Во первых строках: я очень благодарна строгому и нелицеприятному моему критику, который (или которая, не суть важно) привел(а) в комменте к одному из моих эпистол слова из фильма "Доживем до понедельника".
Помните, те, где Тихонов-Мельников говорит "То и дело слышу: «Жорес не учёл, Герцен не сумел, Толстой недопонял...». Словно в истории орудовала компания двоечников!". Цитата была приведена с тем, чтобы упрекнуть меня в верхоглядстве, примитивизме и прочая и прочая. Как мы недавно выяснили, Верховный суд разрешает высказывать какие угодно оценочные суждения, хоть горшком называть, имея в виду, что это все чистой воды субъективизм, то есть в большей степени характеризует высказывающегося, чем того, о ком высказываются.
Но заодно милый оппонент натолкнул меня на мысль - перечитать в очередной раз сценарий "Доживем до понедельника", дабы понять, в каком контексте и с какой целью учитель истории Мельников произносит эту саркастическую фразу. Перечитала, на многие вещи в фильме взглянула по новому (еще раз гран мерси комментатору за "наводку") и некоторыми выводами хочу поделиться с вами.
Во-вторых словах хочу признаться в еще одном "косяке". То есть, для меня это не косяк, но вот кому-то не понравилось, а жаль. Дело в том, что я воспринимаю героев книг и фильмов с позиций того возраста, в котором я с ними впервые познакомилась. "Малыша и Карлсона" я читала лет в шесть, и для меня Малыш - навеки парень старше меня примерно на год, то бишь взрослее. Мульфильм "Бременские музыканты" пришелся на мой первый класс и для меня с тех пор Принцесса и Трубадур - взрослые парень с девушкой, старше меня на несколько лет.
"Доживем до понедельника" я впервые посмотрела тоже в начальной школе, с тех пор для меня и школьники - девятиклассники из фильма - здоровые дяди и тети, а а уж историк Мельников - пожилой дяденька. Хотя сейчас я старше Ильи Семеныча лет на 15, а то и больше. Ну вот такая у меня особенность, кто хочет язвить по этому поводу - можете уже готовить дразнилки в комменты.
А теперь - по поводу фильма "Доживем до понедельника" и его главных героев.
Дабы не отвлекаться на Штирлица-Тихонова, я взяла за основу не фильм, а повесть (или сценарий) Георгия Полонского.
В сторону - представьте себе каким бы мог получиться Мельников, если бы его играл, к примеру Евгений Евстигнеев? Желчные реплики Мельникова ему были бы очень к лицу, но в результате получился бы совершенно несимпатичный типус. Вячеслав Тихонов просто таки спас своего героя.
Повесть (давайте я уж буду называть ее так, еще и потому что между текстом и фильмом есть ряд расхождений) была написана в 1968 году, в том же году, и очень быстро, был снят фильм "Доживем до понедельника".
Автор повести видел в роли учителя Мельникова более возрастного актера - Бориса Бабочкина или Зиновия Гердта. Режиссеру Ростоцкому пришлось побороться за "Андрея Болконского" в роли скромного учителя истории, причем и с самим актером Вячеславом Тихоновым, который от роли и от образа был не в восторге .
По повести Мельникову около 50 лет, пусть для ясности будет 48. Стало быть, он 1920 года рождения, и до начала Великой отечественной мог успеть поучиться в университете, на историческом, разумеется. Живет в одном из арбатских переулков. Из родных у него только старушка мама, про отца в семье не вспоминают, только в одно эпизоде говорится, что он есть на старой, еще довоенной фотографии, где Илюша совсем ребенок.
В комнате Мельникова - репродукция картины Н. Ге "Что есть истина", на письменном столе - экземпляр журнала "Каторга и ссылка".
Следующая "реперная точка" - тихая беседа в учительской утром в пятницу между старичком-географом и Мельниковым. Мельников ругает какую то книгу, взятую почитать у географа: "Это.... литература для парикмахерской, пока сидишь в очереди. Он (автор - Е.Г.) не дал себе труда разобраться : почему его герой пришел к религии? И почему ушел от нее? Для кого-то это - вопрос вопросов, для меня, к примеру..." Характерно, что уже спустя минуту тихий Мельников при всех отчитывает учительницу младших классов Таисию Николаевну за неграмотный, и в самом деле, глагол "ложить". Хотя мог бы сделать внушение и в другом месте, с глазу на глаз.
Еще один занятный пункт - в разговоре с директором школы (там заодно выясняется, что они бывшие однокашники), директор спрашивает у Мельникова причину, по которой он неожиданно решил попросить себе отпуск "Никак, диссертацию задумал кончать?.... Сейчас для твоей темы самое время". - то есть, Мельников не ограничился только университетским курсом истории, а "копал глубже", у него было начато и не окончено диссертационное исследование.
Но кульминация и ключ к пониманию образа учителя Мельникова для меня - в том уроке истории, на котором шла речь о лейтенанте Шмидте и который был так драматически прерван известием о сожженных сочинениях. Вот Костя Батищев (молодой и прекрасный Игорь Старыгин) с ноткой снисходительности говорит о том, что в восстании на "Очакове" не было особого смысла, оно было обречено на провал. Мельников произносит ту самую фразу о "двоечниках, орудующих в истории", и ... взрывается, видно, что для него лейтенант Петр Петрович Шмидт - не просто историческая фигура:
...- Что ж это был за человек - лейтенант Шмидт Петр Петрович? - И заговорил, ловя себя на пристрастии, коего историку полагается избегать:
- Русский интеллигент. Умница. Артистическая натура - он и пел, и превосходно играл на виолончели, и рисовал… что не мешало ему быть храбрым офицером, профессиональным моряком. А какой оратор!… Завораживали матросов его речи. Но главный его талант - это дар ощущать чужое страдание острее, чем собственное. Именно из такого теста делались праведники на Руси… И поэты. И бунтари.
- Знаете, сорок минут провел он однажды в поезде с женщиной и влюбился без памяти, навек - то ли в нее, то ли в образ, который сам выдумал. Красиво влюбился! Сорок минут, а потом были только письма, сотни писем… Читайте их, они опубликованы, и вы не посмеете, вернее, не захочется вам - с высокомерной скукой рассуждать об ошибках этого человека!
- Но ведь ошибки-то были? - нерешительно вставил Костя, самоуверенность которого сильно пошла на ущерб.
Мельников оглянулся на него и проговорил рассеянно:
- Ты сядь пока, сядь…
Недовольный, но не теряющий достоинства Костя повиновался.
- Петр Петрович Шмидт был противником кровопролития, - продолжал Мельников. - Как Иван Карамазов у Достоевского, он отвергал всеобщую гармонию, если в ее основание положен хоть один замученный ребенок… Все не верил, не хотел верить, что язык пулеметов и картечи - единственно возможный язык переговоров с царем. Бескровная гармония… Наивно? Да. Ошибочно? Да! Но я приглашаю Батищева и всех вас не рубить сплеча, а прочувствовать высокую себестоимость этих ошибок!
(здесь и далее цитируется по источнику на Литрес)
Далее - по Полонскому - Мельников вынимает из портфеля книгу и собирается по ней зачитывать последнее слово на суде П.П. Шмидта, но не успевает, поскольку в класс врывается директор с ошеломленной и обиженной Светланой Михайловной.
Знаете, какую книгу принес в школу учитель истории Мельников? "Подсудимые обвиняют", Москва, Госюриздат, 1962 год. Книга представляет собой сборник судебных речей деятелей коммунистического и рабочего движения в политических процессах. Речь лейтенанта Шмидта, кстати, одна из самых коротких. Я вчера прочла часть, что-то пролистала по диагонали - это много добавляет для меня к образу Мельникова, учителя истории, фронтовика, ученого.
В 1966 году (за два года до выхода фильма) в Москве состоялся политический процесс - судили литераторов Синявского и Даниэля. Писателей обвинили в написании и передаче для напечатания за границей произведений, «порочащих советский государственный и общественный строй». Я уверена, что историк Мельников не стоял в стороне от общественных движений в стране. И что его пессимизм, его любовь к идеалисту и романтику революции лейтенанту Шмидту - это все "из одной оперы".
Прочитав пространные речи Маркса, Энгельса, Люксембурга, Бебеля и наших - Андрея Желябова, Александра Ульянова, Петра Алексеева - нельзя не почувствовать и сходства и различия между "тогда" и "теперь". Кстати, и книжка аналогичная "Подсудимым" была издана, правда в "Посеве", в ФРГ, в 1974 году - "Мое последнее слово". И там - тоже заключительные речи "новых революционеров" - тех же Даниеля с Синявским, Владимира Буковского, Александра Гинзбурга и других.
А это я к чему? А к тому, что все, что говорит в повести и в фильме обаятельный седовласый (но не старый, меня в этом убедили!) учитель Илья Семенович Мельников - он говорит не как учитель истории, а как диссидент, как противник, хоть и тихий, достаточно пассивный, существующей власти.
Представляете, какой, говоря современным слогом, когнитивный диссонанс, должен быть в груди Ильи Семеновича: чуть более 60 лет назад, уже в двадцатом веке офицер и романтик революции Петр Петрович Шмидт говорил о демократии, о неизбежности перемен , об антинародной сущности царской власти... И вот почти о том же говорят Даниель с Синявским, только их судят не за поддержку матросского мятежа, а просто за то, что осмелились опубликовать свои книги за границей. И кто судит? Та самая власть, о которой так мечтал лейтенант Шмидт?
Так что - еще раз поклон от меня комментаторам, которые своей критикой натолкнули меня на интересные исследования и привели к удивительным выводам. Расчехляйте жала и ругайте исчо. Мне это только на пользу.