-Ларисонька, ты уж прости, что я тебя опять своими проблемами загружаю. Все жалуюсь, да жалуюсь... Просто рассказать мне некому больше, а ты единственная душа на этом свете, которая меня понимает... - со слезами в голосе жаловалась Елена Павловна своей давней подруге Ларисе Петровне... - А дети, знаешь, такая тема больная. Такая больная...
Лариса Петровна понимающе кивала и сочувственно смотрела на подругу. Она, в отличии от подруги, никогда не испытывала на себе неблагодарность детей. Поскольку детей у нее просто не было. Но полностью разделяла чувства своей Леночки. Именно так она называла свою подругу, которая пришла к ней сегодня в гости.
-А ты говори, милая, говори, не сдерживайся. Оно, может, и легче станет. А потом, знаешь, что я тебе скажу. Безвыходных ситуаций не бывает. Что нибудь да придумаем... - она ласково похлопала Елену Павловну по руке и, вздохнув, налила им по рюмочке кoньяка, припасенного именно на такой случай. Случай душевного неспокойствия...
-Да, Ларисонька, нынче детки почти все такие. Эгоисты и бессердечные. Вот взять соседку мою, Машу. Уж она что только для своей дочки Настьки не делала. Что только не делала... - продолжала свою речь Елена Павловна. - И квартиру ей купила на совершеннолетие. Чтоб, значит, дочь самостоятельная была и независимая. Так дочка замуж вышла и мужа к маме притащила. Потом двойню родила. И живут у Маши до сих пор. А что? Мама и постирает, и поесть приготовит, и с детьми поможет... Хорошо! Удобно! А свою квартирку доча сдает и в ус не дует... И так, Лариса, уже шесть лет! Маша уже сама не своя, устала, говорит, сил нет. Муж вообще в ужaсе - в двушке, считай, цыганский табор проживает или общежитие. Двое детей орут на два голоса, дочка с мужем ругаются... Я думаю, что Машин муж от такой жизни и сбежать может... Мужики, они нетерпеливые...
-А и сбежит. Они, мужики, трудности на дух не переносят... А тут семь человек на две комнаты, из них двое детей трехлеток. Кoшмар! - покачала головой Лариса Петровна, соглашаясь с товаркой.
Женщины немного помолчали, думая каждая о своем. Повздыхали украдкой, с грустью глядя друг на друга и рюмочки...
-Да... Я вообще не о том поговорить хотела. Чужую беду, как говорится, руками разведу... Я тут Машу осуждаю, а сама-то... А сама... - Елена Павловна покачала головой, жалобно поджав слегка накрашенные губы. - Мой-то сын, Сашка, не лучше дочки Машиной. На шее сидит крепко. Ни копейки - ни на продукты, ни на коммуналку не дает, хоть и зарабатывает... А Милана, дочка, и вовсе лодырь. Ей двадцать пять уже в марте исполнилось, а она все никак не повзрослеет. Я, говорит, мама, в поиске. Не трепи мне, говорит, мама, нервы. Представляешь, Лариса? Я ей нервы треплю. Я! Милка спит до двух, потом на диване до вечера с ноутбуком на пузе лежит. А вечером, как ветром ее сдувает. На гульки! Поработает месяц где-нибудь и снова за свое - в поиск на диван! И все на моей шее, Лариса! Все! И питание, и квартира. Все на мне!
Лариса Петровна сначала вздохнула, потом нахмурилась. Видно было невооруженным глазом, как в ней боролось несколько чувств - высказать подруге все или пощадить ее чувства. Она выбрала золотую середину.
-Знаешь, что я тебе скажу, подруга моя дорогая. А сама ты виновата. Сама! Сколько раз тебе говорила - прекращай баловать! Ну хотя бы холодильник прекращай забивать. Купи себе на день покушать и все. На улице осень - на подоконник в комнате поставь, не пропадет. Хотя бы неделю продержись, авось они зашевелятся - голод не тетка!
Елена Павловна на это моргнула отчаянно глазами, видимо собираясь заплакать, но сдержалась. Потом вздохнула и продолжила свою горестную речь.
-Каюсь... Каюсь, вырастила я своих детей лодырями и неблагодарными. И боюсь, что исправить уже ничего нельзя... Дети не то что мне помочь, они себе - то помочь не могут. Саша хоть и работает, но ни к чему не стремится. Засел в своем офисе за копейки и все его устраивает. А Мила так вообще трудиться не хочет. Сидеть будет без гроша, но на работу не пойдет. Не барское это дело! И потом характер у нее, Лариса... Как у моей свекрухи покойной. Вот прям ее в дочери своей вижу. Такая же жизнью недовольная. Все ей должны, а она никому и ничего...
Елена Павловна говорила и не могла остановиться. И было совершенно ясно, что говорила она не для того, чтобы получить ценный совет, она давно знала решение своей проблемы. Ей просто очень нужно было выговориться. И услышать доброе слово...
-Лена! А ты их выгони! Замки поменяй и вещи выставь на лестницу! А что еще сделать? Ты ж ничего не хочешь менять, Лен. - стукнула полупустой рюмкой по столу Лариса Петровна.
Недопитый кoньяк алым пятном растекся по белоснежной скатерти. Лариса Петровна охнула и принялась оттирать его тряпкой, но сделала еще хуже... А потом, вконец раздосадованная, села на стул и замолчала...
-Не знаю я как вообще мне дальше жить с ними... Я уж думала, может квартиру продать? - с надеждой посмотрела на подругу Елена Павловна. - А что? У нас трешка.
-И что ты продашь? А на эти деньги что купишь? Две однушки? Детям, да? А остаток себе на пoхороны? Да? - снимая испорченную скатерть вконец разозлилась Лариса Петровна.
-Ну зачем ты так? На пoхороны... - хотела обидеться Елена Павловна, но передумала. - А, еще Милка мне на днях заявила. Что, мол, дедуля там в деревне один мается. Старый уже, досмотр за ним нужен. Представляешь? Езжай, мол, мать в деревню к деду, мешаешь ты нам тут молодую жизнь жить... - очередной раз вздохнула Елена Павловна.
-О! Ну вот и договорились. Дедулю досматривать... Пусть сама едет и досматривает. Бездельница... Ты прости меня, Леночка, но разбаловала ты их до нельзя. Я бы разогнала их гоп компанию в два счета! Эх, жалко Димка твой рано ушел. Он бы не позволил им так матерью помыкать... - сказала Лариса Петровна, поставив на плиту чайник. Пришло время чаепития...
А Елена Павловна замолчала и как-то вся сгорбилась, нахохлилась на стуле, словно воробей на веточке. И так Ларисе Петровне стало жалко свою нерадивую подругу, что она села рядом и обняла ее, горемычную. А чем она еще могла ей помочь...
-Да я б уехала, Ларис! - встрепенулась вдруг Елена Павловна. - Да жить-то там на что? В деревне той. Отец мой огородик держит, козу, его все устраивает. А я в этой глуши, да на свою пенсию... - она вдруг заплакала жалобно и, всхлипывая, продолжила. - Я в городе подрабатываю еще, помимо пенсии. А там где работать? Коровам хвосты крутить на старости лет? А с другой стороны - чем так жить, лучше уехать. Ей богу, Лариса...
-Так, а ну слезы долой! - нарочито бодро сказала Лариса Петровна. - И будем чай пить. С тортом. И думать. Но я все таки настаиваю, чтобы ты перестала покупать на всех продукты. Вот настаиваю. Ну попробуй, Леночка. Тут же ничего плохого нет. Пусть два лба здоровых сами себя кормят. А? Обещаешь попробовать?
Елена Павловна хлебнула чайку и кивнула утвердительно. Попробую, мол, отчего не попробовать...
Они пили чай и думали каждая о своем. О детях, жизни, превратности судьбы, жизненных невзгодах и радостях. И им было так хорошо на этой теплой кухне с обоями в мелкий цветочек, что никто не хотел уходить. Ни Елена Павловна не желала возвращаться в свою трешку с неблагодарными детьми. Ни Лариса Петровна не хотела оставаться в своем одиночестве... И что было меньшее из зол никто из них не знал...