«Я родился в 1874 году в Москве на Воздвиженке, в живописной татарской столице с сорока сороками церквей и часовен. Я происхожу из очень богатой семьи промышленников со стороны моего отца и из военного дворянства со стороны матери. Фамилия, которую носят члены моей семьи происходит от старинного византийского царского рода Комненов, которые жили в Стамбуле и после падения империи. Самое имя Miliotter означает милосец – житель древнегреческого острова Милос, где высеклась из мрамора прекраснейшая Венера. Именно здесь проживали те, чья кровь течет в моих жилах», — так начинаются автобиографические записки российского художника, видного представителя русского символизма Николая Милиоти.
Оставим на его совести название Москвы «татарской столицей», – художнику это позволительно, а вот дальнейшее повествование про происхождение фамилии и род Милиоти заслуживает пристального внимания. Царственная поступь предков читается едва ли не в каждом из чарующих полотен Николая Дмитриевича. Он писал картины-сновидения, пейзажи-миражи, фантастико-аллегорические сюжеты в совершенно особой, манящей и неповторимой манере.
Само детство будущего художника, казалось, подвигло его к предстоящему поприщу: с 1878 по 1884 год его семья снимала часть дворца князя Льва Михайловича Голицына, оставившего имение и переехавшего в Санкт-Петербург. Прекрасный дворец, построенный знаменитым итальянским архитектором XVIII века Доменико Жилярди, изобиловал работами мастеров эпохи Возрождения – и это отозвалось в сердце ребёнка: «Помню, как я стоял у балконной двери на цыпочках и вдруг увидел огромную пихту, за которой шел спуск к пруду. На другом берегу возвышалась знаменитая Античная беседка со статуей Аполлона и фронтон Конного двора, украшенный клодтовскими конями. Это было Чудом, Сном, Раем».
Так что не приходится сомневаться, почему в 1894 году Милиоти выбрал Московское училище живописи, ваяния и зодчества. В числе его педагогов были Валентин Серов, Константин Коровин, Леонид Пастернак. В эти же годы он познакомился с членами кружка Павла Кузнецова – позднее их тесная дружба приведет к созданию легендарного художественного объединения «Голубая роза», а затем и «Мира Искусства». Молодые символисты считали, что «Искусство вечно, едино и свободно», источник его – душа, а «инструмент» – свободный творческий порыв.
В ту пору произведения Николая Милиоти, часто бессюжетные, расплывчатые, завораживали зрителя нарочитой загадочностью. Но одновременно это были обдуманно построенные и стройно организованные композиции. Как писал художественный критик Сергей Константинович Маковский, «из волшебного грота Милиоти выходишь отуманенный, оглушенный звенящими переливами красок... их воздействие не внешнее, физическое, а психологическое; в красочных аккордах почти всегда сложные, острые признания. Рассказ отсутствует, отвергнута определенность образов, а творческое намерение остается идейно-символическим».
На фоне других «голуборозовцев», как их впоследствии стали называть в художественной среде, в большинстве своём юных, ещё не определившихся с формой и стилем, Милиоти слыл менее непосредственным, менее таинственным, но более зрелым и опытным мастером, уверенно владеющим формой и рисунком. Маковский был очарован этим: «Его лиловые, розовые, знойно-синие вихри, опаловые и смарагдовые дожди, изумрудные россыпи – не случайные красивые пятна, но обдуманный, строго вылепленный узор. Они пластичны; в этом их особенная прелесть. И в них тоже лиризм нежной символики: певучий ритм Верленовских признаний и “райские кущи” Бодлера».
Увлечённый в ту пору эпохой «фижм и париков», художник создаёт множество изысканных портретов, но, тем не менее, одной из главных тем творчества Николая Дмитриевича остается та самая, впечатлившая ещё в детстве, богиня красоты Венера, которой посвящается множество картин. Идея «вечной весны и жизни», мечта о «золотом веке» человечества, сожаление о навсегда исчезнувших из жизни людей чудесах и красоте — вот темы, что влекли художника. И всё же жизнь распорядилась иначе.
В августе 1914 года Милиоти был мобилизован и в чине прапорщика артиллерии воевал в Карпатах, где стал окопным офицером, знающим о войне не понаслышке. Петроградская газета «День» сообщала: «По свидетельству его боевых товарищей, он вёл себя безукоризненно в смысле хладнокровия и распорядительности. Обычно нервный и впечатлительный, в бою он спокоен, выдержан, деятелен. Солдаты его батареи к нему искренне привязаны».
Освободиться от воинской службы Милиоти смог только весной 1917 года, получив, однако, и заслуженную награду – Золотое оружие. Но рисунок и цвет жили в нем все это тяжелое время. Неслучайно на страницах его дневников продолжают скучать и радоваться дамы в пышных кринолинах, райские цветы; и лишь на последних страницах – зарисовки с войны.
Кто же ведал бурной весной 1917 года, что впереди, за Октябрём, будет слом эпох и стилей, переезд за границу. И, как оказалось, – не временно, а навсегда.
Николаю Милиоти в эмиграции пришлось пережить многое. Почти за 40 лет жизни, которые художник прожил в Париже, он преподавал в Русской художественной академии Т.Л. Сухотиной-Толстой, Институте декоративного искусстве, вместе с Н. Гончаровой и М. Ларионовым оформлял спектакли марионеток в «Театре деревянных комедиантов», сотрудничал со множеством журналов и галерей. В этой пестрой смене картин собственной жизни были творческие поездки в Италию, Германию, США, Испанию, большая персональная выставка в Биаррице. Он писал портреты Марины Цветаевой, Надежды Тэффи, Александра Зилоти (внука Павла Третьякова, создателя Третьяковской галереи).
После смерти Николая Дмитриевича Милиоти в 1962 году в его дневнике остались строки: «Жизнь не остановится после нашего исчезновения. Как мила мне Россия, ее леса, ее поля, ее цветы, птицы и люди! Глядя на эти легкие, темные, прозрачные тени на зеленой траве и песке дорожек, вспоминаю я русский пейзаж и Левитана. Пусть я исчезну. Ни солнце, ни весеннее возрождение, ни травы, ни звери не исчезнут – все вечно – и счастье было жить среди них назначенную мне жизнь на земле!»
* * *
Очарование полотен Николая Милиоти захватило и его близких, которые даже через много лет не были готовы расстаться с его как художественным, так и письменным наследством. До сих пор основная часть архива бережно хранится у внучки художника – Елены Юрьевны Милиоти.
В РГАЛИ отложилась лишь небольшая часть документов – в личном фонде Н.Д. Милиоти. Фонд небольшой, насчитывает всего 25 единиц хранения в двух описях, однако здесь хранится альбом с его эскизами и набросками, письма на русском и французском языках, автопортреты и автобиографические заметки, дневники с 1896 по 1915 гг. Эти документы, безусловно, представляют самый живой интерес для исследователей творческого пути Николая Дмитриевича, – ведь по ряду причин его жизнеописание сегодня собирается буквально по крупицам.
В.А. Васенкова, главный специалист РГАЛИ