В центре большой гостиной стоял шикарно сервированный стол. Сидевших за этим столом гостей было очень много. И были они весьма разномастные. Какая-то женщина в вычурной кофточке с огромными розами, от которой за версту несло колхозным рынком, постоянно пинала под столом своего мужа.
Пьяненький мужичонка внезапно почувствовал себя очень раскрепощенно за столом Владимира Гаранина и начал уминать бутерброды с икрой и запрокидывать в себя одну за другой рюмки коньяка. Но даже не это смущало его пёстро одетую жену, а то, что муж запанибратски начал разговаривать с соседом по столу, мужчиной в кожаном пиджаке с толстой золотой цепью на шее.
Атрибутика, как и тяжелый взгляд мужчины, говорила о многом. Девяностые подходили к концу и, вроде бы, бандиты уже так не лютовали, переходя на легальный уровень, но женщина нутром чувствовала, что половина гостей за столом им не ровня и шутки с ними опасны, как и с самим хозяином дома.
Владимир Гаранин, высокий широкоплечий мужчина сорока семи лет, и сам был из тех, к кому не каждый решился бы подойти. Хищное выражение лица
и презрительный взгляд глаз из-под густых чёрных бровей выдавал натуру властную и жёсткую.
Так было на самом деле. Иначе, Владимир Гаранин сгинул бы в начале 90-х, а не поднялся, как поднялся сейчас. Заниматься перегоном автомобилей из-за границы было непросто. И, понятное дело, у Гаранина была крыша, бандитская крыша. Но женщина в цветастой кофточке подозревала, что Гаранин тоже бандит. Многие так думали.
Сейчас, конечно, Гаранин давно уже сам не занимается перегоном машин. Это за него делают другие люди. Он открыл что-то наподобие автосалона. И все уже легально.
Большой дом в стремительно застраивающемся районе города, где строились только особняки, это гостиная, с претензией на царские апартаменты, всё так и кричало о больших деньгах. Непонятно было одно — зачем Гаранин собрал за одним столом столь разных людей, чтобы отметить двадцатилетие своего сына.
Женщина с розами на кофте попала в дом впервые. Её муж работал на Гаранина, приводя автомобили в приличный вид, для последующей продажи. А рядом с ними сидел кто-то из бывших братков, с цепью на шее. Гаранин
дал понять, что хочет сплотить людей работающих на него, но вряд ли у него это получится, ведь большая часть гостей ему завидует и боится. Завидовать было чему, как, впрочем, и бояться! Одним взглядом Гаранин мог внушить ужас любому из присутствующих.
Его собственный двадцатилетний сын Ваня, виновник торжества, сидел, как пришибленный, боясь лишний раз прикоснуться к алкоголю под всевидящим оком отца.
Зато старшая дочь никого не боялась. Светка, которую все считали позором для такого папы, запрокидывала в себя одну рюмку за другой.
Много ходило слухов об этой семье. Жену Гаранин потерял давно. Как бы он не старался это скрывать, люди в городе шушукались, что женщина наложила на себя руки, не выдержав властный, тяжелый характер своего мужа. После ее кончины мужчина не женился и детей своих воспитывал сам. Воспитывал в строгости. Да только, видимо, с дочерью, унаследовавшей его непростой характер, справиться не мог.
Люди сплетничали уже давно. Даже до того, как три с половиной года назад Света то, что называется, «принесла в подоле» своему папе. Родила, не пойми от кого, и продолжила шляться. Странно было, что Гаранин уже тогда ее не прибил. Много чего про Свету говорили. Про Свету и её зависимости.
Девушка подтверждала эти сплетни прямо сейчас, сидя за столом. Не обращая внимания на испуганный взгляд своего младшего брата, Светлана «набралась» и начала вести себя вульгарно. В сторону отца девушка не смотрела. Знала, что мужчина пытался «просверлить в ней дыру глазами» и ей было плевать.
Прямой, как струна, Гаранин поднялся во главе стола и произнес тост в честь своего сына. За столом нестройно его поддержали, уже начав забывать, по какому поводу мужчина их здесь собрал.
— Наследничек подрос, — раздался пьяный выкрик Светланы. — Папа радуется, да только наш Ванька тюфяк. Совсем на папу не похож. Папа, а может он не твой? Может, наша мамка гульнула?
Люди за столом замерли. Воцарилась такая гробовая тишина, что стало слышно, как переговариваются на кухне нанятые на время торжества официанты. А Светлана продолжала бесноваться.
— Что все замерли? — расхохоталась она. — Испугались папу? Ой-ой-ой, какой страшный человек! И что же он сейчас сделает?
Владимир Гаранин, все еще стоя, громко скрипнул зубами. Это услышали даже гости на другом конце стола. Он не произнес ни слова, только многозначительно посмотрел на своего сына.
Ваня понял отца сразу. Парень вскочил, оббежал стол и начал вытаскивать сестру с места. Сначала он тянул девушку за руку, но она сопротивлялась. Тогда Ваня схватил Свету подмышки и, уронив стул, на котором она сидела, потащил прочь из комнаты. Где-то, в глубине дома, хлопнула дверь и гости услышали, как матерится, обзывая брата, пьяная девушка.
Гаранин невозмутимо поставил пустую рюмку на стол и, как ни в чем не бывало, сказал:
— А что это мы в тишине сидим? Надо музыку включить.
Тут же кто-то метнулся выполнять распоряжение хозяина. Под музыку застолье продолжилось гораздо веселее. Про инцидент с дочерью Гаранина никто не вспоминал. Гости делали вид, что ничего не произошло. За стол незаметно вернулся Иван.
А где-то там, запертая в комнате, бесилась Света. Девушка была «в запале», и ей хотелось продолжать шокировать гостей и доводить отца. Окружающие считали, что дочь Гаранина его не боялась. Но это было так. Света папу боялась, еще как боялась! Может быть, даже больше, чем тихий и спокойный Иван. Она лучше, чем младший брат, помнила маму, но обстоятельств ее смерти не знала. Люди говорили много, и Света верила. Скорее всего, так и есть. Это отец подвел маму к последней черте.
Высказать отцу Света ничего не могла, пока однажды, очень давно, в шестнадцать лет, не попробовала алкоголь. Тогда она почувствовала себя бесстрашной и отец уже не казался ей таким грозным. Свете понравилось это состояние. Она начала употреблять частенько. Позже к алкоголю прибавились таблеточки и порошочки. Забеременев в восемнадцать лет, Света ужасно перепугалась, думая, что отец её убьёт.
Это почти так и было. Гаранин пришёл в жуткую ярость и пытался добиться от дочери признания, кто отец ребенка. Она молчала, как партизан. Тогда Гаранин поразился силе характера дочери.
Одного мужчина не знал, что молчала Света не потому, что не боялась его, а потому, что ей нечего было сказать. Если бы она призналась, что сама не знает, кто отец ребенка, было бы гораздо хуже. Вот девушка и корчила из себя «партизана».
На время всей беременности отец запер Свету дома, и у неё не было возможности напиваться. Но, как только родила, бросила новорожденную девочку и сбежала из дома, почти на месяц. Гаранин нанял для ребёнка няню, а дочь искал. Люди Владимира нашли девушку в каком-то притоне, пьяную, грязную и вернули домой.
Так продолжалось до сих пор. Периодически Светлана пускалась «во все тяжкие» и даже оставаясь дома, продолжала пить. Гаранин давно понял, что у дочери стойкая зависимость, пытался ее лечить. Насильно помещал в наркологию. Девушка сбегала и оттуда.
Света бегала по небольшой комнате. Массивную деревянную дверь брат запер на ключ, а единственное окно в этой комнате давно украшала прочная решетка. Девушка ненавидела моменты, когда отец запирал ее здесь, как дикого зверя. Последний раз такое случалось два месяца тому назад, и Света помнила, что тогда она кое о чем позаботилась.
Возле стены стоял обычный, раздвижной диван. Света отодвинула его в сторону, внимательно осмотрела плинтус. Увидев на нём метку, попыталась ногтями оттянуть плинтус от стены. Один ноготь сломался, Света заматерилась. Психанув, рванула плинтус, ломая его.
Вот он, заветный пакетик с таблетками! В прошлый раз, когда отец её закрывал, она гуляла «на широкую ногу» и могла себе позволить сделать заначку. Сейчас закинется, и ей станет «море по колено». Когда папаша придёт орать, она сможет дать ему отпор.
Света прислушивалась к происходящему в доме. Музыка становилась громче, а голоса гостей веселее. Видимо, напились. Девушка злилась, что не может поучаствовать и ещё немного подпортить отцу праздник. Устав бегать по комнате, она присела на диван и незаметно уснула. Не разбудил Свету даже выстрел, прозвучавший в доме.
Гаранин провожал гостей не всех сразу, а частями. Сначала ему пришлось выпроводить женщину с безобразными розами на кофте и её мужа, которого едва не пристрелил другой гость, из бывших братков. Кое с кем из гостей пришлось посидеть допоздна, даже когда именинник ушёл спать. С этими людьми Владимир обсуждал вопросы, не предназначенные для чужих ушей.
Постепенно просторный двухэтажный дом Гаранина опустел. Из посторонних в нем осталось только няня внучки, но пожилая женщина жила в этом доме постоянно и умела держать язык за зубами.
Гаранин проводил всех гостей, но спать не собирался. Весь вечер, притворяясь безмятежным, он сжимал и разжимал кулаки. Кулаки чесались. Больше всего на свете мужчине хотелось пойти в комнату, где заперта его непутевая дочь.
Нет, он никогда не бил Свету. Пальцем не тронул, хотя очень хотелось иногда. Но, она же девочка, и до последнего мужчина надеялся, что Света возьмется за ум. Только сегодня, сидя за столом, за который пригласил очень разных людей, мужчина понял, что его надежды бессмысленны. В очередной раз дочь его опозорила и вызвала новую волну разговоров и сплетен. Она уже не исправится! Чтобы взяться за ум, надо этого хотеть, а Света не хочет. Ей нравится так жить. К тому же, её пристрастия давным-давно превратились в стойкую зависимость, а бороться с этой зависимостью девушка не желает.
Гаранин отпер тяжелую дверь и шагнул в комнату. Света мирно спала на диване, подложив под щеку ладони. Еще недавно мужчину умилила бы эта картина. Когда-то, когда не стало жены, Владимир поклялся себе, что будет заботиться о своих детях и любить их. Ему казалось, он любил, но, видимо, одной любви недостаточно.
Сейчас спящая дочь совсем не вызывала в мужчине добрых чувств. Двумя широкими и резкими шагами мужчина подошёл к дивану, тряхнул Свету за плечо. Она не просыпалась. Кипя от злости, Гаранин схватил за хрупкое плечико и дёрнул дочь вверх. Приняв сидячее положение, Света пошатнулась, откинулась на спинку дивана и с огромным трудом приоткрыла мутные глаза. Ее ладони разъединились, а из них выпал маленький пакетик с белыми таблетками. Казалось бы, мужчина и так сильно зол, разозлиться больше нельзя. Но у Гаранина, от новой волны негодования, подступил комок к горлу. Ему пришлось прокашляться, прежде чем начать орать.
— Вот, значит, как? Тебе мало, что ты напилась? Ты ещё и таблеточками шлифанула. Откуда ты их только взяла? Я же проверял твою комнату.
— Но не проверял мою тюрьму, — скривила губы девушка. — У меня была заначка здесь. Что, позволишь мне пойти спать или тебе ещё поорать хочется?
— Поорать?!! Поорать, говоришь? — задохнулся Гаранин. — Я уже не вижу смысла на тебя орать. Ты тупая безмозглая дрянь! И завтра с утра снова ляжешь в наркологию. Только на этот раз я приставлю к тебе охрану. Ты больше не убежишь из больницы.
— А вот это ты видел, папочка? — показала Света отцу неприличный жест. — Ты не запрешь меня в больничке. Я буду визжать и сопротивляться. Даже если у тебя получится, я всё равно сбегу.
Гаранин смотрел на дочь, словно видя её впервые. Эта вульгарная, пьяная особа с мутными глазами его ненавидит. И самое страшное, что и он не может испытывать к ней добрых чувств. Внезапно мужчина поймал себя на мысли, что ему очень хотелось бы, чтобы дочери не было. Не было вообще...
Чтобы Света никогда не рождалась. А ведь когда-то он любил маленькую дочку, даже косички ей сам заплетал. Сейчас такое чувство вызывает в нем Ася, внучка. Зачем Асе такая мать? Тем более, Света о ней не вспоминает. Как всегда, как это бывало в сложных ситуациях, решение к Гаранину пришло молниеносно, и он в нем не сомневался.
Мужчина склонился над дочерью. Пристально глядя ей в глаза, чётко и очень спокойно произнёс:
— Тогда, ты мне больше не дочь. У меня нет дочери. Убирайся из моего дома прямо сейчас и больше никогда не возвращайся. Лучше тебе уехать из этого города и забыть, что у тебя когда-то была семья. Можешь пройти в свою комнату и забрать одежду. Только одежду! Больше у тебя ничего в этом доме нет, как нет и самого дома. Если ты ещё раз здесь появишься, я выгоню тебя. Выгоню, как бездомную шавку.
Мутные глаза Светы начали приобретать осмысленное выражение. Постепенно в них стал проявляться страх. Что такое папа говорит? Как он может её выгнать? На что ей тогда жить?
Самое страшное, что девушка ни на секунду не усомнилась в словах отца. Она слишком хорошо его знала и понимала, что такими вещами папа шутить не будет. Значит, на самом деле с этого момента у нее нет дома и средств к существованию. Очень хотелось найти какие-то аргументы, чтобы заставить отца передумать, но мысли, под воздействием таблеток, текли вяло и ничего путного Света придумать не могла. И всё-таки кое-что она вспомнила!
— А как же Ася, папа? — победоносно вскрикнула Света. — Ты ничего не забыл? Если ты выгоняешь меня, значит я заберу свою дочку и её ты тоже больше никогда не увидишь.
Хищным зверем Гаранин склонился над дочерью, а его ладонь молниеносно сомкнулась вокруг шеи девушки, сдавив её совсем чуть-чуть. Но даже этого было достаточно, чтобы Света начала задыхаться. Такое было первый раз в жизни. Как бы Светлана не доводила своего отца, ни разу он даже пальцем ее не тронул. Света выпучила глаза, а мужчина четко, почти по слогам проговорил ей:
— Запомни раз и навсегда — дочери у тебя нет. Ася останется здесь, со мной.
Ей не нужна такая мать. Я сам воспитаю свою внучку. Постараюсь не вырастить такую же дрянь, какой выросла ты.