ЧТО меня заставило взяться за перо? В одной из центральных газет прочитал, с каким бесстыдным злорадством комментируют на Западе чернобыльскую трагедию. Не скрывают восторгов, что несчастье постигло одну из житниц нашей страны — Украину. Как бы хотелось противникам нашего строя, чтобы оправдались пророчества: авария сказалась на экономике, замедлила ход ускорения. В хоре ярых антисоветчиков особенно истерически звучат голоса буржуазных украинских националистов. Где только ни нашли пристанище безбатченки (люди без Отечества), как называют их у нас на Украине. В Америке их принял под крылышко «Союз украинских католиков», в Канаде — «Братство украинцев-католиков». Их приютили в Мюнхене, Лондоне, Мадриде. Чувствуя себя в безопасности и отрабатывая подачки хозяев, эти фарисеи наглеют: «Вот до чего довели Украину Советы, превратили её в братскую могилу!».
Какая клевета! Какая подлость! Националистам ли такое говорить? Их истинное лицо знаю нс по книгам, не по фильмам...
Долго думал: имею ли право свидетельствовать против украинских националистов я, который был с ними заодно в годы войны? Моё прошлое не даст мне спать по ночам. Кажется, искупил вину, отбыл положенное наказание. Но покоя нет. Чтобы не оставалось времени на мысли о прошлом, с дневной работы спешил на вечернюю. Хотелось быть среди людей.
В моей семье росло четверо детей. Усыновил ещё одного мальчика, оставшегося сиротой. Идёт время, дочери получили образование. В доме — полный достаток. Но нет-нет да и настигнет мысль о прошлом. И тогда думаю: сколько бы добра ни сделал, жизни не хватит, чтобы полностью искупить вину.
Мой рассказ — ещё одна капля в чаше искупления. Я обязан рассказать всю правду о прошлом, чтобы знали люди, как страшна сущность национализма.
Родился я на Тернопольщине. Долгие годы находилась она под гнётом панской Польши. Перед самой войной Западная Украина стала советской. Не всех устраивала новая власть. Бывшие кулаки и помещики затаили злобу, мечтали о времени, когда можно будет вернуть своё добро. Держали нож за пазухой буржуазные националисты и их духовные наставники из униатской церкви, первоиерархом которой был бывший офицер австрийской армии, крупный помещик и банкир Андрей Шептицкий. Его твёрдое убеждение: только фашизм может покончить с революционным движением Западной Украины.
Много позже понял, что религия — всегда политика. Десятилетия понадобились, чтобы дошёл до меня смысл проповедей Шептицкого: «Украинский католический союз должен стоять над всеми партиями, всеми политиками».
В нашем селе священником был Николай Фенько. В своих проповедях он не скрывал радости, когда фашисты оккупировали Польшу и приближались к Западной Украине. Вместе с другими униатами Фенько хлебом-солью встречал представителей «великой Германии». И если раньше святые отцы тайно строили козни Советской власти, пытались сорвать первые выборы в Советы, то теперь повели открытую антикоммунистическую пропаганду. Верующих призывали горячо приветствовать победоносную немецкую армию. Со всяким, кто пытался воспротивиться этому, расправа была жестокой.
Ранним июньским утром шёл я в имение помещика, куда меня определили на работу с моим семиклассным образованием. Ещё издали заметил что-то тёмное на дороге. Подойдя, застыл от ужаса: в пыли лежал Пётр Шепитько. Его убили выстрелом в спину только за то, что он открыто выражал симпатии Советской власти. Люди шептались: это бандеровцы. Так впервые я услышал о Степане Бандере, который возглавил националистическую организацию. На его совести много кровавых преступлений. Ходили слухи, что ещё будучи подростком, он «укреплял свою волю» тем, что на спор давил одной рукой кошек. А потом перешёл на людей. Это он изобрёл удавку — верёвочную петлю, которой бесшумно душили людей. Её потом стали называть бандеровской.
Всю Тернопольщину потрясла трагедия, разыгравшаяся летом сорок первого недалеко от нашего села. С благословения настоятеля церкви полицаи арестовали сельских активистов и бросили в подвал клуба. Их подвергли нечеловеческим пыткам: выламывали руки, выжигали раскалённым железным прутом глаза, отрезали уши. А потом колючей проволокой начали душить. В это время в подвал спустился пастырь, призывая истерзанных людей к исповеди. Он протянул жертвам серебряный крест. Руки священника были обагрены кровью невинных.
Долго и трудно шёл я к осознанию истины: национализм, кроме беды, Украине ничего принести не мог. Защищая якобы интересы нации, бандеровцы вместе с фашистами физически расправлялись с лучшими представителями украинского народа. Львовская трагедия в ночь с 3 на 4 июля 1941 года вошла в историю как неслыханная по своей жестокости резня.
Обстановка в нашем селе менялась каждый день. Утром никто не мог точно сказать, какая власть будет вечером. Особенно осложнилось всё, когда фронт прошёл через село и продвинулся дальше на Запад. На Украине продолжали свирепствовать банды всех мастей. Главари оуновцев готовили восстание против Советской власти. В это время я и совершил непоправимый шаг. Поддался страху смерти, пошёл служить Серому, как называли националисты Бандеру. Я знал, что моего дядьку расстреляли только за то, что он случайно обнаружил место подпольной явки фашистских пособников. В конце войны жестокость бандеровцев перешла все границы. Даже от рассказа об их зверствах леденела кровь в жилах. На глазах ребёнка бандиты убили отца и мать, а потом раскромсали их тела на части и бросили издевательски: «Вот тебе свининка на пропитание».
Сейчас думаю: к чему готовил себя, когда по вечерам приходил на строевые занятия, организованные оуновцами? К участию в кровавых злодеяниях? Однажды даже согласился выполнить конкретное поручение. Составил списки молодых ребят призывного возраста. Ими националисты намеревались пополнить свои банды. Эту чёрную строку не вычеркнуть из моей жизни. Я подвёл к роковой черте своих односельчан.
Сегодняшние националистические отщепенцы, обитающие на Западе, разглагольствуют, что они якобы отстаивали «национальные» интересы западноукраинского населения. На самом же деле стали палачами своего народа. Теперь заявляют, что Чернобыль по вине Советов превратился в братскую могилу. Похоже, забывают при этом сотни братских могил, тысячи вдов и сирот. Их оставили дивизия СС «Галичина» и созданный абвером батальон «Нахтигаль». На совести оуновских палачей — массовые убийства, зверские истязания мирных советских людей. Сознавая всю тяжесть собственной вины, всё же берусь свидетельствовать об этом.
Спустя долгое время после войны, я приехал из Кустанайской области, где сейчас живу, в родное село. Стоял у обелиска, вчитываясь в фамилии земляков, сложивших головы в борьбе с фашистами и думал: на одной земле мы родились, но как по-разному прожили свою жизнь.
Друзья моего детства. Один — Алексей Шумило — умер в блокадном Ленинграде. Другой — Иван Буковский — фронтовыми дорогами дошёл до Берлина, был тяжело ранен в бою. Четыре года назад мы впервые встретились с ним после долгой разлуки. Сложные чувства переживали оба. Многое пронеслось в голове. А вслух было сказано далеко не всё. Что мог спросить фронтовик у того, кто струсил, оказался по другую линию фронта в самый трудный для Родины час?
— Да, Ваня. Кто попадает под дождь, сухим не выходит, — сказал я ему тогда.
А он посмотрел так, как будто в душу заглянул. Не забыть мне этого взгляда.
(1986)