- Мам, а ты знаешь, что сегодня у Моторолы день рождения? – спросил сын. Он спрашивает это каждый раз. Но я снова забыла. Неудивительно. Я знаю, что вчера, первого февраля, родился мой собственный сын, Рома. А что второго родился Арсен, каждый раз забываю. Но зато я совершенно точно знаю, что когда слышу это имя (пусть это будет имя!), в моём сердце воспаляется глубокая зарубка, которая появилась там 16 октября 2016 года. Тогда сын с ребятами заехал домой и дрожащими губами выговорил:
- Мам, Моторолу убили!
Я не знала его лично, но провожая своих на Донбасс, знала, что их ждут в «Спарте». Этимология слова требует говорить «в Донбасс», но так уж у нас заведено. На Донбасс. И сразу щемящая тревога. Жарила побольше пирожков и по ходу справлялась с ней. Роман бывал там очень часто и не только с концертами. Каждый раз жёстко отбривал мои просьбы поехать с ним. Категорически:
- Ещё чего не хватало! Пацаны встречают на границе и до места сопровождают. И обратно…
Я злилась, как будто моё присутствие могло избавить от опасности. Ещё бы, сын колясочник. Хотя прекрасно понимала, какие у него друзья. Не дай бог что, ни один не бросит.
А 8 февраля 2017 не стало Гиви. А 5 марта 22-го - Вохи.
Однажды он побывал у нас дома. Тогда я его не знала. Я вечно переживала, когда бывали гости «оттуда». Готовила обед, появлялись бородатые мальчишки с очень взрослыми, очень мудрыми глазами и долго, негромко говорили о чём-то своём. Очень сдержанны, воспитаны. Это не подчёркивалось, а незримо витало вокруг. В каждом слове, каждом жесте. Мы жили в полной безопасности, а они появлялись из другого, неведомого нам мира, где наверняка было очень страшно и почти сразу исчезали туда же. Это было очень сложно переварить при всей их мотивированности и мужественности. Только потом сын спросил:
- Ты хоть знаешь, кто это был?
Чем дальше уходят те горячие годы, когда Донбасс практически был один на один со всей этой…, тем больше понимаешь, что эти ребята перевернули моё сознание, я уже молчу о детях.
***
Снова о горе споткнётся чужая тень,
Сложится вдвое, её непосилен груз,
Сын не вернётся, хоть сотню крестов надень,
Сын не вернётся, хоть небо прогнётся пусть.
Бездна сбылась материнских её предтеч,
Страхи бесплотны, их трудно зажать в тиски,
Сыну теперь ни состариться и ни слечь,
Не умереть от болячки и от тоски.
Сыну теперь до последних служить времён,
Видишь - стоит безупречный парадный строй,
Слышишь:
- На первый-второй рассчитайсь! Огонь!
Первый – герой, и второй, что за ним – герой…
Сколько вас, мальчики! Спины в одну струну,
Эта шеренга до неба, ей края нет,
Твой-то который, тот видит тебя одну,
Даже седая тень, для него ты – свет.
Но не вернётся, хоть сотню крестов надень,
Он не вернётся, хоть небо прогнётся пусть,
Служба такая, на тысячу лет и смен,
Родине-матери с именем светлым Русь.
Не могу забыть первый залп, который ввёл меня в полный ступор. Я собирала малину. Вдруг бабахнуло. Но самое страшное было то, что земля под ногами толкнулась и коротко заворочалась. Есть уже избитое, но не ставшее от этого неверным выражение: «жизнь уже не будет прежней». Понимала его и раньше, но только тогда прочувствовала кожей. А что говорить о тех, кто там, за линией безопасности. А что сказать о тех, кто на линии огня?
И вот их нет. Гиви, Моторола, Воха и ещё многие-многие мальчишки (для меня мальчишки), кто не отдали Донецк на растерзание, одними из первых взвалив на себя невыносимо тяжёлое бремя войны.
Без сомнения о них напишут книжки, сочинят песни. На них будут держать равнение новые дети Донбасса и всей России. Всё это есть уже сейчас и будет потом. На книжной полке у Романа есть две книжки. Он читал, я ещё нет. Пока не получается, слишком свежо всё, как будто было вчера. Слишком больно. Но даже когда уляжется пыль войны, когда мы оплачем её героев, а время закристаллизует память и отольёт в бронзе их имена, никуда не уйдёт чувство вины. За что, я сформулировать не могу. Но она есть и уже никуда не денется.
Когда закончится война,
Мы вытрем слёзы, снимем латы
И выпьем вместе, как когда-то,
Стаканчик крымского вина.
Потом, в массандровом хмелю,
Я умилюсь до неприличий
И, как велит родной обычай,
Скажу, как сильно я люблю
Одних – за эту тишину,
Других - за преданность и веру,
И эту сладкую мадеру,
И ветер с юга, и весну…
Мы будем петь и поминать,
За наших рюмку поднимая,
И кто-то, сечу проклиная,
Сорвётся на площадный м@т…
Нет, не воротишься назад,
Когда идёшь судьбе навстречу,
И я нечаянно замечу,
Что кровью капает закат.
Но следом в проруби окна
Качнётся солнечное лето…
Я точно знаю, будет это,
Когда закончится война.