Джек проснулся от тревожного грохота. Его старый дом на окраине города вздрагивал при каждом порыве ветра, словно кто-то пытался пробраться внутрь через щели в стенах.
Встав с кровати, он прислушался. Непонятные шорохи становились всё сильнее, но внутри, казалось, было тихо. Шорохи доносились неизвестно откуда и заставляли подступить к горлу собственный крик ужаса.
Джек решил проверить источник звуков. Пробираясь сквозь мрачный коридор, он чувствовал, как под ногами скрипят доски старого пола, а каждый порыв ветра заставлял его шаги замедляться от внутреннего беспокойства. Подойдя к окну в гостиной, он обнаружил, что ветка дерева за стеной дома щекотала стекло. "Только и всего," - убедил он себя.
Но тогда он увидел его – мерцание в углу зеркала. Джек подошёл ближе, приглядываясь к своему отражению. Зеркальная поверхность была как всегда чистой, отражая всю комнату за его спиной. Ничего необычного, если бы не одно "но".
В отражении, справа от его плеча, чуть заметно, еле уловимо дрожало нечто... усмешка. Усмешка без лица, без тела, парящая в воздухе, в тени, которая казалась гуще, чем в остальной комнате.
Он резко повернулся, сердце забилось в ушах, но за спиной была лишь стена, обитая багряными обоями. Обернулся снова к зеркалу – усмешка исчезла. "Галлюцинации от бессонницы", - подумал он и пошёл в сторону кухни, чтобы выпить стакан воды.
Каждый шаг отдавался Джеку виски, пульсирование в висках становилось всё ощутимее, в глазах мелькали тени. Когда он наливал воду из крана, заметил свое отражение в блестящей металлической поверхности раковины. Усмешка снова была там, точно повторяя его движения - жуткая и невозможная, но абсолютно реальная.
Этой ночью дом казался живым. Шорохи превратились в едва слышимые шепоты, которые Джек не мог отличить от собственных мыслей. И каждый раз, взглянув на свое отражение в любой поверхности, он видел эту усмешку.
Он начал бояться отражений, бояться света, который делал их видимыми. Единственное спасение он видел в темноте, где не было теней, не было отражений, не было этой жуткой усмешки. Но и в темноте он ощущал её присутствие, словно она впила в его душу свои невидимые зубы.
К утру Джек понял, что усмешка была частью него. Она была его страхом, его одиночеством, ее зубы были его собственными мыслями, от которых он не мог убежать.
Встав перед матовым зеркалом в ванной, он уже не увидел своего отражения – была только усмешка, большая и яркая, словно вырезанная из самой тьмы. Она была всем, что осталось от Джека.
С этого дня в доме стало тихо. Ветка больше не скреблась о стекло, полы не скрипели под ногами. Только в зеркалах, если внимательно приглядеться, можно увидеть бледное отражение лица без глаз, с усмешкой, готовой впустить в себя следующего жильца этого старого, неприметного дома на окраине города.