Сколько Оля себя помнила, она всегда слышала от матери упрёки: не так подметаешь, не так делаешь уроки. И всегда за этим следовал "железный" аргумент: "Посмотри на Юлю, она и умная, и хозяйственная. Не то, что ты".
Между сёстрами Олей и Юлей было всего три года разницы, но у Оли иногда было такое чувство, что все десять.
Избалованная материнским вниманием, Юля отказывалась делать даже самые элементарные вещи, сваливая всё на старшую сестру, а потом горделиво говорила маме, указывая на результат Олиной работы: "Смотри, мамуль, я всё сделала!"
Доказывать, что это именно она, Оля, убирала в комнате, было бесполезно – мать называла старшую дочь вруньей, а иногда в ход шли слова и похлеще. Оля никогда не плакала перед ней: знала, что в ответ услышит лишь раздраженное: «Сопля!»
В детстве Ольга пыталась стать лучше, чтобы заслужить внимание матери. Однако, к пятнадцати годам у девочки начался переходный возраст, и она сама решила уйти жить с бабушкой, маминой мамой.
Та понимала внучку, и с удовольствием приняла её у себя. На вопрос, почему мама Юлю любит больше, только плечами пожала: "Кто ж его знает, дитятко? Татьяна у меня всегда была девка с характером".
Оля прожила с бабой Натой почти два года. К матери с Юлей заходила лишь иногда, как говорится, по великим праздникам. Но даже во время этих коротких визитов девушка видела: Юля с каждым днём становится всё более дерзкой, даже жестокой.
Не замечала этого только Татьяна: Юля ведь была для неё светом в окошке. Даже тогда, когда младшая дочь была с ней действительно груба, лишь улыбалась в ответ.
Баба Ната умерла внезапно и скоропостижно: оторвался тромб. На поминках мать впервые на Олиной памяти напилась, и вот тут-то молодой девушке открылась неприглядная правда:
– Она! Это все она! – бормотала пьяная в стельку Татьяна, утирая злые слезы уголком скатерти. Благо, что гости из дома к тому времени уже ушли, и возле матери остались только Оля и Юля.
– Кто она? – Оля взяла со стола тарелку, готовясь отнести ее в мойку. Юля, как всегда, сидела в кресле барыней, даже не пытаясь что-то делать.
– Бабка ваша, кто ж еще! Если б не она, может, и жизнь моя по-другому сложилась бы! Туда ей и дорога, старой твари!...
***
Тане было шестнадцать, когда случилось это. Она шла от подруги, когда к ней привязался странный худощавый тип неопределённого возраста.
По началу Татьяна не обращала на него особого внимания, но вот, когда до дома оставалось всего пятьсот метров, человек напал на нее. Она успела заметить, как в руке незнакомца блеснуло что-то острое. Дальше был мрак.
Таню без сознания нашел ее отец, Петр Викторович. Одежда дочери была разорвана, на шее кровоточила рана. Танина мама, Наталья Петровна, не любила вспоминать тот день; но в те редкие разы, когда все же вспоминала, говорила: «Петя был тогда похож на раненного зверя. Кричал, что убьет мерзавца».
Потом был долгий период восстановления. Каждый в семье переживал горе по-своему: Таня закрылась в себе, почти не выходила из дома. Наталья пыталась развернуть бурную деятельность, пытаясь вовлечь в это дочь. Петр же Викторович часами гулял по городу, размышляя о том, как можно поймать мерзавца самостоятельно: в милицию идти дочь отказалась наотрез. Он не винил ее за это – раз за разом вспоминать такое, да еще перед чужими людьми… этак и свихнуться недолго.
Но забыть о происшествии окончательно у семьи увы, не получилось: через полтора месяца Таня заметила, что месячные и не думают приходить. Сквозь стыд и слезы рассказала все матери, та без лишних слов отвела дочь к врачу.
Вердикт пожилого женского врача в круглых очках звучал для Татьяны, как приговор: «Беременна».
– Когда к вам можно записаться на аборт? – спросила без эмоций, словно робот.
Мать тут же подскочила со стула, как ужаленная:
– Ты что, Танюш, какой аборт? И думать не смей! Мы с отцом еще молоды и вполне здоровы. Ничего, воспитаем!
Отец, однако, на удивление поддержал ее, а не мать:
– Веруня. – тихо сказал он – девке молодой жизнь калечить не за чем. Не хочет она ребенка от насильника оставлять – что ж, никто не в праве судить ее за это. Более того, если бы я был молодой девушкой, то, скорее всего, поступил бы именно так на ее месте.
– Ты не понимаешь одного, старый олух: аборт часто наносит непоправимый вред женскому здоровью. А если она потом не сможет иметь детей? Виноватыми останемся мы с тобой, точно говорю!
Увы, ее отец был слишком мягкотелым, и не мог толком возразить жене, которая с самого начала заняла в их доме позицию командира, а потому быстро сдался.
Таня также знала, что с матерью спорить смысла нет, а без ее согласия к врачу пойти не могла. Тогда-то и возникла в голове мысль избавиться от ненавистного плода своими методами: девочка бегала по лестнице, таскала тяжести и даже пробовала лежать в горячей ванне. Не помогло: семя насильника накрепко поселилось в ее теле, и не желало покидать его.
В марте (правда, на две недели раньше срока) у Тани родилась довольно-таки мелкая девчушка, внешне напоминающая гнома. Девочку назвали Ольгой, в честь маминой мамы. Но, хоть та и говорила, что со временем Таня полюбит свою дочь, этого так и не случилось….
– А Юля?... – спросила огорошенная известием Оля после паузы. Сестра встрепенулась, услышав свое имя, а мать лишь обронила:
– Юлькиного отца я любила. Подлецом оказался, но это уже другая история… - мать громко захрапела.
После того, как Оля узнала о своем происхождении, она приняла решение уехать из города: зачем мозолить глаза матери и сестре, которые никогда ее не любили? Бабы Наты больше не было в живых, так что ее ничто не держало в том месте, где она родилась.
С тех пор прошло почти полгода; Оля устроилась на новом месте и даже нашла работу, когда на экране вдруг высветилось имя младшей сестры. Даже не поздоровавшись, Юлия сообщила:
– Мать заболела. Врачи говорят, что дело плохо. Мне за ней ухаживать некогда. – в трубке раздались гудки.
***
Оля сидела у постели Татьяны, бережно поглаживая руку. Глаза матери были закрыты: доктор сказал, что ей нужно отдыхать.
– Я люблю тебя, мам. – шепнула старшая дочь – Несмотря ни на что люблю.
Та в ответ сжала Олину руку…
PS
Юлия так и не позвонила матери до самого выхода из больницы. Когда все же соизволила, то лишь затем, чтобы предъявить претензию.
Автор Лиза Турьева
