Из книги С.Н.ГОЛОВИНА «КУРСАНТЫ», Москва, 2023
Когда вглядываешься в примечательные фото открытия на нашем плацу памятника «самому из народных монархов» Императору Александру III, состоявшееся 22 октября 1913 года, особо неизгладимое впечатление приносит четвертое из всей серии с прохождением роты Астраханских гренадеров церемониальным маршем после открытия памятника. Выступая панорамным, оно невероятной бережливостью захватило перспективу родного плаца с его тонкими деталями, прилегающими корпусами и ничуть не изменившихся с той поры казарм. Раскрывая заодно красочным видом старую Золоторожскую, чье убранство с аккуратными застройками первой линии, как многим казалось, смотрелось куда живописнее, чем при нас, когда вся Волочаевская была усердно раскурочена котлованами и стройками новых многоэтажек.
Если отбросить разницу в 60 лет, то останется, что на дальнем плане столь же величественно возвышается пятикупольный Храм Св. Живоначальной Троицы у Салтыкова моста на Ново-Благословенной — Самокатной улице. Чуть правее от него частыми окнами выделяется здание Городского начального училища при Единоверческой общине, выстроенное к 1910 году в Слободском переулке. Запечатлено оно пока в первоначальном виде и свободным, лишенным жилой пятиэтажки с левого торца.
За линией низкой чугунной ограды ликует сдавленная уличной толпой Лефортовская слобода с ее пригожими деревянными постройками и любопытными обывателями, вспорхнувшими по столь редкому зрелищу на верхушки крыш и застывшими вокруг труб печного отопления. Легко различимы не только пышные осенние цвета, но и чистые запахи восторженной местности, где все выглядит как в кинутом уезде, когда соскучившиеся по праздникам горожане встречают заступающий на побывку гусарский полк.
А на переднем сценическом плане предстает во всей сдержанной красе порядком утрамбованный и, похоже, не покрытый брусчаткой плац, проводящий знаменную группу с парадной коробкой почетной роты. По центру ограды заметны на старом месте запасные ворота с выходом на улицу. Левее, рядом с полковым оркестром, перекрытое флагами и еловыми ветвями возвышение. По виду явно не трибуна, но какое именно, утверждать трудновато. Одно лишь подбадривает убаюкивающей надеждой: стоит ровно там же, где при нас поник бездействием неработающий фонтан, нелепо объявленный легкомысленным и «фривольным», а потому вредным при казарменном обитании. Не исключено, что тот самый и покоится под временным укрытием, дожидаясь поры освобождения.
Принимающих парадные торжества военных чинов, учитывая важность происходящего для целой Империи, предположительно раскрыть совсем не трудно. Возглавляет представительскую группу генералов командующий МВО генерал от кавалерии П. А. Плеве вместе со своим начальником штаба генерал-майором Е. К. Миллером. Там же, похоже, командующий Гвардейского корпуса генерал от инфантерии И. И. Мрозовский и начштаба генерал-майор В. И. Соколов. Рядом обязаны присутствовать командир 3-й Гренадерской дивизии генерал-лейтенант В. Н. Горбатовский и его начштаба полковник Г. В. Покровский. По рангу и чину на особо торжественное мероприятие наверняка приглашены командиры остальных Гренадерских дивизий и Гренадерских полков МВО. Среди принимающих парад мелькают и статские чины в гражданских мундирах, по-видимому, весьма вельможные. Не исключено, что прибывшие депутациями от Московского Генерал-Губернатора и городского градоначальника. Наконец, в кадр мог попасть и сам командир 12-го Гренадерского Астраханского имени Императора Александра III полка полковник М. И. Пестржецкий. Но где он стоит или шагает одной из четырех фигур переднего плана, судить не дано, а загадывать бессмысленно.
На левой границе изображения за обрезанностью картинки мелькает флигель с нашей казармой и еле заметным козырьком входа на первом этаже. Прямо напротив в сторону фонтана до боли знакомая площадка, покрытая травяным газоном, которую не меньше года с завидной регулярностью окучивали курсантскими уборками с метлами и граблями. Воображения сами по себе удивительны, та же земля, сохранившиеся ориентиры, но совершенно разные и разделенные вечностью люди. Хотя, наблюдая за ними по такому застывшему во времени снимку, и себя представляешь где-то поблизости, запустив школьную забаву, «где бы мечтал сейчас оказаться».
Еще более поразительно, что при первом заезде в эти места в сентябре 1974 года все старые особняки вдоль улицы точь-в-точь стояли на прежних местах. Пусть не столь ладные и добротные как на фото, а уже кинутые с зияющей пустотой оконных глазниц и обезлюдивших за выселением коробок. Фантомами затерявшейся позади реальности они до сих пор напоминают, что ангелы-хранители существуют и готовы услужить крайним покровительством, если только не разрывать с ними последних отношений добрых надежд.
То событие, которое со временем озаглавилось «первым и последним курсантским самоходом», произошло спустя месяц после заезда на Волочаевскую и буквально через неделю после Присяги. Момент для всякого новобранца, не исключая курсанта, более чем переломный, когда только поручился клятвой за новую жизнь в преданности ее порядкам.
После долгой разлуки нагрянула тогда с долгожданным визитом подружка сердечная, избранница школьной поры, с которой ни разу не виделся с момента поступления в ВИМО. Приехала неожиданно и дожидалась за оградой, вся сияющая, пылкая, с улыбкой лучезарной и привлекательной. Да еще с полной сумкой домашних пирожков со сладкой выпечкой, приготовленных заботливыми ручками. Курсанты-переводчики со старших курсов, сидя на скамеечках у «фонтана», наслаждались образом одинокой девушки с легкой завистью, пока сам не примчался по вызову.
Взглянув издали на существо светлое, вновь подтвердился, как сами огрубели, очерствели и заматерели, истосковавшись по жизни старой, школьной и гражданской, которая с каждым днем продолжает истощаться, обращаясь в ненужную и почти чуждую. Одни утешения пригревали напоследок, что мозгами успели обрасти стальными и разумом окаменели до терпкой рациональности, находя для себя в том пользу редкую и незаменимую, к чему так долго пробивались. Вобрали, как казалось, главное — подлинное восприятие и истинный дух казармы, пропитанный терпкими запахами воинского обмундирования с кожей ремней и стойкой ваксой начищенных сапог, затертыми на рукавах пятнами ружейной смазки, сдобренных остатками табачного дыма и неприхотливыми отдушками армейского общепита, дающими в единой цельности неповторимую гармонию уверенных в себе мужчин при соприкосновениях с разными штатскими.
Приблизившись к ненаглядной, уже прикинул с ходу, что обниматься с ней через ограду при всех желаниях не смогу, да и не желаю на виду у застывших во внимании сторонних, которые с поглощающим интересом отслеживали ход романтической сцены. Чтобы быстрее скрыться от преследующих глаз и продемонстрировать намерения чувственной решительности, оглядевшись вокруг, привычной сноровкой, словно на полосе препятствий, маханул резво через злосчастную ограду. Поскольку импульсы движений далеко обгоняли мысли, думать о последствиях азартов суетливого вдохновения даже в объятиях холодной улицы оставалось излишне и не по силам. Оказавшись за территорией Института, сцепились за ручки и, перебежав в объятиях трамвайные пути, нырнули в ближайший прямо по ходу дом за остановкой трамвая. Выглядевший беспомощным и обветшалым, бревенчатым под дранкой, с дырами выбитых оконных рам, свободно обнажавших на уровне присевшего к земле первого этажа кинутое убранство опустевших комнат.
Поразительно, но на уникальных свидетельствах исторического события 22 октября 1913 года на том самом фото с прохождением роты Полка церемониальным маршем красуется случайно выбранный домишко целехоньким и обитаемым. Само строение светлое, небольшое и чуть неказистое, затертое между двумя более обстоятельными и затемненными особняками. С четырьмя по фасаду потухшими окнами, с горизонтальной обшивкой в дереве, за которым ласкает взор своими маковками Храм Живоначальной Троицы, куда спустя шестьдесят один год и довелось юркнуть вдвоем с дамой «вынужденной» самоволкой.
Нырнули вовнутрь, присели рядышком на что-то брошенное прямо под низким окошком со свободным пространством на улицу и заворковали от восторга встречи ликованьем приглушенных голосов. Долгожданные новости и эмоции безудержно посыпались под пахнущий свежестью грушевый в сахарной пудре пирог, который придал всему происходящему неповторимый оттенок сладости.
В какой-то момент, охваченный буйством счастья, не приподнимаясь даже с места, бросил косым взглядом на улицу через окно и обомлел комом страха. По тротуару метрах уже в пяти от окна бесшумно двигался, приближаясь к дому, гарнизонный патруль соседней гарнизонной комендатуры с двумя крепкими солдатиками в нарукавных повязках во главе с рослым капитаном. Вышагивали мерно и деловито, что-то увлеченно обсуждая и по сторонам не отвлекаясь.
Восприятие блеклой данности мгновенно прониклось жгучей реальностью. Очнувшиеся мысли сорвались с места лихорадочным роем, просчитывая закономерные повадки спасения от смертельного. Без промедления воспылал ощущениями, когда охотники с собаками к загнанной добыче затравкой приближаются. Что делать, куда деваться, чего предпринять? Замереть и не шевелиться, как заяц? А бросишься коли бежать, заметят сразу, привлеченные шумом топота. Уйти далеко не дадут, догонят бешеной погоней через пару кварталов и возьмут тепленького юриста в позорный полон. Поэтому девочке своей прикрыл ротик мигом, и затаились оба в тишине гнетущей, преобразившись в невидимых. Патруль своим ходом уже оказался на расстоянии вытянутой руки, стоило кому из невзрачного любопытства перегнуться и заглянуть вовнутрь, как все раскрылось бы пропащим разоблачением.
Но Бог милостив, да и фатум не подвел. Шанс в итоге вытянул один на тысячу, причем последний из резервов НЗ. Проследовали комендантские усмирители спокойствием мимо, ничего не подозревая. Выждав еще пяток минут, выглянул наружу с опаской под холодным потом. Осмотрелся вокруг, убедившись в избавлении от разящих угроз. Выдохнул глубоко и, как показалось, одним прыжком от самого дома сиганул на десяток метров через клятый забор. А с подругой, притихшей от расстройств непредвиденного, скомкано попрощался уже со своей территории, заглушая отдышки не смолкавшего волнения. Уезжала она домой совсем поникшей, бледная, со сжатыми губками и пылавшим личиком, словно вину свою в чем-то подозревая на фоне масштабов миновавшей катастрофы.
Недаром поговаривают - чувства делают людей опрометчивыми, а оттого слишком уязвимыми. Они не только палят в самое сердце, но и сносят голову с потерей рассудка. Полыхнувшей в лицо опасностью и воистину комендантским благословением оказался под взором надзирающих ангелов-хранителей освященным кадровым военным на долгую жизнь. Заодно получив прямое назначение к тем, кто не спешит удирать от безбашенных рисков, предпочитая вкусить изрядные дозы легкомысленного, которое часто братается с отчаянно безрассудным.
Тот патруль мог легко перевернуть жизненный путь, скомкать и перекроить предстоящее, уведя от намеченных ориентиров. В брошенном доме осталась неприкаянной уголовная статья с самовольной отлучкой, которая на первом курсе грозила если не «дисбатом», то неминуемым отчислением. За таким раскладом мог безоговорочно распрощаться не только с избранной профессией, но и с уже прикормленными корнями судьбы. Но как необходимы, позвольте заметить, при всяких рисках одолений подобные взбучки земных потрясений! Хотя бы ради одного, чтобы к ним пролегал доступ возврата лет через пятьдесят спустя без униженного покаяния, но сдобренного мыслями о триумфе сбывшегося везенья.
Предыдущая часть: