Начало: https://dzen.ru/a/ZbUT7noFqAscYTEQ
25.06.06. - Вставайте. Вас милиция вызывает! – трясла меня за плечо перепуганная дежурная сестра ранним утром, хоть проснулся я ещё от звука её торопливых шагов по коридору.
Как ей было не испугаться, если в ординаторской вместе с Виталием дожидался меня и громадный прапорщик в чёрной ОМОНовской форме, с пистолетной кобурой на поясе и свирепым из-за многих шрамов выражением лица под лихо заломленным беретом.
- Необходимо участие вашего пациента в следственных действиях. Мероприятие продлится до самого вечера, - поставил в известность дежурного врача Виталий.
Врач, у которого я накануне вечером отпросился на рыбалку, добродушно улыбнулся:
- Я не возражаю. Только рекомендую не больше килограмма крепких напитков без закуски на одно лицо употреблять. А то, знаете ли, качество продукции нынче оставляет желать лучшего. Может и стошнить.
Ничего ровным счётом внешне не изменилось в окружающей среде – та же душная беспросветно-серая мгла на улице, прежний угарный запах пожарища в воздухе, - но уже «истома ящерицей ползает в костях» в местах былых переломов, словно черви извиваются под кожей правой половины лица, и голова трещит, как под испанским обручем. В метеорологи податься себе, что ли? Ведь озолотиться можно при такой-то способности предвосхищать изменение погоды, если платить будут за оправдавшиеся прогнозы!
«Были сборы недолги». - От больницы ОМОНовским УАЗом доехали до гаража, где мы с Виталием остались, а УАЗ отбыл за остальным личным составом.
После того, как дополнительно загрузили резиновую лодку с мангалом в багажник, Виталий опять направился к водительской дверце. А на моё требование пояснить свои действия так пояснил, что тошно стало донельзя:
- Всё, отъездился ты. Никакая медкомиссия больше не допустит тебя к управлению транспортным средством.
У дожидавшихся во дворе дома заспанных моих рыбачков глазёнки заблестели от любопытства, едва узрели они прапорщика в УАЗике. Что значит - военная форма! И смурные после вчерашних возлияний остальные бойцы, хоть и одетые в гражданскую одежду, при виде публики взбодрились-приосанились.
Валентина родители не только отпустили на рыбалку, но и экипировали, как на полярную зимовку. На голове у него была вязаная шапочка, из-под ветровки виднелся ворот тонкого свитера, а над краем коротких резиновых сапог поверх спортивного трико - шерстяные носки. В руках он держал два объёмистых полиэтиленовых пакета: один со сменой белья и банно-прачечными принадлежностями, судя по лежавшему сверху махровому полотенцу, а другой, пустой, под грядущий улов, не иначе.
До места добрались быстро и без приключений. Если не считать того, что УАЗик несколько раз пытался идти на обгон, Виталий недовольно ворчал: Шумахер долбанный, - и показывал кулак водителю. Не такое уж большое удовольствие глотать пыль, тянущуюся густым шлейфом по грунтовой дороге за впереди идущей машиной, но, как Виталий поведал, было ещё одно объяснение этим обгонам.
Паша, водитель УАЗа, до призыва в армию занимался автоспортом и достиг в нём приличных результатов - был мастером спорта по шоссейным автогонкам, занимал призовые места на соревнованиях-первенствах и даже входил в состав молодёжной сборной команды республики. Служил он водителем в мотострелковом батальоне, участвовал в первой чеченской войне, чудом выжил после подрыва КАМАЗа на фугасе, когда колонна угодила в засаду, и стал после того малость неадекватным. Заторможенный в обычной жизни, он оживал, только когда возился с техникой, и преображался в совершенно безбашенного лихача, когда оказывался за рулём.
По прибытии на берег реки ребятишки кинулись проверять донки, а первый же из воинов, появившийся из УАЗа, выразил мечты-чаяния остального личного состава вопросом Виталию:
- Ну, что, командир, за рыбалку?
- Только за первый хвост, - непререкаемо ответил Виталий, и, как по заказу, послышались восторженные вопли детворы:
- Есть! Попался! - На крючке вытащенной из воды донки вяло трепыхался «матросик» - окунёк, размером едва превосходивший проглоченного им гольяна.
- А вот и хвост! – Боец обрадовано потёр руки.
Аргумент, разумеется, неотразимый для жаждущих погасить «горящие трубы», но, поскольку на остальных донках наживка осталась нетронутой, он же подтверждал мою правоту в дорожном споре с Виталием о грядущей перемене погоды. Образовавшаяся за ночь лёгкая прибойная волна свидетельствовала об этом же, и Виталий, оценив вводные данные (включая возросшую численность коллектива и отсутствие дров для костра), принял грамотное командирское решение:
- Как только, так сразу … в пункте временной дислокации. – И указал рукой в сторону полоски леса ниже по течению реки.
Под воздействием сразу двух стимулов – грядущей выпивки и потенциальной возможности выловить хоть что-нибудь ещё за время утреннего клёва – на новое место перебрались весьма оперативно, где и состоялось знакомство между собой членов образовавшегося коллектива.
Кто ж его знает, по какой причине возникают симпатии-антипатии между людьми? Причём, возникают они с первого взгляда и без малейшей связи с внешностью, возрастом, национальностью и прочими личными характеристиками участников действа.
Выделились три пары, взаимно симпатизирующие друг другу. У Валентина карие, с южным разрезом, глазки заблестели миндалинами при виде курносого и белокурого Паши. Как загипнотизированный, устремился он вслед за ним к УАЗу, где тот открыл капот и стал ковыряться в двигателе, и не отходил от него потом ни на шаг.
С нескрываемым умилением смотрел якут Володя на белобрысого старшего сына при знакомстве. Впоследствии испытал я даже лёгкую ревность, видя, как быстро и беспрекословно старается исполнить сын все его команды.
Припомнились мне персонажи из «Вождя краснокожих» авторства О. Генри, когда младший сын солидно обменивался рукопожатием с прапорщиком – уж больно природно-шкодливый вид у младшего сына, и, наоборот, выглядел закланным барашком перед ним громадный татарин Гриша.
Место для лагеря на опушке леса выбрали со знанием дела, с учётом направления ветра и движения небесного светила, на оптимальном удалении от обширного речного залива с впадающим в него ручьём. Сам лагерь разбили быстро (опыт не пропьёшь!). Ещё и с претензией на комфорт – посадочными местами вокруг стола, сколоченного из привезённых досок, послужили вытащенные из машин сиденья, и противомоскитная сетка шатром увенчала становище. Коллективными усилиями натаскали из леса целую гору веток и сухостоя, запалили костёр в углублённом до грунта костровище, и мероприятие началось.
Из УАЗа были извлечены две картонные коробки и десятилитровая эмалированная кастрюля. В одной коробке позвякивали водочные бутылки под наваленными сверху съестными припасами, в другой виднелись плетёные из лески, так называемые «китайские», сети. В кастрюле оказалась редкостная для наших мест маринованная баранина для шашлыка.
- Конфискат, - кратко и кротко пояснил Виталий, заметив мой взгляд на извлечённое добро. На что не удержался я заметить:
- Моя милиция меня бережёт.
- Ты, случайно, не был комиссаром в годы гражданской или великой отечественной войны? -поинтересовался у меня Виталий.
- Бастилию и церковь в тринадцатом веке тоже не я брал. А почему ты спрашиваешь? – ответно поинтересовался я у него.
- Уж больно хорошо ты сохранился, - хмыкнул Виталий.
Как и было обещано личному составу, взялся он «банковать» - разлил водку до половины в расставленные на столе пластиковые стаканчики и отдельно до краёв - в гранёный стакан. По местной традиции первым делом задобрил бога леса - бросил в костёр по кусочку самого вкусного из съестных припасов и плеснул туда же водку:
- Угощайся, Бурханчик. Пошли нам удачу.
Все сгрудились возле стола, только Паша и примкнувший к нему Валентин продолжали ковыряться под капотом машины. С явной неохотой оторвался Паша от этого занятия, подошёл и, глядя на меня безумным взглядом, требовательно сказал:
- Нужен ключ на тридцать четыре. - После чего взял протянутый ему Виталием гранёный стакан, в три глотка опустошил его, занюхал хлебной корочкой и отправился автослесарничать дальше. Валентин последовал его примеру – торопливо выпил полный стаканчик «Кока-колы», запихнул в рот пригоршню картофельных чипсов и, жуя на ходу, поспешил к машине. Под редкостный и многословный тост Виталия:
- Ну, за рыбалку, - все остальные чокнулись, выпили, закусили и, не теряя времени, приступили к рыболовно-туристским занятиям, каждый в соответствии со своими наклонностями.
Паша с Валентином суетились возле УАЗа. Двое бойцов собрали мангал и занялись приготовлением шашлыка. Старший сын с Володей вытащили лодку из багажника, распаковали, после чего сын принялся накачивать её ножным насосом, а Володя развесил сети на сушилах и занялся их ревизией. Достав из машины удочки, донки и банки с наживками, мы с Виталием и Гриша с младшим сыном отправились на берег водоёма. Прихватили с собой и водку, дабы уберечь её от перегрева, а личный состав - от искушения.
Водочные бутылки в полиэтиленовых пакетах притопили в устье ручья, дальше берег под донки заняли Гриша с младшим сыном, а мы с Виталием устроились на мыске рыбачить на удочки. Виталий насадил червя, поплевал на него со словами:
- Ловись, рыбка, большая и малая», - и после первого же заброса на крючке оказался елец. Процесс пошёл.
Реабилитация.
Особенности рыбалки в якутских условиях таковы, что уж если есть клёв, то ловится рыба до тех пор, пока есть чем прикрыть жало крючка. Ветер потихоньку забирал к западу, где сквозь пелену дыма на горизонте прорисовалась узкая тёмная полоса грозового фронта, и в преддверии непогоды рыба только что сама на берег не выскакивала.
Взбрендило же кому-то обозвать «сорными» породы рыб, преобладающие в местных водоёмах – окуня, ельца, сорогу, ерша, налима и щуку! Да любая свежая рыба, приготовленная хоть в каком виде, даст сто очков форы главенствующим в городских магазинах дорогущим рыбным заморозкам, пролежавшим незнамо сколько времени, в которых льда не меньше, чем рыбной продукции, да с такими наименованиями, что и выговорить-то их вслух неприлично. А уж самому добывать её – ни с чем несравнимое удовольствие!
За забросом незамедлительно следовала поклёвка. Прогонистых ельцов сменяла мясистая сорога. Разгоняя их, налетали шустрые окуни, в затишьях королевские ерши изгибались дугой на крючке – «рука бойцов колоть устала», и быстро истощался запас червей и опарышей в банках.
- А у нас тоже поймалось! – Младший сын с гордостью продемонстрировал лениво извивающегося налима, самого крупного из выловленных на донки, с трудом удерживая его двумя руками.
Лёгкий ветерок космами гонял остатки дыма лесного пожара над поверхностью реки, ставшие чётче окрестности вместе с безоблачным небом множились отражением в воде и радовали глаз – лепота!
Вот как и где надо проводить социальную реабилитацию, причём, одновременно и участников боевых действий и детишек – в совместных трудах на лоне природы, подале от благ цивилизации!
Как же соскучились ребятишки по мужскому руководству и вниманию! Как просветлели лицом от одного их присутствия воины, которые в силу беспокойной профессии либо лишились семьи, либо не могут себе её позволить! И с каким удовольствием они все вместе предавались простому и понятному, а потому самому мудрому и правильному делу – добыче хлеба насущного! Не портили этого удовольствия даже тучи мошки с комарами и ощутимо жалящие оводы, мазями от них никто не стал натираться, а в горячке процесса и накомарники все поснимали.
Особо надо отметить облагораживающее воздействие детей на мужское общество – суровые мужчины и друг друга одёргивали в «величии и могуществе» русского языка и сами проявляли редкостное терпение и сдержанность.
Младший сын, войдя в раж, пропеллером раскручивал донки над головой перед забросом в водоём. И как ни уклонялся-пригибался Гриша, а схлопотал-таки по черепушке свинцовым грузилом, отлитым в столовой ложке, но не сказал ни слова, а только крякнул, потирая ушибленное место.
Володя, свесившись по пояс за корму лодки, стравливал шнур верхнего подбора сети, щурился от брызг, которыми вовсю поливал его старший сын вырывающимися из воды вёслами, и терпеливо поучал: Спокойно, тёзка… Левым табань… Правым греби…Стоп.…Вперёд.
Валентин, следовавший Пашиным командам: Подай ключ… Держи… Крути, - второпях уронил ему на ногу какую-то увесистую железяку. Паша зашипел совершенно по-кошачьи и поскакал на одной ноге вокруг УАЗа, аки тот пушкинский кот учёный по златой цепи на Лукоморье, вместо сказок-песенок приговаривая замершему в испуге Валентину: Ничего-ничего…
Великое благо в любом коллективе – грамотный кашевар! Давно уже дразнил ноздри аромат жареного мяса, и раздался, наконец, призыв Виталию одного из воинов, тоже не терявших времени даром у костра:
- Командир, надо бы перекусить, пока шашлык не остыл.
Клёв слегка пошёл на убыль. Закончив ставить сети, причалили к берегу мокрые с головы до ног два тёзки. К тому же, Паша в ультимативной форме стал требовать у кашеваров, чтобы они немедленно бросили свои обозные дела и помогли ему снять задний мост УАЗа. По команде Виталия поместили весь улов в устье ручья, предварительно добыв из налимов печень, прихватили две бутылки охлаждённой водки и гурьбой двинулись к лагерю.
На столе притягивали взгляд шампуры с сочной в меру подрумяненной бараниной, высилась горка свежих овощей и зелени, лежал крупно нарезанный хлеб, стоял ведёрный чайник с чаем, заваренным со смородиновым листом, судя по аромату – да целую цистерну можно выпить под такую закусь!
Но Виталий, как и прошлый раз, налил водку до половины в пластиковые стаканчики и только гранёный стакан опять наполнил до краёв. Заметив моё недоумение, негромко пояснил:
- Паше будет в самый раз – после второго стакана завалится спать минут на триста и будет после того свеж, как огурец на грядке.
Именно так Паша и поступил – подошёл, вытер о комбинезон замасленные руки, сказал:
- Жарко сегодня, - выпил водку в те же три глотка, снял с шампура кусочек шашлыка и, сонно жуя его на ходу, отправился к УАЗу, где и завалился спать.
Виталий поднял свой стаканчик со словами:
- Ну, будем здоровы. - Выпили, закусили бутербродом из максы (мелко надрезанной и присоленной свежей налимьей печени), и долго после этого были слышны хруст овощей и стук челюстей во славу чревоугодия. Прервались только на короткий тост Виталия:
- Третий, - под который стоя, молча и не чокаясь, помянули павших.
Коллектив – великая сила. Экую прорву харчей извели, а ведь всего лишь перекусили! Подкрепившись, с возросшим энтузиазмом вернулись к рыбоужению. Бросив полный сожаления взгляд в сторону УАЗа, присоединился к рыбакам и Валентин. Только кашевары, подтвердив свою врождённую склонность к кулинарии, не поддались страсти добычи. Прихватив ножи и освободившуюся от шашлыков кастрюлю, отправились они к устью ручья и занялись чисткой рыбы для грядущей ухи.
Поскольку претендентов ловить на удочки было предостаточно, мы с Виталием взяли по спиннингу, перебрались на другой берег ручья и пошли вниз по течению реки, куда несло из ручья чешую и рыбьи потроха. И не прогадали.
Привлечённые запахом речные хищники с одинаковым успехом обманывались что колебательными, что вращающимися блёснами. Виталий на крупную «колебалку» таскал мелких окуней, а у меня на маленькую «вертушку» попадались особи покрупнее, включая и три экземпляра весом более килограмма, тёмно-коричневого цвета, с жёлтым брюхом и еле различимыми поперечными полосками на боках. Паритет был восстановлен после того, как Виталий сперва добыл щуку с метр длиной (при вываживании очередного окуня хлопнула его вместе с блесной), а следом и налима. Зато мой улов украсили сиг и ленок…
На донках время от времени срабатывали сторожки. Ребятня, израсходовав червей и опарышей, пустила в ход подручные наживки на удочки – пойманных в траве кузнечиков, сбитых оводов и глаза выловленных рыб – и продолжала таскать окуней так, что Гриша еле поспевал складировать их в садок. Володя со старшим сыном, проверив сети, вернулись с богатым уловом – кроме ельца, сороги и окуня в мелкоячестые сети попались небольшие пелядки и ряпушка. В крупноячеистую сеть угодила пара сигов и три щуки.
Продолжалась эта рыболовная идиллия лично для меня, пока не послышался стрёкот авиадвигателя и не появился неподалёку в небе «кукурузник». Кругами набрал высоту самолёт Ан-2, стали отделяться от него тёмные на фоне небесной голубизны силуэты парашютистов, раскрывались над ними парашюты в форме летающих крыльев ярко-оранжевого цвета, запоздало доносились хлопки раскрытия, похожие на звук вспыхнувшей газовой конфорки.
- Лесоохрана прыжковые часы вырабатывает, - пояснил Виталий. – По всему району больше семидесяти очагов пожара площадью в сотни гектаров, бесполезно даже и пытаться тушить. Вот и выполняют план прыжков и самолётовылетов у себя на базе.
Припомнились другие его недавние слова: Никакая медкомиссия больше не допустит тебя,…- и всё настроение пропало. Кроме неба слишком многие земные профессии, в особенности связанные с лесом и речкой, оказывались недоступными мне по состоянию здоровья.
Виталий между тем с горечью продолжил больную для него тему:
- За какие-то шестнадцать лет всё перевернулось с ног на голову. Вырос народ – раньше всё было по плечу, а теперь по поясок стало. Как сбесились все, одни только деньги на уме, и гори огнём всё и вся. Вот и горит… В бою намного проще - там сразу видно, кто есть ху. А сейчас в мирной жизни даже в тех, с кем в одном окопе сидел, нельзя быть до конца уверенным. - В сердцах с такой силой дёрнул он удилищем спиннинга в ответ на поклёвку, что только губа окуня осталась на тройнике вылетевшей из воды блесны.
Трудно было с ним не согласиться. Но начался бедлам не с «перекройки», а гораздо раньше, на мой взгляд. Ещё в начале 70-х годов под партийный клич: «Всё – во имя человека! Всё – во благо человека»! – так рьяно кинулись "человеки" тащить под себя блага, что только относительная строгость тогдашнего законодательства сдерживала воровство, обуявшее абсолютно все слои населения державы.
Знакома и другая сторона той же медали. Власть, богатство, слава – три ипостаси мнимого земного рая - хлеще едкой кислоты проверяют каждого на прочность. И на моей памяти не один достойный человек превращался в полное ничтожество, возжаждав наград-почестей, поддавшись чинам-званиям, уверовав в собственные геройство-величие и сделав их основным источником своего благосостояния. Просто невероятные метаморфозы иной раз приходится наблюдать.
То вдруг деятель, всю свою трудовую жизнь прозанимавшись парт-политработой (при которой, как известно, «рот закрыл – рабочее место убрано») начинает учить-проповедовать, как правильно верить в Бога, чуть ли не левой рукой крестясь при этом.
Другой, дослужившись «вертухаем» в зоне до немалых чинов, посвящает всего себя без остатка разоблачению зверств «кровавого сталинского режима».
Третий, дожив до седых волос, вспоминает о своём дворянском происхождении и начинает трактовать о том, как он в трёхлетнем возрасте в Белоруссии героическим образом пытался накормить колонну пленных фашистов, сознательно выпуская на улицу кур из курятника.
Заслуженный офицер, по поясок увешанный орденами-медалями, припоминает всё недоданное ему по его заслугам Советской властью, включая новые брюки в десятом классе школы.
Народный артист, игравший в кино только положительных советских персонажей и удостоенный немалых наград-премий за это (фраза сыгранного им генерала: «Всё, что могу», - стала классической в армейских кругах при награждении непричастных и наказании невиновных), во всеуслышанье обзывает «коммуняками» тех, из чьих рук он с благодарностью принимал звания-почести.
Всемирно известный учёный, катавшийся сыром в масле за изобретение атомной бомбы, становится неукротимым поборником гражданских прав и свобод.
Тот же самый штабной чин, который в дремучие советские времена требовал моего исключения из партии за отказ голосовать за совершенно неизвестного мне кандидата в местные органы эстонской власти, зело возвысившийся к моменту «перекройки», требовал моего увольнения уже за отказ присягнуть «демократицким свободам энд ценностям» …
- Ничего, Витёк, мы ещё спляшем. И не какой-то там «Танец маленьких лебедей», а истинно мужской танец – страстное тангО!
Вспомнив былую лихую кавказскую пляску, при исполнении которой и состоялось наше знакомство, Виталий повеселел, но взялся было перечить:
- С каких это пор танго – мужской танец?
Пришлось просветить его хореографическим образом:
- С тех самых пор, как танец сей зародился в стародавние времена в Аргентине, когда отплясывали попарно кабальеро в тамошних домах терпимости в предвкушении плотских утех.
Виталий хмыкнул:
- А что? Похоже на правду. Приятно иметь дело с просвещённым человеком.
Сочинение на заданную тему.
Солнце поднялось высоко и стало припекать сверх меры. Рассеялись тучи мошкары, и клёв прекратился. В завершение утреннего лова старший сын с Володей слаженно и споро добыли белорыбицу и окуней из мелкоячеистых сетей и повозились изрядно, освобождая из сетки-шестидесятки пяток щук, коконом намотавших на себя полотно в несколько слоёв.
Наступило время фиесты, личный состав потянулся в лагерь на запах ухи и иных аппетитных блюд. Уха томилась в кастрюле с плотно закрытой крышкой, поставленная прямо в костёр на уголья. На проволочной сетке поверх мангала румянились выложенные в несколько рядов окуни, пеклись надрезанные до половины мелкие картофелины.
На столе помидоры, огурцы и прочую зелень дополнила свежая черемша, собранная кашеварами в низине у ручья. И совершенно справедливо Виталий провозгласил следующий тост в их честь:
- Ну, за вас, кормильцы!
Не передать словами, с каким удовольствием запивается на свежем воздухе холодная водочка горячей ухой! И какой ухой!! Приготовленной классически - из свежайшей рыбы ажник десяти наименований (если считать и невесть как угодившего в сеть тугунка, размером с салаку) с добавлением только соли, лука, лаврушки, горошин чёрного перца, ну, и кулинарного мастерства, разумеется. Поданной к столу отдельно в виде прозрачной юшки, с плавающими поверху янтарными пятнами жира из протёртой печени, и целой горы отварной рыбы на любой вкус.
«Ешь – потей, работай – мёрзни», – обливаясь потом в полуденной жаре, насытились все от пуза. И не заметили даже, как оприходовали четыре бутылки водки на шестерых, а точнее, на пятерых (решив во что бы то ни стало сам вести машину, я ограничился одним стопарём).
Совершенно верно подметил кто-то, что домом человеку становится место, где он ест и спит. И членами семьи становятся те, кто спят и едят вместе – необыкновенное чувство дома и семьи вдруг посетило меня, пока трапезничали.
По завершении трапезы хором прибрали со стола, и начались увлекательные развлечения на водах и в ближайших окрестностях. Если в бане, лишаясь одежды, люди просто уравниваются, то на лоне природы сами собой слетают с них все маски-личины, и являют они истинное своё обличье. Взрослых мальчишек, в частности.
Разгорячённые выпитым (но никак не охмелевшие), кашевары и Володя быстро, чтобы не успела мошкара крови с них попить, разоблачились до трусов и ринулись к речному заливу. Ребятишки последовали их примеру, и крики-визги огласили окрестности. В самых мелких местах вода слегка прогрелась от силы сантиметров на двадцать в глубину, и массу удовольствия испытываешь частями тела, которые ниже этого уровня оказываются, или когда проплывёшь по взбаламученной кем-то воде. Не устояв перед соблазном освежиться, Гриша передал кобуру с табельным оружием Виталию, разделся и присоединился к шумной водоплавающей компании.
В силу особенностей климата – жаркого солнца и обилия мошкары – тёмно-коричневые лица, шеи, руки, а у детворы и ноги до края шортов, выглядели словно приставленными к молочно-белым туловищам купальщиков. Бросилось в глаза обилие шрамов на телах бойцов, и особенно много на их загорелых лицах – так чаще всего бывает после боевых действий в горах или в городских условиях.
Почему-то в последнее время увиденное, услышанное, запахи или ощущения обязательно вызывают какую-нибудь картинку из прошлого. Да так часто и явственно это происходит, что и сам уже не могу определить, чего больше в моей жизни – воспоминаний или реального бытия.
По радио продолжали поминать начало ВОВ, и из автомагнитолы послышался знакомый вальс в современном и гораздо более удачном, чем в худфильме «Цыган», исполнении:
Нас не нужно жалеть.
Ведь и мы б никого не жалели.
Мы пред нашим комбатом,
Как пред господом Богом, чисты.
На живых порыжели
От крови и глины шинели,
На могилах у мёртвых расцвели голубые цветы. – Услышал, и вспомнилось, как в молодые годы навеки был отучен жалеть себя.
…Всё больше пациентом хирургии изучал я прежде собственное внутреннее устройство, а тогда в неврологическом отделении черепно-мозговую часть осваивал. Голова вообще не самое сильное место в моём организме, да не то и не туда, куда нужно, в неё впервые всерьёз угодило – перспективы были весьма туманными.
Всегда везло мне на людей, и тогда встретил я одного из главных своих Учителей жизни. В зале лечебной физкультуры под бодрую песенку из госпитальной радиоточки: Вдох глубокий, три-четыре…- увечный люд восстанавливал здоровье-боеспособность на многих тренажёрах и спортивных снарядах, а он сидел на полу и, веселя народ, в такт песенке манипулировал своими парализованными после перелома позвоночника ногами.
С непривычки выглядело не очень приятно сочетание обнажённого, скульптурно-красивого могучего торса с непропорционально маленькими тряпично-кукольными ножками. Но взгляд его огромных серых глаз не просто завораживал, а прямо-таки приказывал: Веселись! И сам он искренне веселился.
После выполнения гимнастических упражнений по своей, отработанной до автоматизма методе, принялся он жонглировать гантелями и двухпудовыми гирями. Когда же подошло к концу время оздоровительного сеанса, почему-то именно ко мне обратился он с просьбой: Подсоби до кареты добраться, - хоть ближе к нему и его инвалидной коляске и поздоровее меня воинов хватало.
Подошёл я, наклонился, обхватил его - и мелькнул в сознании кусок «отснятой судьбой киноленты»: в бешеной гонке упал-опрокинулся навзничь друг-приятель, который мчался рядом, стреляя на бегу. А по завершении скоротечной атаки приподнял я с земли только верхнюю, изрешечённую осколками и необычайно лёгкую, половину своего товарища. Он ещё и слова произносил, нежные и не мне адресованные.
Оказался бы я на полу, не удержи меня крепкие руки, которые до того за помощью ко мне тянулись. Впервые тогда я услышал и не раз впоследствии сам передавал, как эстафету, немудрящие эти слова: Держись, братишка! ...
Взбодрившись водными процедурами, вся компания продолжила на берегу свои игрища. Трое воинов, демонстрируя навыки рукопашного боя, тщетно пытались сбить с ног стоявшего скалой Гришу. Потом все затеяли соревноваться в метании ножей, топоров и сапёрных лопаток. Ребром ладони и кулаком крошили дрова для костра…
Не знаю, дошло ли дело до битья пустых бутылок о голову, потому что прилёг я на подушку сиденья машины в тени дерев, наблюдал сразу три явления, любоваться которыми можно до бесконечности – пламя костра, плавно текущую речную воду и как другие делом занимаются, – и заснул. Время больничного «тихого часа» наступило, однако. Не зря ведь говорят, что привычка – вторая натура.
Проснулся от одуряющей жары и могучего храпа Виталия, который составил мне компанию в сон-тренаже. На десять процентов ниже атмосферный столб в высоких широтах, и северное солнышко само по себе греет, будь здоров как. А тут ещё грозовой фронт на западе беспросветно занял четверть неба, и предназначенное всему небу тепло сконцентрировалось неимоверным пеклом в безоблачной его части.
Ветер усилился, речная поверхность покрылась сверкающей на солнце рябью. Посреди этого переливающегося серебром сияния тёмным пятном виднелась лодка с двумя силуэтами в ней - Володя со старшим сыном, проверив сети, взялись рыбачить на спиннинг в проводку.
Кашевары с Валентином, надев накомарники, паслись на опушке леса неподалёку, собирали уже созревшую жимолость, выискивали прошлогоднюю голубицу, бруснику и прочие съедобные травы.
На речном обрыве расположилась бок о бок комичная в своей контрастности парочка - Гриша взялся учить младшего сына неполной разборке-сборке пистолета Макарова. Почему-то крупным людям свойственны необыкновенные же наивность и доверчивость – ведь на лице написано у этого мелкого и тощего шкоды, каковым является младший сын от природы, что даже неделимые предметы способен он разложить на составные части! И попробуй потом собрать их воедино.
Пока наблюдал за процессом, посетило давно, признаться, ожидаемое «воспоминание о будущем». Как своеобразные вешки на жизненном пути, с детских лет преследуют меня возникающие время от времени ощущения, что происходящее уже было когда-то, - и даже обретается способность предсказывать грядущие события в эти краткие моменты.
«Сейчас прищемит себе палец». - Сын, неловко держа пистолет в правой руке, попал стволом в дульное отверстие затвора, левой рукой резко оттянул затвор до упора и от души клацнул им по оттопыренному указательному пальцу правой руки.
«Сейчас затвор улетит». – Сын с воплем отпустил затвор, под действием сжатой возвратной пружины он пролетел в воздухе пару метров и булькнул в водах водоёма.
«Теперь рыбаки будут ловить рыбу». – Все дружно повернули головы на крик, поспешили к месту происшествия и, не сговариваясь, полезли искать «утопленника».
На том видение и закончилось.
Едва выловили затвор, как следующее происшествие привлекло всеобщее внимание – с реки послышался тревожный голос Володи: «Спокойно! Не дёргай! Отпускай леску помалу»!
Удилище спиннинга в руках старшего сына и сам он изогнулись крутой дугой, лодка развернулась кормой против течения и дрейфовала под действием неведомой подводной силы. Судя по неторопливым биениям кивка спиннинга, крупный налим подрядился в буксиры.
Плетёная леска миллиметровой толщины выдержала, Володя подгребал вёслами, а старшин сын по его командам грамотно орудовал удилищем и катушкой, и совместными усилиями вынудили они явить себя на поверхности воды налима, размером с небольшого крокодила. А дальше всё было исполнено просто мастерски - едва сын подтащил налима к лодке, Володя одним движением всадил нож в основание широченной налимьей головы.
Надо было видеть походку старшего сына, бледного после пережитых треволнений и сгорбленного под тяжестью налима на плече, с какой он прошествовал мимо публики от лодки к лагерю – куда там тому песенному моряку, что открыл пятьсот Америк!
Оставшиеся до отъезда два часа не столько наслаждался происходящим, сколько боролся с головной болью – по мере того, как грозовой фронт захватывал небесное пространство, всё туже стискивал незримый обруч мою дурную (и битую за то) голову.
Наблюдать особо нечего было. Клёв не возобновился, поэтому пришлось смотать удочки-донки-спиннинги. Вытащили лодку из воды, сняли сети и развесили их на сушилах. Едва скрылось солнышко за кромкой облачности, тут же стало серым и унылым всё вокруг, усилился ветер и ощутимо похолодало.
Собрались все за столом, включая и выспавшегося Пашу. Прощальная трапеза получилась грустной – всё хорошее рано или поздно заканчивается. Кашевары подали к столу разогретую уху (поворчав на то, что кто-то оставил незакрытой крышку кастрюли, из-за чего уха провонялась дымом и покрылась поверху сплошным слоем мошкары вперемежку с пеплом) и в чайнике компот из собранных ягод. В ходе встречи те, кто не за рулём, допили две оставшиеся бутылки водки. Разобрали лагерь, затушили костёр, ликвидировали следы своей активной человеческой деятельности и вернули сиденья машин на место. Упаковали лодку и сети. Разложив улов на три равные кучки, распределили его жребием между тремя группами участников мероприятия. Поблагодарили Бурханчика за приём и речные дары, загрузили весь скарб в машины, расселись по местам и поехали.
С полчаса уже прочерчивали молнии темноту туч и вослед им ворчали громовые раскаты, и только вырулил я на трассу, как застучали крупные дождевые капли по капоту и лобовому стеклу. Необычайно приятной лесной свежестью и прибитой дождём пылью веяло по пути из открытого окна, а на въезде в город сплошным ливнем обрушилась с неба гроза.
Расставались весьма довольные друг другом и совместно проведённым мероприятием. Доставили Валентина к подъезду его дома (не выдержали и оборвались ручки у доверху заполненного рыбой пакета, так что пришлось сыновьям помочь ему нести улов), сыновей домой (где я успел лишь коротко поцеловаться с любимой половиной), а «Волгу» в гараж.
Не очень, правда, понравилось мне, что после того, как УАЗиком доехали до больницы, по настоянию Виталия попрощались с ним у дверей хирургического отделения. Словно под домашним арестом я находился.
Дедок с «менингитником» тоже отпросились домой на выходные, и в палате изнывал от скуки и вынужденной неподвижности один только «слаломист» - причиной двухмесячного пребывания в больнице четвёртого соседа по палате послужил его неудачный спуск на автомобильной камере по горнолыжной трассе местной базы отдыха.
Соскучившись по радости человеческого общения и в продолжение предыдущего нашего разговора, слово за слово, рассказал он вкратце свою биографию.
В общем-то, ничего необычного. Родился и вырос здесь, в небольшом таёжном городе. Поскольку учёбе предпочитал спорт и уличные похождения, о продолжении образования после школы не помышлял, отработал год на производстве и был призван на действительную воинскую службу. Став перворазрядником по рукопашному бою к окончанию школы, служить он напросился в бригаду спецназа и очень сожалел о том, что их призыв уже не брали в Афганистан - начался вывод ограниченного контингента войск. По окончании службы устроился работать на шахту и, повзрослев и набравшись ума в армии, поступил на заочное отделение горного факультета Иркутского института, женился и обзавёлся дочкой. Продолжал заниматься спортом сам и вместе с другими служивыми организовал подростковый военно-патриотический клуб. А потом грянула «перекройка».
В «послеперекроечные» времена дефицита всего и вся выживал с семьёй, как и все. До некоторой степени положение облегчало то, что предприятие представляло стратегический интерес для государства и оказалось не по зубам «прихватизаторам». И хоть стало обзываться акционерным обществом, продолжало выдавать продукцию, пользующуюся спросом и на мировых рынках, сохранило трудовой коллектив без существенных сокращений, и выплачивало трудящимся зарплату с обычными для того времени перебоями-задержками. Было уже не до занятий спортом ему самому, и работу клуба надемократизированная городская власть пыталась извести, до неба задирая арендную плату за снимаемое под клуб помещение.
Начались проблемы на производстве из-за его несогласия с принимаемыми руководством решениями, которые ему приходилось претворять в жизнь - на основе полученных в институте знаний пытался он доказать, что по таким порочным проектам и с такими затратами шахты не строят уже два десятилетия. Закономерным итогом этого битья головой об стену стало его увольнение с работы и, как следствие, семейный разлад. Заявила ему жена: Что же ты за мужик, если не можешь семью содержать! – забрала дочку и ушла жить к родителям.
- И вот тогда поклялся я себе самому, - с жаром воскликнул Сергей (так звали моего собеседника), - что костьми лягу, а мои дети не будут нуждаться, ни от кого не услышу больше таких слов в свой адрес, и никогда не буду работать на чужого дядю! - Как раз набирало силу индивидуальное предпринимательство, вот он и подался в предприниматели, вначале арендовав, а затем и выкупив небольшой продуктовый магазин.
Интересно, что почти в то же самое время и те же слова услышал я от своей предыдущей супруги. Вот только решил, что не позволю материальным интересам возобладать у меня и моих близких, калёным железом буду выжигать в себе проявления-устремления общественного животного, и удалился в лес от греха подальше (коллеги по ремеслу тогда вовсю дырявили платиновыми пулями кевларовые бронежилеты друг другу - кто за свободу-демократию, кто за коммунистические идеалы).
А через три года, услышав донёсшийся с Кавказа клич: Наших бьют! – в полной мере подтвердил истинность поговорки про благие намерения, которыми выстлана дорога в ад.
Выговорившись, сосед ещё некоторое время нажимал кнопки пульта телевизора, переключая каналы передач и тренируя большой палец руки, и заснул. Что ж, «каждый выбирает по себе – женщину, религию, дорогу». Кроме того, что разглядел в коллеге по несчастью достойного человека, кое-что полезное в чисто бытовом плане узнал я в ходе беседы с ним, и надо будет не забыть предупредить супругу о чудесных свойствах «ножек Буша», которые могут месяцами находится на жаре без какого бы то ни было ущерба своим вкусовым качествам. Правда, на помойке трогать их не рискуют ни собаки, ни крысы , ни вороны.
Ливень всё продолжался, брызги из открытого окна стали достигать кровати уснувшего соседа – пришлось встать и закрыть оконную створку.
Лев Толстой писал, что для правильного понимания жизни обязательно надо переболеть и выздороветь. Но какое же это счастье, когда у тебя просто ничего не болит! С началом грозы постепенно разжимался, пока не исчез бесследно, плющивший мне голову обруч боли, и наступило наконец-то просветление в мозгах. В этом просветлении непрерывным потоком на протяжении четырёх часов кряду легко и свободно слова сами собой складывались в сочинение на заданную тему: «Как я провёл выходной или Рыбаки ловили рыбу».
Сколько же развелось государство-миро-устроителей - интернет прямо-таки кишит ими! Куда там «пикейным жилетам» Ильфа и Петрова! С небывалой лёгкостью авторы-форумцы оперируют строями, странами и народами, двигают их в своих анализах-обзорах-прогнозах туда-сюда, как детские формочки в песочнице!
Удивлялся, сколько себя помню: почему вместо того, чтобы все свои душевно-физические ресурсы на дело бросить, человеки неуёмно расходуют эти ресурсы на мироустройство-переустройство да рассуждения с призывами? Ведь и дело делать перестают, и сами не пойми, во что превращаются. Когда занят так, что спины не разогнуть, и после трудов спать не ложишься, а валишься, ведь недосуг мир переустраивать. А коль находятся силы и время на иное, стало быть, делу недодано. Вот и получается, что болтологию эту могут позволить себе только те, кто-либо уже перестал делом заниматься либо никогда им не занимался.
И снова в путь
26.06.06. Проснулся в тягостном настроении. Ливень за окном обратился в нудный затяжной дождь, который хоть и очистил воздух от дыма, бодрости не прибавлял. И непонятный какой-то сон приснился.
Увидел себя идущим во чистом поле. В десантной майке, камуфлированных брюках и стоптанных кроссовках, безоружный, шёл к вырытой неподалеку яме прямоугольной формы. Когда подошёл к ней вплотную, вдруг послышались многие испуганные голоса: «Сам идёт»! Понял, что яма есть не что иное, как уготованная мне могила, и стало вдруг зябко до озноба. От этого ощущения и проснулся.
Холод объяснился очень просто - вернувшись поутру с домашней побывки, дедок открыл окно, чтобы проветрить палату, а на улице ощутимо похолодало.
В подтверждение того, что понедельник – день тяжёлый, опять промахнулась мимо вены процедурная сестра, уже другая и на другой руке, и столько хлористого кальция вдула мимо вены, что чуть не лишился я сознательности прямо за её процедурным столиком. Если вначале просто излишне активным казался лечебный процесс, то теперь он и подавно вроде как вспять повернул, если судить по туго забинтованным локтевым суставам. Слабым утешением больничной участи явился пузырёк со спиртом, который выдала мне медсестра, чтобы поливать бинты для лучшего рассасывания гематом на руках.
После обхода в палате появился дежурный врач (тот самый травматолог, с которым мы обсуждали проблемы здравоохранения за рюмкой чая) и пригласил пройти в ординаторскую:
- К вам опять милиция пожаловала.
В ординаторской смазливая крашеная блондинка в чине лейтенанта представилась инспектором комиссии по делам несовершеннолетних. С сомнением посмотрела на мою походку «рупь двадцать» и перебинтованные руки, но быстро собралась с духом, сделала взгляд пустым и бесстрастным и задала мне вопрос:
- Куда вы дели машину господина Подмышкина? - Пока я, утратив дар речи, стоял столбом, инспекторша уселась за стол, достала из полевой сумки протокол и приготовилась записывать моё чистосердечное признание:
- Согласно показаниям свидетелей, вы участвовали в вывозе автомобиля с дворовой территории.
В силу слабой юридической грамотности поинтересовался у неё:
- Так это допрос, что ли? А где повестка?
- Нет, это не допрос. Я пришла снять с вас свидетельские показания, - продемонстрировала мне бланк протокола опроса свидетеля. – Учитывая, что вы находитесь на излечении, не стали вызывать вас повесткой.
Далее состоялся между нами весьма содержательный диалог:
- Свидетельские показания по поводу чего?
- Того, что вы вывезли автомобиль. Так следует из показаний других свидетелей.
- То есть, вы хотите получить от меня свидетельские показания по поводу кражи мной автомобиля?
- Я вас не обвиняю, а хочу уточнить показания других свидетелей.
- Нельзя ли ознакомиться с этими показаниями?
- Я на это не уполномочена. Вас с ними ознакомят в случае необходимости.
- А с каких это пор комиссия по делам несовершеннолетних уполномочена заниматься уголовными делами?
- Я не занимаюсь уголовными делами, а уточняю обстоятельства правонарушения, допущенного вашим сыном.
- Так это мой сын вывез автомобиль?!
- Нет, этого свидетели не показали.
- Тогда какое отношение имеет вывоз автомобиля к моему сыну и вашей комиссии?
- Согласно показаниям свидетелей, … - и так по кругу.
Минут пятнадцать уже длилась эта тягомотина, как в ординаторскую вломился Виталий (видать, «фишка» в лице постового в вестибюле больницы сработала, как надо) и коротко скомандовал инспекторше:
- Фыр, отсюда, Чупа-Чупс!
Неуставную эту команду инспекторша выполнила очень быстро – собрала свои вещички и выпорхнула из помещения. Виталий же, обменявшись со мной рукопожатием, уселся на её место и положил на столешницу стиснутые кулаки.
Несмотря на серьёзность происходящего, смешно было наблюдать, как он борется с собой, чтобы не схватить что-нибудь на столе (ещё одна его привычка – в минуты огорчений мять-тискать что-нибудь в руках), и невольно улыбнувшись, спросил у него:
- А почему – Чупа-Чупс? Вроде, не похожа ни лицом, ни комплекцией.
- Потом объясню. Это не для детей, - буркнул Виталий. И, не глядя на меня, мрачно сказал:
- Надо бы тебе уехать из города на время.
- С какой стати? – искренне возмутился я. – Ты же прекрасно знаешь, что я и пальцем не прикасался к этой рухляди!
- Это я попросил гайцев оттартать её на штраф-стоянку, - прояснил ситуацию Виталий. – Но дело-то не в ней. Помнишь, говорил тебе, что очень многим выгодно тебя слить? Так вот, это уже и пытаются сделать. Оснований упечь тебя предостаточно – тут и избиение четверых ни в чём не повинных студентов, мирно изучавших конспекты у стен родного университета, и попытка проникновения в коммерческий банк, и оказание сопротивления при задержании. И всё это при отягчающих обстоятельствах – в состоянии алкогольного опьянения до полной невменяемости. А свидетели найдутся... Да ты и сам только что в этом убедился.
Нагнав на меня жути, Виталий продолжил:
- Не буду посвящать тебя в нашу кухню, но эта история – хороший повод разгрести весь накопившийся мусор. Ты же в данной ситуации являешься самым слабым звеном и будешь только мешать - и сам не сможешь удержаться от активных действий, в чём я почти стопроцентно уверен, ну, и кроме машины могут ещё что-нибудь придумать.
- Адвокат – парень грамотный. У тебя лечение заканчивается. Как я понимаю, тебе отпуск положен по его окончании, - Виталий вопросительно посмотрел на меня.
Отпуск-то положен не только мне, но и супруге по её рабочему графику, да вот выбраться всей семьёй куда-нибудь на «материк» уже который год проблемно с финансовой точки зрения. И в этом году вопрос о поездке решился в пользу приобретения новой шубы жене.
Прошлой зимой отправились мы как-то раз всей семейкой «шопить» и в поисках школьной спортивной формы забрели в магазин, половину которого занимали шубы из всевозможных зверей и самых разных цветов-фасонов. Уболтали нашу даму примерить что-нибудь, мол, за показ-примерку денег не берут. Скинула она свою вконец изношенную и облезлую козью рогожку, облачилась в глянувшуюся ей норковую шубку, и такая разительная перемена произошла с ней, что старший сын заявил во всеуслышанье:
- Папа, на твоём месте я, как мужчина, обязательно купил бы маме эту шубу. - Все, кто слышал его слова, полегли от хохота, а мне ничего не оставалось, как выполнить свой мужской долг. Благо, полугодовой кредит магазин предоставил.
Так что совместная поездка исключалась, и жена уже подыскала себе работу по совместительству на всё время отпуска. Вертелась, правда, у меня мысль (из тех, что «и хочется и колется») об индивидуальном времяпрепровождении... Но слишком уж походила на постыдное бегство столь поспешная эвакуация.
Виталий вздумал меня поторопить:
- О чём ты ещё раздумываешь?
Чувствуя себя неблагодарной скотиной, тем не менее, ответил я ему совершенно честно:
- А думаю я о том, Витёк, что со мной было бы, и где я сейчас находился бы, если бы в пятницу приехали ОМОНовцы, с которыми я лично не знаком. – Скрипнул Виталий зубами так, словно алмазным резцом по стеклу кто царапнул:
- Можешь не сомневаться – достаточно осталось в органах внутренних дел тех, кто не скурвился и не продался …
Похоже, моя мечта посетить давние свои охотничьи угодья имела шансы на воплощение в жизнь, и я поделился ей с Виталием. Услышав, где находятся угодья, Виталий присвистнул:
- Да это ведь почти у Моркоки! Туда только по трассе добираться часов шесть надо.
- Так не ногами же, - ответил ему. – Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, а машина у меня на ходу.
Виталий отмахнулся:
- Какая тебе уже машина! И просто не выпустят на трассу из-за пожаров. - Ненадолго задумался, принял про себя какое-то решение, но всё же спросил:
- А не слишком рискованно?
- Кому суждено сгореть, тот не утонет, - подмигнул я ему.
- Ладно, - сказал Виталий, - проезд по трассе я тебе обеспечу, но только на попутке. Ну, и когда намерен отправиться?
Почему-то большущее облегчение я испытал от того, что эта чистейшей воды авантюра становилась реальностью:
- А чего растягивать больничное удовольствие? Показать тебе мою израненную ж…у? Мне собираться – только подпоясаться. Рюкзак со всем необходимым всегда наготове в гараже лежит.
Ударили мы по рукам, обговорили план дальнейших действий, и Виталий направился к выходу из ординаторской.
Пригласил он войти дежурного врача, который терпеливо дожидался окончания нашей беседы в коридоре у двери своего рабочего кабинета, и озадачил его необходимостью скорейшей моей выписки с непременным приложением анализа крови на алкоголь.
Дежурный врач посмотрел на меня с каким-то прямо-таки умилением и радостно сказал:
- Да ведь у меня как раз вторая группа крови с положительным резусом. И с двадцать второго июня ни грамма я не употребил! - Подслушивал, не иначе. И завертелось.
Первым прибежал парнишка-компьютерщик. Выдернул телефонный шнурок из ноутбука и настенной розетки и пожелал мне больше не попадать на больничную койку.
Следом появился невропатолог, очень огорчённый тем, что не удастся продолжить опыты надо мной, и попытался уговорить на завершающее исследование.
После моего телефонного звонка им пришли «афганцы», пожелали здоровья в труде и успехов в личной жизни, велели обращаться за помощью в решении вопросов и забрали принтер.
Жена тяжело вздохнула в телефонную трубку, и только спросила: когда и насколько времени я в лес намылился, и что мне готовить в дорогу.
Лечащий врач без лишних слов положил на тумбочку выписной эпикриз и дал указание дежурной медсестре готовить освобождающееся койко-место под следующего пациента.
Всё не шёл у меня из головы будущий защитник Родины. Вспомнилось, как после окончания школы хотелось мне услышать слова, которые хоть на чуть-чуть приоткроют скрытое туманной завесой непрожитых лет пугающее будущее и подскажут, как жить и что делать. Отец, провожая меня поступать в училище, в напутствие твердил одно и то же, как заведённый: Приказ – закон жизни военнослужащего. Не научишься подчиняться, не сумеешь и командовать. Так увлечённо повторял он эту наимудрейшую мудрость снова и снова, идя рядом с вагоном тронувшегося поезда, что чуть не сшиб фонарный столб на перроне.
Решив ещё раз поговорить с «менингитником», выловил я его в коридоре и предложил пройти в аппендикс, где были расставлены кресла для посетителей. Своё мудрое напутствие начал я вопросом:
- А знаешь ли ты, молодой человек, что обязательно умрёшь? - После этого вопроса юноша побледнел, покачнулся и чуть не грохнулся в обморок, не поддержи я его.
Посмотрел я в его перепуганные до ужаса глаза и вдруг понял, что нет у меня для него никаких мудрых слов, по той простой причине, что и сам толком не знаю, как жить и что делать.
- Ну, не прямо сейчас умирай-то. Лет этак через восемьдесят-девяносто – вот тогда ты и сам будешь всё совершенно точно знать.
Парнишка приободрился, решил его ещё маленько взбодрить-развеселить:
- Записывай рецепт на любые случаи жизни. Из диалога в общественном транспорте:
- Молодой человек, вы лежите на мне уже третью остановку!
- Но я же ничего не делаю!!
- Так делайте хоть что-нибудь»!!! – Парнишка окончательно оклемался, порумянел-повеселел и, воспользовавшись этим, напоследок я велел ему:
- Запомни и помни до скончания дней: страх – худший из пороков. Не стыдно бояться. Стыдно и просто недопустимо поддаваться страху. Как только ему поддашься, тут тебе и конец. – На том я с ним и расстался.
Закончился вынужденный мой досуг. Ажник дыхание у меня в зобу спёрло и сердце учащённо забилось, как представил себе, что скажу местам, где давно не был: Здравствуй, лес. Я вернулся.
Ничего, что здоровья поубавилось. Может, оно и к лучшему даже - многие иные от того целее будут. Дури-то в моей голове немало ещё осталось.
Ничего, что дальше жить придётся искорёженным деревом, ведь даже раздвоенное молнией оно всё же зеленеет весной: «Ничто не кончено для того, кто жив»!
И вовсе не свершившийся это факт, медицина нынче творит чудеса. Исхитрился же Майкл Джексон, что дёрганой мартышкой песенки свои верещит, белой кожей обзавестись. Секс-меньшинства вовсю сущность свою медицинским образом приводят в соответствие отклонениям ума своего. Вот и сёстры мои родные рассказывали о жутких перспективах - трансплантации хоть каких органов, глаз тех же, от доноров или умерших, и выращивании новых из столбовых клеток.
Должно быть, вконец изверился во всём Ремарк, который утверждал, будто вся жизнь – болезнь, умирание начинается с рождения, и каждый удар сердца всё ближе подталкивает к кончине.
«Жизнь должна доставлять удовольствие, иначе, что это за жизнь»! – с юности запомнил я эти слова, сказанные мне юной же дамой после того, как навернулись мы с ней с велосипеда.
КОНЕЦ
