Серафиме уже которую ночь подряд снилась сестра Лидия. Как будто они опять живут в интернате, потому что мама уехала на земляные работы за город. Девочки знали, что взрослое гражданское население, в том числе и женщины, иногда уезжают рыть окопы для обороны. Хотя, что значит, «в том числе и женщин»? Там, в основном, только женщины и работают. Вон, с ними в интернате и Вовка Синица, и Валерка Рогачёв, и другие знакомые ребята из посёлка, их матери тоже уехали работать.
- Мне страшно, – шепчет среди ночи маленькая Сима.
- Залезай ко мне под одеяло, – зовёт её Лида.
Лидия – старшая сестра, а Серафима – младшая. Если быть точнее, Лиде уже четыре года, и она старше Симы на целый год. Разница небольшая, а ответственность за сестру на Лидии лежит немалая, поэтому она всегда и ведёт себя, как взрослый человек. Ничего не поделаешь, мама всё время на работе, а папа – на фронте, и письма от него давно уже не приходят. Но мама надеется, что он жив и ждёт его, а по ночам дома плачет в подушку. Маленькая Сима сама это не раз слышала. А на людях мама виду не показывает, как ей плохо, суровый её взгляд непреклонен, всегда собрана, уверенным шагом идёт по жизни, и никто даже не подумает, что вчера эта женщина в подушку рыдала и себя жалела.
- Девочки, подъём, – будит сестёр с утра пораньше мама.
И вот, они уже бегут по морозу ни свет ни заря занимать очередь в лабазе. За хлебом. Другие люди тоже приходят рано, но Лида и Сима всегда – самые первые в этой очереди. Закутанные в пуховые платки, кругленькие, как воробышки.
- Опять Воробьёвы самые первые пришли, – то ли хвалят их, то ли удивляются их проворности односельчане.
В сорок пятом всё закончилось, но папа так и не вернулся, пропал без вести. Мама только сжала зубы и стала жить дальше. Одна. Замуж больше так и не вышла, хоть и поступали предложения. У неё любовь была с папой, не могла она этой любви изменить.
А потом у сестёр начались счастливые времена. Комсомольская работа, первая любовь, первые удачи и достижения. Лидия была комсомольским лидером, комсоргом школы, а Серафима – в её замах, всегда рядом, как тень. Но дружили сёстры крепко, «не разлей вода» были. Иногда по ночам, закутавшись под одно одеяло, они рассказывали друг другу свои самые сокровенные тайны. Или плакали о чём-то своём, девичьем, несбывшемся, успокаивая друг друга, когда было плохо, и когда больше некому утешить. Мать – женщина суровая, ей не до «телячьих нежностей, так что практически всё время сёстры были вдвоём.
Лида вышла замуж первая, да и правильно, она же старше, значит ей положено первой замуж выходить. Влюбилась в городского парня из Нижнего Новгорода и уехала к нему жить. Он хоть и был простым рабочим, но тоже активничал в комсомольских лидерах. Сперва они по комсомольским стройкам покатались, потом обратно в Нижний Новгород вернулись, стали на заводе работать. Муж Лиды к тому времени уже заочное высшее образование получил и стал инженерном. На заводе им, как молодым специалистам, квартиру дали. То-то радости было.
Серафима тоже тогда радовалась за сестру. Она к тому времени вышла замуж за своего односельчанина, тракториста-передовика их местного совхоза, но они с мужем никуда не уехали, а поселились в доме матери. Мать сама им предложила поднять дом на один этаж выше и остаться с ней. Муж Симы всё сам сделал, получился не дом, а настоящий терем с мансардой и большим балконом, где семья полюбила собираться по выходным с чаем и пирогами. Лидия тоже иногда на выходные к ним из города приезжала мать навестить и с младшей сестрой повидаться.
А теперь трубку вообще не берёт, разговаривать с Серафимой не хочет. Вот уже более двадцати лет прошло с того дня, как не стало их мамы, так с этого дня сёстры и перестали разговаривать. Обида стояла между ними, вот они и молчали.
Симе тогда казалось, что всё логично, и мать честно рассудила, когда свой дом на Симу переписала. Она же всю жизнь жила с матерью, в старости за ней приглядывала, бесконечно вкладывалась в ремонт и перестройку. Этот дом по любому должен принадлежать ей. А у Лиды есть своя квартира в городе, и дочь её квартирой обеспечена. Оформить все бумаги на Серафиму захотела сама мать. Наверное, надо было обсудить это с Лидой, всё-таки дом их общий, отцовский, а они с мамой потихоньку всё оформили, за спиной сестры.
Когда Лида узнала, что дом переписан на Симу, и она даже в наследниках не значится, то закричала и заругалась «на чём свет стоит». Сима никогда раньше её такой не видела. Похоже, задело Лидию такое пренебрежение родных людей и за живое, за что-то сокровенное затронуло. После похорон матери она у Серафимы больше не появлялась и на телефонные звонки младшей сестры не отвечала. Иногда навещала могилу матери, но в свой родной дом не заглядывала. «Недаром есть пословица: никогда не говорите, что знаете человека, если не делили с ним наследства», – думала про неё Сима. Но в душе сомневалась, что поступила с сестрой порядочно.
На вопросы людей Сима, конечно, отвечала, что она права и этот дом достался ей по справедливости. Но вот уже много лет они не виделись сестрой Лидой, и Серафима с каждым годом всё сильнее и сильнее жалела о том материнском, с радостью принятом ею решении о наследовании дома. Особенно укоряла себя за то, что не рассказала об этом Лидии сразу «по горячим следам». Серафиме было уже за восемьдесят, здоровье пошаливало, всё чаще она задумывалась о том, что скоро всё закончится, грустила про былому, вспоминала детство и старшую сестру. Поэтому и сны такие сниться стали, где они вдвоём с Лидой в детстве.
- Съезди к ней в Нижний Новгород, поговори, – посоветовала ей дочь.
Серафиме очень хотелось помириться с сестрой. Она связалась с её дочерью, и та попыталась уговорить Лидию хотя бы поговорить с Серафимой, но та не соглашалась ни в какую. Тогда Сима собралась и поехала в Нижний Новгород, но и это не помогло. Лидия даже не вышла из своей комнаты, пока Серафима разговаривала с её детьми.
- Я хочу отдать тебе пол материнского дома, лишь бы ты вышла ко мне, – стоя под дверью в слезах уговаривала сестру Сима.
Лидия открыла ей дверь, презрительно оглядела с головы до ног и бросила сквозь зубы:
- Мне от тебя уже ничего не нужно.
Серафима возвращалась домой в деревню с болью в сердце. Она заметила, как сестра постарела и выглядела не очень хорошо, похоже, что конец уже близок. Как заставить её смягчиться? Такая жёсткая, вся в мать пошла. Сима мучала себя размышлениями. То она думала: «Да и плевать мне на эту упрямицу, пусть дуется, я же сделала шаг навстречу», то укоряла себя: «Как же я виновата перед ней, нет мне прощения».
Через некоторое время дети сообщили, что Лидия почти потеряла память, никого не узнаёт. Когда Серафима опять приехала к сестре, та уже лежала в больнице. Сима и сама себя плохо чувствовала, но решила сделать ещё попытку «достучаться» до сестры.
Лида лежала в палате одна. Она и впрямь никого не узнавала, у неё был отрешённый блуждающий взгляд и полное равнодушие к происходившему вокруг неё. Серафиму она тоже не узнала, даже не посмотрела в её сторону. Сима сменила сиделку, сказав, что сама поухаживает за сестрой. Она присела рядом с кроватью Лидии, взяла её руку в свои ладони и начала вспоминать вслух их общее детство. Серафима рассказывала, как они воровали соседские яблоки, как однажды покрасили известкой козу, потом, вздохнув, вспомнила, как голодали в годы войны и после неё, как первый раз в жизни попробовали апельсин… Она вспоминала такие мелочи, которые были известны только им обеим, и, казалось, должны были давно забыться.
Сима рассказывала и глядела в окно, бережно гладя сухую руку Лидии, и вдруг перевела взгляд на сестру, и в этот момент Лида смотрела ей прямо в глаза вполне разумным, немигающим взглядом, а по щеке её катились слёзы. Сима была уверена, что та внимательно слушала её рассказ. Вполне возможно, что из глубины потухающего подсознания Лидии на мгновение вернулись страницы детства и оживили ей память, пусть ненадолго, но она на какое-то время вернулась из своего забытья обратно в реальный мир. Сима это чувствовала, и, стараясь опередить новый провал, быстро сказала:
- А дом мы разделили по завещанию на мою и твою дочь, чтобы по справедливости, так что дом наш поровну нашим детям достанется. Ты прости меня, Лидочка.
Голос у Серафимы дрогнул, у неё самой по щекам покатились слёзы. Лида сморщила лоб и кивнула, еле слышно прошамкав беззубым ртом:
- Прости.
Потом Сима почувствовав, как пальцы Лиды шевельнулись, это сестра пыталась пожать её руку. Тогда Сима ещё больше расплакалась и стала покрывать поцелуями сухую ладонь Лиды. Потом Лида уснула, а к вечеру её не стало.
После всего, что произошло, Сима до конца своей жизни горевала о годах, прожитых врозь со старшей сестрой, искренне надеясь, что Лидия перед смертью услышала её и простила.
*******