Красный «москвич» внезапно выехал на встречную полосу и оказался прямо перед моим УАЗиком. Реагирую мгновенно – руль вправо, педаль тормоза в пол. Но сосна на обочине оказалась раньше, чем начался тормозной путь. Удар, скрежет металла, боль в груди. Кажется, на миг теряю сознание. Баранка сдавила грудь, затрудняя дыхание. Первые вдохи даются тяжело, затем полегче. Сжав руками рулевую ось, толкаю её от себя. Скрипя, та поддаётся. Двигаю плечами и дышу глубоко, ещё и ещё.
- Друг, ты как?
Поворачиваю голову. Мужское лицо на месте выбитого бокового стекла.
- Нормально, ногу мотором зажало.
- Потерпи, я за монтировкой.
Лицо исчезло. В правой ноге резкая боль. Напрягаю зажатые металлом мышцы. Боль стихает, но освободить с первого раза не получается. C силой приподнимаю колено и тяну на себя, одновременно помогая свободной рукой. Искорёженный металл отступает, освобождая плоть. Случись такое полгода назад, пришлось бы вызывать спасателей.
Шестое декабря восемьдесят восьмого года. Мы поднимаемся на ледник. Наш проводник дед Никифор – высокий сухощавый старец с густой седой бородой, ведёт нас только ему знакомыми тропами. Я замыкающий, придерживаю Веронику, ей тяжело. Она держится, но от помощи не отказывается. Девятнадцатилетняя девушка с большими карими глазами, русыми локонами и спортивной фигурой мне сразу понравилась, ещё на базе. Мы часто проводили вместе свободные минуты: ходили на лыжные прогулки или проводили время в беседке. Она, как могла, скрывала свою хромоту, пыталась казаться весёлой и беззаботной, но я видел грусть в её глазах и не решался спросить об этом. Ситуацию прояснил её брат Василий – высокий, короткостриженый атлет.
- Она в сборную готовилась, - тяжело произнёс он. – Прыжки с трамплина. Неудачно приземлилась, потом долгое лечение… Нога буквально раздроблена, её не удалось полностью восстановить. А, - он зло сплюнул. – Главное - жива осталась.
Ледник представлял собой прозрачное и идеально круглое замёрзшее озеро с разноцветными разводами внутри, словно кто-то огромной кистью размешивал в нём яркие краски. Солнечные лучи, отражаясь от поверхности, создавали в воздухе невероятной красоты сияние: разноцветные рваные ленточки колыхались, словно на ветру, и, удаляясь исчезали, растворяясь в ярком солнечном сиянии. Зрелище стоило потраченных усилий.
- Как это происходит? – удивлялась Вероника.
- Явление природы, - с акцентом пояснил пышноусый грузин Вахтанг Гогнадзе. - Такого чуда я ещё не видел.
- А почему его называют мёртвым? – спросила стюардесса Марина, с короткой стрижкой и строгими чертами лица.
- Бытует легенда, - ответил Никифор. – Что некогда над этим местом произошла битва огненных птиц. Неизвестно кто одержал верх, но сущности погибших созданий оказались замурованы в толще льда. С тех пор озеро никогда не тает, чтобы не тревожить упокоенные души.
- Похоже на сказку, - хмыкнул кудрявый блондин, актёр театра и кино, Анатолий Воронов.
- Так и есть.
- А лёд и вправду никогда не тает? – недоверчиво пробасил Василий, постучав подошвой по хрустальной поверхности.
- На моём веку такого не было, - ответил проводник.
Как завороженные мы восхищались красотой, пока солнце не зашло за скалу и сияние не пропало. Мы осторожно ходили по прозрачной глади, силясь разглядеть среди разноцветных вихрей загадочных пернатых. Наше воображение рисовало самые фантастические образы. Кроме того, каждый считал своим долгом дать объяснение не тающей силе льда. Версии звучали самые разные: от недостатка тепла до горного морозильника. Молчали только молодожёны Крыловы: Евгений и Татьяна. Поглощённые друг другом, они молча любовались пейзажем.
Размахнувшись, насколько позволяла возможность, я ударил что было сил локтём по измятой двери с заклинившимся замком. Удар вырвал её из петель, и она с грохотом рухнула на дорогу, едва не задев подоспевшего мужика с монтировкой. Он ничего не сказал, только застыл на месте, наблюдая, как я выкарабкиваюсь из автомобиля. Среднее телосложение, широкий нос, рубашка в клетку, кожаная кепка – обычный водила.
- Ну, парень, ты даёшь! – наконец выговорил он, осматривая меня словно призрака. – Силища у тебя – будь здоров. Тут вообще выжить – уже счастье, а на тебе ни царапины.
- «Москвичонка» тут не видел? – спросил я, оглядывая свой безнадёжно испорченный внедорожник.
- Встречал, - кивнул тот, продолжая стоять без движения. – Это агротех наш, летел как угорелый. Жена у него рожает. Он что, на встречку, что ль, выехал?
Я развёл руками.
- Вообще-то он человек осторожный, - водила пожал плечами.
- Ты на этом? – прервал его я, кивнув в сторону КАМАЗа.
- Ага, моя малышка.
- До станции подбросишь?
- Может, в больничку? Мало ли что.
- Это я успею. Меня невеста ждёт, ясно?
- Понимаю, - вздохнул он, указав рукой в сторону грузовика. – Мне как раз по дороге.
Я говорил правду. Поезд с Вероникой скоро будет на станции. Уж лучше явиться в помятом виде, чем заставлять её ждать. Я долго не мог решиться, но неделю назад сделал ей предложение.
- Ты выйдешь за меня? – спросил я, едва не выронив от волнения телефонную трубку.
Её голос был не менее взволнован.
- Я надеялась на более романтичную обстановку.
Смутившись, я молчал. Тело замерло в ожидании ответа. Казалось, даже сердце перестало биться. Время остановилось превращая мгновения в мучительную вечность. Мир терял краски, оставляя тусклые оттенки, и лишь тихо прозвучавшая на другом конце фраза: «Да, я согласна», вернула способность двигаться.
В кабине водитель снял кепку, обнажив стрижку – ёжик. Достал из кармана начатую пачку Кэмела и протянул мне. Получив отрицательный ответ, чиркнул зажигалкой и, с наслаждением выпустив порцию синеватого дыма в окно, произнёс:
- Тоже подумываю бросить, да дорога пока не позволяет. А ты лесник местный?
Я кивнул.
- Наслышан.
За последние четыре месяца я успел порядком прославиться на всё лесничество и не стал задавать вопросов. Водитель тоже молчал. Лишь на станции, словно опомнившись, протянул руку:
- Семён.
- Николай.
- Если что, я через час обратно поеду. Гаишников вызову. На складе есть телефон. А агротех сам объявится. Не такой он человек.
Мы преодолели половину обратного пути, когда внезапно над нами раздался зловещий гул надвигающейся лавины. Мохнатые клубы снега неслись прямо на нас. Уходить некуда – тропа и скалы. В поисках хоть какого-то убежища Никифор заметил дыру в скале. Достаточную, чтобы в неё пролез человек.
- Всем сюда! – крикнул он, и посторонившись, начал заталкивать нас по очереди.
Я помог Веронике и отступил, пропуская старика, но тот сильным движением руки толкнул меня внутрь, а сам едва успел заскочить. Вокруг потемнело, затряслось, загрохотало. Мы сидели на чудом уцелевших четырёх рюкзаках, и зажимали уши руками, спасая барабанные перепонки. Когда всё стихло, мы включили фонари и огляделись: спасшее нас пристанище, нельзя было назвать пещерой или расщелиной. Идеально круглое, без трещин, наростов… Ни сталактитов, ни сталагмитов, даже влаги никакой. Сухо и чисто. Ничего общего с природным творением, но и созданием рук человеческих его тоже назвать нельзя.
- Странно, - пробормотал Никифор. – Откуда оно взялось? Утром его ещё не было. Мы ведь здесь проходили.
- Может, не заметили? – предположил Воронов. – Торопились ведь.
- Исключено. Я уже сорок лет по этим тропам хожу.
- Нужно поскорей выбираться отсюда, - сказал Василий.
Достав из рюкзака лопатку, он принялся расчищать завал. Мне показалось, что он единственный среди нас не растерялся в данной ситуации. Мы решили делать это по очереди, хотя и предполагали, что слой снега может быть огромен, но иного выхода не было. Нам едва удалось продвинуться на полметра, как внезапно в пещерке вдруг стало светло как днём, словно кто-то включил свет. Мы не успели даже ахнуть от удивления, как в самом центре появился некто. Вот так и завис в воздухе. Маленький, не больше метра, в серебристой накидке и конусообразном колпаке. Ну прямо гном из сказки, или эльф, кто их разберёт. Лицо было смазано, но выделялся огромный нос.
- Слушайте меня внимательно, земляне! – громоподобно заговорил он, продолжая висеть в воздухе. – Вам предстоит сделать выбор.
Он выдержал паузу, оглядывая нас узковатыми полосками глаз. От его взгляда по телу пробегал холодок неизбежности. Это потом у меня возникла мысль, что видение – не более чем галлюцинация, вызванная нехваткой кислорода, а в тот момент я вместе с остальными застыл как в детской игре «Замри». Никто не мог шелохнуться и произнести даже звука.
- Антаниянцы не в силах предотвратить катастрофу, - продолжал незнакомец. – Солнечная Система перестанет существовать через семьсот двадцать два года.
Он вдруг исчез, а всё пространство заполнило объёмное изображение приближающегося глобуса – планеты. Она медленно увеличивалась, демонстрируя океаны, реки, материки. Два ярких солнца слепили глаза. Планета чем-то напоминала Землю, но это не она: другие цветы, трава, незнакомые деревья, треугольные и шарообразные строения…Всё незнакомое и чужое.
- Планета Реврея в системе Гидра, - комментировал голос. – Мы подготовили её для переселения земных обитателей…
Далее следовал утомительный монолог, из которого я понял, что всем, кто живёт на Земле, в их нынешнем состоянии там не выжить: иная гравитация, пища, вода, атмосферный состав и прочее. Поэтому переселению будут подлежать только те, чьи тела будут подготовлены. Они, антаниянцы, создали специальный вирус, способный укрепить материю, а потомки таких людей будут иметь врождённый контроль над ним. В общем, процесс проходит постепенно. Казалось, решили так делайте, но нет, закон запрещает воздействовать на разумных существ без их согласия. И они нашли выход: спрашивать разрешения у обречённых на гибель. Дескать, выбор у них небольшой: либо вирус - либо возврат во времени, но уже без шансов на спасение. Не знаю кто как, а я был возмущён. Тоже мне благодетели, знатоки людских душ.
Изображение исчезло, а мы по-прежнему стояли ошеломлённые, ожидая новых чудес. Но если не считать дневного света, больше ничего не происходило.
- Что это было? – нарушил тишину актёр. – Горный дух?
- А мне киношка понравилась, - улыбнулась Татьяна.
- Не берите в голову, - невозмутимо отрезал Василий. – Чушь всё это. Когда в шахте проход завалило, я ещё и не такое видал.
- Тогда откуда свет? – засомневалась Марина, оглядываясь. – Где источник?
- Никифор, - покосился я на молчавшего старика. – Ты чем нас напоил?
- Травяной чай, - спокойно ответил тот, и, чтобы развеять сомнения, добавил: - Ромашка с мятой.
- Хороша ромашка! – воскликнул Вахтанг, жестикулируя руками так, словно собирался танцевать. – Горные человечки уже мерещатся.
- А если не бред? – произнесла Вероника то, в чём мы боялись признаться.
- Сестричка, - ухмыльнулся Василий. – Ты ещё…
- Она права, - перебил его дед Никифор. – Пещера искусственная - я сразу заметил. Не было её здесь никогда, уж можете мне поверить. Да и всё остальное слишком реально. Нет на Земле технологий, способных сотворить такое.
- И что же делать? – спросил кто-то.
- Думать надо.
Собственно, думать было не о чем. Нужно быть на голову больным, чтобы поверить во всё это. Но где-то внутри, как противоборство здравому смыслу, царапала мысль: «А что если и впрямь Земле угрожает опасность? Ведь был же потоп, снёсший всё живое, падение метеорита, от которого исчезли динозавры… И что если от нашего выбора зависит продолжение рода человеческого?» Внутренне я усмехнулся своим сомнениям. Ни за что не позволил бы себе произнести эти мысли вслух. Следующие несколько минут никто не проронил ни слова. Каждый по-своему осмысливал ситуацию. Я прижимал к себе Веронику и чувствовал биение её сердца, её тепло. Хотелось остановить время и вот так встретить вечность.
- Ребята, вы что, серьёзно? – не унимался Василий. – Гном, апокалипсис, конец света – это же байки? Страшилки для взрослых.
- Я тоже так думаю, - поддержал шахтёра худощавый музыкант Евгений Крылов. – Должно быть научное объяснение всему этому.
- Должно, - согласился старик, устало присев на рюкзак. – Но его нет.
Василий махнул рукой и, как ни в чём не бывало, вернулся к прерванному занятию. Мы принялись ему помогать, по очереди орудуя лопатой. Представительниц прекрасного пола решили к работе не привлекать. Постепенно мы продвигались всё дальше, образовывая узкий тоннель в снегу. Выгребаемый снег медленно заполнял пещерку, вытесняя людей к выходу. Когда места почти не осталось, лопата вырвалась наружу.
- Ну вот! – вскричал Василий, последним вывалившись из тоннеля. – Сами выбрались. Никаких чудес и перемещений во времени. Враки всё это. Нет никаких духов.
Теперь действительно стало казаться, что случившееся было не более чем галлюцинациями. Но в глубине подсознания, как напоминание о событии, леденящим эхом звучали слова антаниянца: «Жизнь без движения превращается в камень, отсутствие кислорода размягчает материю. Обойдя вокруг солнца, вы вернётесь сюда. Только тогда контроль будет получен». Когда я шепнул эту фразу Веронике, она посмотрела на меня, округлив глаза:
- Я слышу то же самое, - тихо сказала она. – Только понять ничего не могу.
- Разберёмся.
Я прижал её к себе.
- Никто не замечает некоторую странность? – спросил дед Никифор, глядя на восходящее солнце.
Мы проследили за его взглядом.
- Это рассвет, - пояснил старик. – А наши часы, мои, во всяком случае, показывают девять вечера. И ещё, - продолжал он, подождав, пока мы сверим часы. – Снег должен слепить нас, а этого не происходит.
Мы продолжали смотреть на солнце, и каждый из нас представлял, как спустя семьсот с лишним лет его не станет… Ничего не станет.