Продолжение. Начало здесь: Эмтегей 85’ Колыма реальная и мистическая
Ребят из нашего посёлка снегопад накрыл на берегу Эмтегея, в месте его слияния с Аян-Юряхом, на каменистой косе. По дороге домой они услышали смех в нашем стойбище и пришли на огонёк. То-то им досталось без палатки и на открытой местности! Но более всех пострадал Андрюха Ступин, по прозвищу Ли-Ли.
Дело в том, что несколько дней назад у него был день рождения, и отец Ли-Ли обошёл всех друзей сына, чтоб согласовать вопрос подарков. Идея была такой, чтобы полностью экипировать именинника во всё новое для рыбалки. Договорились и распределили между собой, кто дарит болотные сапоги, кто рюкзак, кто штормовку-энцефалитку и т. д. Настал торжественный момент, и Андрюхе вручили лучший изо всех возможных спиннинг с рукоятью из пробки, к нему ленинградскую катушку, сапоги, энцефалитку, алюминиевую фляжку и новенький рюкзак.
И вот, облачившись во всё новое, Ли-Ли отправился на рыбалку в компании двоих своих закадычных друзей. Эту предысторию мы узнали от замёрзших, промокших, голодных бедолаг, которые жадно хлебали горячий чай у нашего костра, и не я один заметил некоторое несоответствие наблюдаемого с услышанным. Ли-Ли не выглядел, если честно, даже на «троечку». В рваных на коленях штанах, в тапочках, грубо вырезанных ножом из резиновых сапог, в куртке без рукавов и капюшона. И рюкзака нет при нём, как и дорогущего спиннинга с «навороченной» катушкой.
Выглядел он, как бич дед Шарип, который обитал у нас в Кадыкчане позади «Нижнего» магазина. «Нижним» магазин называли в народе за то, что в посёлке было два промтоварных магазина. Один — в центре, а второй — при въезде, в самом конце «Бродвея» — пешеходной улицы, спускавшейся от центральной площади к окраине, где в низине стояли магазин, базарчик с деревянной крышей и автостанция.
Понимая, что Ли-Ли сейчас лучше не беспокоить расспросами, я обратился за разъяснениями к Архипу. Тот прыснул в кулак и начал свой рассказ:
— Как только я увидел, что Ли-Ли пришёл на автостанцию в новых «болотниках», я сразу сказал, что купание обеспечено. Проверено временем: надел новые сапоги — провалишься куда-нибудь, как пить дать. Ну, так и вышло.
Приехали на четвёртое прорабство, дошли до слияния, поставили лагерь и пошли на ночь донки ставить. Ли-Ли, хрюмзик, блин, в первую же яму свалился. Сапоги откатаны были, он их полные и черпанул. А это килограмм двадцать на ногах, понятно, что нырнул по грудь, еле выловили дурашку. Вернулись на базу, тот давай сушиться. Я говорю: «Ты сапоги-то откати, а то они так до понедельника не высохнут», а он мне в ответ: «Что сгорит, то не сгниёт».
«Пинцет», думаю. Лучше б он того не говорил. Накликает ведь... Так оно и вышло. Когда резиной палёной завоняло на всю речку, было поздно уже. От новых сапог одни голенища остались с ботинками. Ли-Ли погоревал недолго, откуячил ножом по самое немогу, так что одни тапочки остались, да и остался доволен.
Утром идём на перекат, хариуса ловить. Ли-Ли кидает снасть — за куст зацепилась. «А, — говорит, — сапог-то один хрен нетуть», — и лезет по грудь в воду. Вес-то в нём бараний, его течением как понесло, Игорян еле успел за шкворняк ухватить. Не он — так не сидел бы Ли-Ли сейчас с нами.
Кидает спиннинг вторижды... Бревно словил. Тройник так засел, что будьте-нате, а бревно здоровое, тяжёлое, тяжельше Ли-Ли будет, его и понесло течением вниз, как окурка... Короче, пинцет новому спиннингу. Уволокло вместе с корягой. Кули там...
Рыбы наловили килограмм десять, вернулись на базу, Ли-Ли дрожит, мокрый, аж на том берегу слышно, как зубы клацають. Лёг калачиком у костра, и новый рюкзак под голову. Короче, мы с Игоряном очухались, когда палёным скальпом завоняло. И рюкзак, и башлык на кумполе у Ли-Ли дымят, как пароход на Волге. Мля... Едва спасли дефективного. Не мы бы — так и сгорел бы к ефиням собачьим. А тот проснулся, грит: «Хуле... Чё сгорит, то не сгниёт!» А сам зубами клацаеть. Холодно, хуле... Даю ему свитер свой, грю, на, перекинься, тот и перекинулся. Энцефалитку со сгоревшим капелюхом на палку, и к костру сушиться, а сам в мойном свитере — на боковую.
Мы с Игоряном слышим, тряпкой палёной воняет. Оказывается, новая штормовка Ли-Ли полыхает огнём пожарища. А этот мудофель спит, как будто кончилась война. Пинцет, бля... Спасти куртку — не судьба, рукава отгорели к ефиням собачьим...
Да тут ещё мы... мля... потушить — потушили, но не до конца, оказалось. Рюкзак-то тлеть продолжал, и выгорел нахерень, и всё, что внутри было... Короче, погорелец — он и есть погорелец: бо́сый и голый теперь.
Архип рассказывал всё это с таким серьёзным, даже трагичным выражением лица, что мы какое-то время не могли понять, серьёзно это всё или же он прикалывается над нами. Оказалось, что ни то, ни другое. Он на самом деле так искренне переживал неудачи друга, что сам не понял, насколько грандиозно комичную историю рассказал, достойную киношного сценария и всеобщей известности. Ну, а мы-то оценили всё на раз-два. И вскоре над стойбищем на несколько минут завис оглушительный хохот.
Незаметно наступило утро двадцать восьмого июля, и наши друзья исчезли вдали, шагая по грунтовой дороге в направлении Колымской трассы. Туда, где они могли «поймать» попутный транспорт, который отвезёт их в мир, где есть электричество, телефон, канализация и водопровод.
У нас оставалось ещё три дня полевого выхода по прочистке делянки на перевале Хатынгнах...
