Ивана Антоновича Мальцева знаю на один год. В дни торжественные вижу его в форме полковника, при орденах, медалях и с кортиком.
Всю жизнь прослужил он. В Великую Отечественную — в морской авиации. О себе говорить не любит. «Воевал, как все, ничего особенного». Но вот однажды позвонил сам: — Ты бы зашёл, а? Письма получил. Интересные.
Полковник в отставке П. Шулин рассказывал в письмах о том, как журналист помог отыскать ему адрес Мальцева, а потом вспомнил о «трагической эпопее на Чёрном море».
Я принялся читать эти письма. Иван Антонович молчал. Только несколько слов обронил:
— Видишь, нашёл он всё-таки меня. А ведь сколько я запросов отправлял. Тоже искал его.
Из письма П. Шулина: «10 августа 1941 года ваш самолёт был подбит над Констанцей и вынужденно сел в море. Четверо суток до рези в глазах мы вели поиск и уже потеряли надежду. Потом кто-то из нас заметил шлюпку на воде. Подумали, что вражеская. Но, увидев белую тряпку, которой махали, решили приводниться. Так встретили вас».
Конечно, Мальцев и сам помнил, как было дело. И рассказал. Командование послало около 40 самолётов — нанести удар по вражеским кораблям.
— Наша «девятка» получила особое задание — отвлечь истребителей и огонь зениток на себя. А если надо, нанести бомбовый удар. Каждый понимал, что идёт на смертельный риск.
Командиром у нас был П. Ножкин, — продолжал Мальцев. — Суровый, требовательный, но очень любил песни. Я у него штурманом. Стрелком — И. Константинов. Вылетели до рассвета, без прикрытия. Вскоре оказались над портом, снизились. Дальнейший путь преградили вражеские зенитки.
Ножкин направил машину на цель. Я уже видел поблёскивание нефтяных резервуаров под прикрытием сеток. Старался взять их на прицел. Машину швыряло, словно на ухабах. Выбрал момент, нажал на рычаг. Сбросили груз и другие самолёты. Над городом поднялось что-то невероятное. Сначала огонь, потом чёрное облако дыма. Смотрю — по плоскости нашей машины пламя лезет к бакам. А на снижение идти нельзя — зенитки прошивают каждый метр.
От снарядов ушли. Языки огня стали забираться в кабину. И тут слышим голос радиста: «В воздухе мессеры!»
Сумели сбить одного. Но появился следующий. И его отправили в море... Командир приказывает: готовьтесь к посадке. Сели. В моей штурманской кабине — взрыв. Через дыру в полу вижу море. Ранен. Как-то сумел выбраться. Вижу свой самолёт, истерзанный осколками и снарядами, обгоревший. Прямо на глазах он затонул.
Держусь на воде и тут замечаю командира. Стали развязывать чудом уцелевшую надувную лодку. Потом появился Константинов — еле держится на воде. С трудом распаковали чехол. А резиновую шлюпку надо надувать собственными лёгкими. Принялись. Когда всё было готово, вспомнили: шлюпка-то рассчитана на одного. Как быть? Командир говорит: «Я заберусь, а вы ложитесь на меня». Так и сделали. Все трое устроились. И только тогда заметили, что вода в шлюпке красная-красная. От нашей крови.
Командир обнаружил уцелевший компас, определил направление. Гребли по очереди. День, ночь ещё день и ещё... Видели над собой самолёт — кричали, стреляли из пистолета. Да всё напрасно. О еде не думали. Терпелось. Пососёшь мундштук, передашь товарищу — и ладно. А вот на воде да без воды — дело плохое. Солнце палит, волны кругом. Жажда мучит до помутнения в глазах.
Рядом играли дельфины, но они нас не радовали. Кровоточили раны. Чувствуя, что силы оставляют, подбадривали один другого. Константинов стонал. Но вёсла брал. «Ничего, ничего, — говорил он, — раз надо, значит смогу. Отдохните малость. Я вас помоложе». Он и берег заметил. Не успели мы порадоваться, а берег — то появится, то исчезнет. Значит, худо дело — начались галлюцинации. У всех...
Видим, командиру совсем плохо. Дышит надрывно. Глаза какие-то мутные, глубоко ввалились. Ну что же, надо выжить, надо бороться. Привязались друг к другу бечёвками.
Как тащили нас из шлюпки в самолёт, не помню. Очнулся в госпитале. Знаю, что спасли нас лётчики. П. Шулин и Н. Колобаев. Это письмо от него, от Шулина...
А когда выписались из госпиталя, получили новую машину. И снова в бой.
— Теперь бы встречу организовать, — взволнованно говорит Иван Антонович. — И командир мой жив, и стрелок-радист прописан в столице, и спасители наши отыскались
Н. КУТЫРЕВ (1984)
☆ ☆ ☆
Описываемые в рассказе события происходили в августе 1941 года. За этот боевой вылет лётчики были награждены орденами:
Ножкин Петр Иванович — орденом Красного Знамени (29.01.1942)
Мальцев Иван Антонович — орденом Отечественной войны I степени (13.04.1944)
Константинов Иван Ильич — орденом Красной Звезды (14.08.1942)