мои щёки.
Однажды меня не станет. Но возможно, тогда и ветер утихнет?
Уже вечером, покончив со всеми делами и распоряжениями, поднимаюсь на холм. Моя тележка полупуста, но всё ещё отчаянно громыхает.
Оборачиваюсь вниз. Алый комок солнца пробует горизонт. Облака растянулись длинными газовыми шарфами, фиолетовые полосы чередуются с розовыми. Вниз, в небольшую долину сбегает вереск, нагретый за день, отдающий травянистый аромат. Здесь, на вершине холма, я недавно установил основания, где сейчас укрепляю вертушки.
Закатный свет заглянул в долинку, пересчитывая горизонтали и вертикали. Горизонтали — ровные зелёные холмики, вертикали — шершавые камни над ними. Только в одном месте, в нарушение ряда стоит не камень, а маленькая мельница. Но её лопасти лишь слегка покачиваются — в низину меж холмов редко заглядывает ветер. С этой мельницы всё началось, но я-то знаю, что она лишь для красоты.
Пятнадцать лет назад в долине появился новый холмик. Пятнадцать лет назад в нашем городе стало больше на один ветер.
На один свежий и неугомонный бриз.
Потому нет смысла запускать маленькую мельницу — я-то знаю, что под ней пусто. Потому я ставлю вертушки на вершине холма — пусть здесь тоже будет чем играть!
Закручиваю конструкции в основания, закрепляю. Проверяю, покачивая стержни — держатся!
Вынимаю золотистый штырёк и запускаю первую. На закате бриз меняет направление — дует с тёплого нагретого солнцем холма на остывающее море. Попутно обвивает мои ноги, качает цепочки сапог. И начинает крутить лопасти, задевая тонкую металлическую пластинку.
«Люмп. Люмп». Регулирую, чтобы звук был чуть иным. Ритм нарастает. «Люм. Люм-люм». Ещё немного. «Лю-лю-лю-лю».
Ещё один штырёк прыгает в ладонь и прячется в нагрудном кармане.
«Блюмп. Блюмп. Блюм-м-м. Блюм. Блю-блю».
Дожидаюсь, когда лопасти раскрутятся и звук станет чистым. Синхронизирую очередность.
Отхожу на шаг и закрываю глаза.
«Лю-блю, лю-блю, лю-блю-лю-блю-лю-блю!» — звонко и высоко поют механизмы.
«Лю-блю».
Закрываю глаза и смеясь раскидываю руки. Ветер перебирает бахрому и перья вдоль рукавов сюртука, подхватывает снизу так, что кажется — я смогу взлететь. Сушит мокрые от слёз щёки.
Здравствуй, бриз!
Мой особенный, шаловливый бриз.
Моя милая Бриз.
Автор: Саша Нефертити
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ