Найти тему
Василий Боярков

Финал роковой проститутки

Оглавление

Часть третья. Резидент снова в деле

Глава XXIV. Глеб Туркаев восстанавливает связи

Пока в голове у Ветровой, находившейся между жизнью и смертью, проносились бредовые сновидения, порой ужасные, а подчас и невероятные, Глеб Туркаев не оставался сидеть без дела. Полностью уверенный, что вероломный недруг, предательски погубивший и близнеца Олега, и остальных членов банды, отправился к праотцам, злоумышленник решил заняться восстановлением давних преступных связей. Озадачившись настойчивой мыслью, первым делом закоренелый бандит отправился к прежнему соучастнику, некогда известному по сутенёрскому «шилокрутству»; тот выделялся говорившим псевдонимом Яшка-беспалый. Личное прозвище он заслужил из-за отсутствия верхних и средних фаланг на левой руке: ему их пришлось ампутировать ещё в девяностых, когда нечаянно отморозил по печальной случайности, вернее по пьяной синьке. Прибыв на старый адрес, известный с канувших в лету весёленьких пор, авторитетный сиделец, освободившийся из мест заключения и ничего ещё толком не ведавший, к сожалению, обнаружил, что квартира старого кореша давно уж пустует. Не желая отступать от ранее намеченных планов, дотошный преступник решил порасспросить живших рядом соседей. Постепенно выяснилось, что никто из оседлых жителей не имеет понятия, куда именно подевался прежний туркаевский криминальный соратник. Начало представлялось не очень хорошим и нагоняло судорожную тоску, выраженную неприятной нервозной тряской. Походив какое-то время по ближним квартирам, озабоченный бандит, вконец отчаявшийся, вышел на улицу и, угрюмый, отправился восвояси. Рассуждая вслух, он предназначил следующую фразу исключительно для себя и вполголоса произнёс:

- Да, жалко, не удалось завербовать такого отличного парня, каким слывёт Яшка. Где теперь его искать – ума и не приложу?

Смятенный головорез как раз проходил мимо одной невзрачной бабульки, одиноко сидевшей на лавочке. На вид ей исполнилось лет семьдесят, а может и больше; худощавое телосложение сочеталось с лицом неприятным и сморщенным, изъеденным старческими морщинами (оно почернело и указывало на бесспорное наличие различных заболеваний); живые глаза, голубые и светлые, всё ещё искрились задорным блеском (как и некогда в бурной молодости) да передавали, что не всё у престарелой женщины сильно плохо и что в ней пока ещё теплится осознанный разум. Оделась она невзрачно, поэтому нет ничего удивительного, что смущённый прохожий, погружённый в тоскливые мысли, проследовал, ничего не заметивший, мимо и что он так и не обратил внимания на скучавшую старушенцию, словно слившуюся с местным кустистым ландшафтом.

Подслушав Глебовы размышления, та посчитала возможным его окликнуть:

- Касатик! Ты случайно не Яшку из девяноста шестой квартиры разыскиваешь?

От полной неожиданности преступник непреднамеренно, потрясённый, вздрогнул, а следом, разглядев, с кем именно доводится иметь дело, успокоенный, с интересом осведоми́лся:

- Ты мне, что ли, бабуля?

- Тебе, а то кому же ещё? Здесь вроде как, «акроме» нас двоих, никого и нету.

- Действительно, - оглядываясь, продолжил Туркаев, - а что, старая, - он посчитал, что обращается наиболее правильно, - ты и взаправду знаешь, где его, потерянного, можно найти?

- Где сыскать, я точно не ведаю, зато могу подсказать, где живет его бабка Прасковья Тихоновна.

- Да что ты?! Да неужели?! И как, интересно, мне разыскать его уважаемую родственницу?

- Очень просто… видишь вон тот пятиэтажный дом, что расположен неподалёку? - сказала угодливая старушка, указывая морщинистой дланью на отстоявшую в трёх сотнях метрах старенькую пятиэтажку. - В тридцать седьмой квартире ты её и найдёшь. Возможно, она расскажет, где сейчас находится её непутёвый, сполна разнузданный, внучек.

- Почему непутёвый?

- Потому что бандит, каких мало… впрочем, такой же в точности, как и ты, – я вас, злющих не́людей, за версту учую.

- Я попросил бы?.. - закоренелый преступник недовольно набычился, начиная и нервничать, и делаться грозным; заодно он повысил и грубый, и зычный голос.

- Ты, сы́на, не гневайся, как, в сущности, и не нервничай тоже: я свой век прожила и, поверь, всякого-разного уже повидала. Поэтому мне не страшен ни лично ты, ни кто-то другой, сполна на тебя похожий. Что тебе надо – ты всё узнал, так что скажи спасибо, позолоти доброй бабушке ручку, поблагодари сотенкой долларов, да и ступай себе, милый, с миром.

За все время недолгого разговора на женском лице не дрогнул ни мускул. Глеб подивился старушечьей выдержке и, как не покажется странным, не стал её ни наказывать, ни матерно сквернословить; наоборот, отдавая дань прожитым го́дам, он обозначился на редкость доброжелательной миной, поблагодарил ворчливую собеседницу, а после, озарившись ехидной ухмылкой, передал ей стодолларовую купюру и, довольный, отправился по указанному предприимчивой бабушкой точному адресу.

Непродолжительная дорога заняла не более десяти минут. Подойдя к филёнчатой деревянной дверце, обозначенной цифрою «33», Туркаев поднёс могучую руку к миниатюрной кнопке звонка. Открыла седовласая женщина, про каких говорят «неизвестно, в чём душа её, горемычная, держится». На вид она достигла лет, наверное, девяноста, но держаться старалась на зависть бойко; гладкое лицо выгодно отличалось от недавней сморщенной собеседницы, а кожа выглядела светлой, излишне ухоженной (сразу напрашивался осмысленный вывод, что навряд ли элегантная особа трудилась на вредных производствах, тяжёлых строительствах); в отличии от примечательной внешности, в потухшем взгляде маленьких серых глазок отсутствовало хоть малое упоминание об умственной ра́звитости, логической рассудительности.

- Доброго Вам здоровьица, Прасковья Тихоновна, - первым заговорил нагрянувший посетитель; он нарочно выбрал тактику доверительных отношений, вежливых обращений, - можно ли мне задать Вам пару простых вопросов?

- И тебе не хворать, - ответила учтивая женщина на незатейливое приветствие, - чем могу послужить, поспособствовать?

- У меня интерес чисто обычного плана, - допытывался Глеб, включая уважительные ужимки, на какие был только способен, - смогу ли я найти Вашего внука, а моего старинного друга Якова? Мы с ним давно не виделись, и он мне несказанно обрадуется.

- Мой внук – тупой идиот, - переходя на грубый тон, резко промолвила старая женщина, состроив озлобленную гримасу, - и у него совсем нет разумных мозгов, не говоря уже про нормальных друзей! И ты, паре-брат, в точности такой же придурковатый олух, ежели задался настойчивой целью разыскать жуликова́того Яшку-прохвоста.

Туркаев был поражен: за один день встретить подряд вторую пожилую старушку, которая так грубо с ним обращалась – это являлось перебором, и очень большим! Разумеется, он не пришёл ни к чему иному, как перейти на аналогичную манеру общения:

- Эй, «старая ведьма», ты чё, «вааще», берега, что ли, все попутала? Я же вроде нормально тебя спросил? Мне и нужна-то всего маломальская мелочь – выяснить, где находится твой заблудший внучонок. Надо – я тебе денег американских дам.

- Ты тут сильно-то не бушуй, новоявленный, ты, отморозок: я тебя не боюсь – у меня сосед в милиции служит. Будешь шуметь – вмиг к нему в гости, на долгие посиделки, отправишься. Вот за предложенную валюту, так за неё, пожалуй, спасибо. Проспонсируешь – тогда и расскажу, где Яшку-разбойника нужно разыскивать.

Очевидно, за те долгие пять лет, пока Глеб отсиживал назначенный срок тюремного заключения, в столичном мире чего-то (ТАКОЕ!) случилось: все, даже беззащитные (вроде бы?) граждане, настолько перестали бояться, что вели себя дерзко, нагло и вызывающе. В не меньшей степени он поразился излишне продвинутым бабкам, знавшим значение таких новых слов, как «спонсируешь», и прекрасно разбиравшимся в американских «долла́риях». Делать нечего, вновь пришлось раскошелиться. Хотя можно, конечно, и надавать ей хорошеньких тумаков; но… жестокой процедуры она, в достигнутом возрасте, могла бы просто не выдержать. Протягивая стодолларовую купюру, Туркаев, зло ухмыляясь, предупреждающе остерёг:

- Я даю тебе, бабулька, сто долларов – это нормальные деньги! Так что не вздумай, старая, меня вчистую надуть, ввести в заблуждение, не то я сюда вернусь – и тогда...

- Не переживай, сынок, чай, я не полная дура и отлично всё понимаю, - бабкины глаза алчно зажглись.

Далее, пожилая женщина подробно порассказала, где именно разыскивать Яшку-беспалого. Как оказалось, вместе со всей семьей он перебрался в центральную столичную часть и поселился в одном из самых благоустроенных, элитных районов. Там же открыл легальный бизнес и заведовал преуспевавшей фирмой, где имел собственный респектабельный офис. Рассказав в тонких подробностях, где находится трудовое место «придурковатого внучека», а заодно и график рабочих будней, Прасковья Тихоновна потребовала в дополнение идентичную частичку американской валюты:

- Сынок, я наболтала слишком уж много, больше чем требовалось, поэтому – будь столь любезен! – дай мне вторую денежку.

- Да ты что, совсем ошалела, старая?! - презрительно улыбаясь, но всё-таки протягивая запрошенную купюру, посетовал преступный гость наигранно грозно. - Ты, «мать твою, покойницу», не пенсионерка престарелая, а «бизнесвуменка» какая-то, «блин» – кого «хошь» разведёшь на заграничные «бакинские знаки».

Туркаев посчитал, что со словоохотливой бабушкой пора прощаться. Раскланялся он на диво вежливо, а после, с невероятным трудом прояснив первостепенную информацию, повеселевший, отправился разыскивать давнего преступного кореша. Прибыв к высотному конторскому зданию, Глеб уточнил сегодняшний график и, не желая (по понятным причинам) общаться при посторонних свидетелях, отправился побродить по отдалённым окрестностям; он поступал с оправданной целью – дабы хоть как-то скоротать свободное время, оставшееся до радостной встречи. Было чуть больше двух часов пополудни, и, естественно, ему захотелось есть. В нормальном желании он зашёл в дорогой ресторан (дешёвых поблизости просто не оказалось) и, имея при себе похищенную наличность, убил всё остальное дневное время.

В заведении импозантного заведения рациональный бандит просидел, пока не наступило пять часов вечера. Расплачиваться пришлось наличными стодолларовыми банкнотами, что хотя и вызвало некоторую заминку, но в общем недолгую. И вот! Насытившийся, значительно подобревший, он отправился обратно, к высотному офису. Ожидать партнёра по старому бизнесу принялся́, спокойненько прохаживаясь недалеко от главного входа, ведущего в многоэтажное административное здание; он изобразил обыкновенного незатейливого зеваку. Пять минут седьмого показался нужный объект, сильно интересовавший освободившегося сидельца; он направился напрямую к стоявшей неподалёку иностранной машине. Им явился здоровенный сорокалетний мужчина, только-только начавший лысеть; огромный рост (примерно на полголовы выше Глеба) соотносительно гармонировал с коренастым телосложением; на круглом лице, невзрачном, каким-то зловещем, особенно выделялись широкие, скорее всего упрямые, скулы; тёмно-карие очи выражали сплошную уверенность, стойкую целеустремленность в любых, предпринимаемых обладателем, действиях; на изящном, едва ли не женском носе элегантно помещались прямоугольные очечки, окаймленные золотистой оправой. Одетым он оказался в светленький плащ, согласно московской моде оставленный не застёгнутым; из-под него виднелся недешёвый костюм, обозначенный тёмной расцветкой; лощённый галстук стоил долларов пятьдесят, и нисколько не меньше, – в общем, весь его вид показывал, что перед тобой находится влиятельный бизнесмен, вполне успешный, давно уже состоявшийся.

Выйдя из занимаемого укрытия, Туркаев, пожелал устроить приятный сюрприз и, до времени до поры никак не проявляясь, увязался за беспечным предпринимателем. Тот беззаботно проследовал к стояночному месту, расположенной тут же, неподалёку. Едва давний приятель занял кресло водителя, а следом привычным движением щёлкнул замком зажигания, как практически сразу, и безо всякого приглашения, на заднее сидение бесцеремонно уселся прежней соратник, только-только освободившийся из тюремного лагеря. Как и полагается, незваный пассажир, изображая огромную радость, придал грубому голосу радостных интонаций и громко воскликнул:

- Здорово, Беспалый! Сколько лет, сколько зим мы с тобою, «чертяка поганый», не виделись?! Наверное, столько, что ты про меня, про давнего друга, походу, забыл?

- Олег? - произнёс озадаченный собеседник, не скрывая явственного неудовольствия. - Но мне сказали, что ты погиб.

- Да, с братом действительно случилось большое несчастье, - печально и напуская искреннее уныние промолвил вмиг погрустневший преступник, - только я Глеб, его родимый близнец.

- Глеб?.. - ещё сильнее удивился ошеломлённый предприниматель. - Что ты скончался, я слышал намного раньше, чем про того же Олега.

- Поверь, сейчас перед тобою находится именно младший, личной персоной, в чём можешь нисколько не сомневаться. Вижу, - он пошёл на перемену неприятного разговора и перешёл к основному вопросу, начиная, что называется, «брать быка за рога», - ты здорово, гляжу, приподнялся! Чем же ты, интересно, теперь живёшь, можешь?

- У меня честный, законный бизнес, - отвечал бывший подельник несколько резковато, всё больше разражаясь от присутствия старого соучастника, - с прошлым я завязал и возвращаться к былому не имею совсем никакого желания; впрочем, как и поддерживать прежние связи тоже. С этим моментом, надеюсь, разобрали́сь?

- Вроде бы, да, но только вот, знаешь, не до конца, - спокойно заметил заядлый бандит; по злому лицу промелькнула волна небывалой ожесточённости, - мне не ясно только одно: а, как же братское сообщество и данная клятва, гласящая, между прочим, что необходимо «всегда и во всех случаях оказывать друг другу посильную помощь»? Да и быва́лошние счета никто ни с кого не списывал…

- Какие счета? Я никому ничего не должен.

- Разве?.. А, вспомни-ка хорошенько… когда тебя, причём совсем в недалёком прошлом, хотели убить из-за какой-то мизерной, по сути никчёмной, задолженности – кто за тебя вписался да вовремя заступился?

- Я своё спасение давно уже отработал, - гневным баритоном промолвил Беспалый, поворачиваясь к бывшему соучастнику; он словно старался просверлить того яростным взглядом. - Сейчас, будь ласков, освободи-ка, «на хер», мою респектабельную машину, или я буду вынужден тебя из неё просто-напросто вышвырнуть.

Туркаев постепенно начинал понимать, что сегодняшний день, как принято говорить, «не его»: все почему-то старались ему нагрубить и совершенно не считались с его собственным мнением. Хотя старых бабушек ещё можно было как-то понять, и где-то даже простить; но, когда начинал заедаться взрослый да сильный мужчина, надо обязательно чего-нибудь предпринять и «поставить того на место». С другой стороны, рациональный преступник прекрасно осознавал, что вряд ли сможет противостоять более ра́звитому противнику. В любом случае, повинуясь решительному характеру, непримиримой натуре, он нагло, а где-то ехидно заметил:

- Может, не надо?

- Почему? - второй мужчина становился значительно агрессивнее; он как раз собирался покинуть автомобильный салон, чтобы в полной мере осуществить заявленные угрозы.

- Проблематично это… гляди-ка, не пожалей, - отрезал озлобленный пассажир, сперва усмехаясь, но, практически мгновенно делаясь и яростным, и пышущим гневом; он злобно продолжил: - Мне очень не нравится, когда со мной разговаривают – крайне неуважительным! – тоном. Но! Я согласен тебя простить, если ты немедленно – прямо сейчас! – перед мной извинишься. В случае полного раскаяния, я соглашусь списать неприветливое поведение на какие-нибудь неприятности в личной жизни; при другой расстановке, не обессудь, за дерзкие слова тебе придётся ответить.

- Ни перед кем и ни за что раскаиваться я вовсе не собираюсь! - теряя внешнее самообладание, закричал «отставной» подельник. - Я уже не в том зависимом положении, чтобы общаться с какой-то мерзопакостной швалью, неавторитетной и низкосортной.

Едва договорив, Беспалый выпрыгнул из просторной машины, обошел её кру́гом и приблизился к задней створке, где ещё секунду назад находился до крайности неприятный субъект, и беспринципный, и чересчур обнаглевший. Пока он переходил, Глеб, явно не желавший уступать в непреднамеренной схватке, по-быстрому переместился по задней сидушке, одновременно извлекая заряженный пистолет с глушителем; его он всегда носил с собой и прятал в специальной кобуре, закреплённой под левой мышкой и надёжно сокрытой кожаной курткой. Впрочем, сразу боевое оружие показывать предусмотрительный бандюга не стал, а повернувшись вполоборота, прислонил его между собственным туловищем и спинкой сидения.

Дальше всё происходило, как в какой-то гангстерской драме. Боковая дверь распахнулась резко, однако вытащить несговорчивого собеседника у более сильного Якова разом не получилось: верхней половиной грузного тела ему понадобилось проникнуть в просторный салон, чтобы схватить нежеланного визитёра за верхнее одеяние и судорожным рывком попытаться выдернуть прочь. И вот здесь!.. Раздался негромкий хлопок – это Туркаев произвёл первый прицельный выстрел, пока ещё, правда, не ставший для дерзкого бизнесмена смертельным. Последовательно он всадил в бывшего преступного компаньона, один за другим, пять свинцово-стальных зарядов – они насовсем прекратили существование незадачливого противника, не пожелавшего восстанавливать прежние криминальные связи, благополучно недавно утраченные.

Постепенно массивный корпус безвольно обмяк; в результате верхней частью громоздкого корпуса подстреленный мужчина оказался внутри, полулёжа на давнем соратнике. В следующую секунду живой преступник отталкивал мёртвого – пнул его небрежным, но резким движением. Затем, не забывая озираться по сторонам, он выбрался неторопливо наружу. Продолжая осторожничать, Глеб обошёл Яшкино транспортное средство по кругу и затолкал покойное туловище вовнутрь. Пока совершал нехитрые, во всём привычные, процедуры, между делом зловредный бандит приговаривал:

- Ну вот, теперь у меня ещё и машина, заметь, иностранная; хм, неплохо меня встречает неограниченная свобода! Интересно, какая это модель? «Тойота», кажется?.. Не самая плохая досталась мне марка.

Тело Яшки Беспалого предусмотрительный злыдень отвёз на общую городскую свалку и надёжно спрятал в значительной куче мусора; он прекрасно понимал, что выбрал именно то самое лучшее место, где найти человеческий труп окажется практически невозможно.