I.
Американский мачо
«Ночь игуаны» - одна из наиболее загадочных для меня пьес Теннесси Уильямса. Наверное, чтобы в полном объёме понимать и чувствовать американскую классическую литературу, нужно родиться и всю жизнь прожить в США или хотя бы Великобритании. Нужно думать и говорить на английском языке. Иногда ментальность англоязычного человека настолько отличается от русскоязычного, что понять некоторые нюансы характеров, поступки, мысли, душевные порывы исключительно тяжело.
Приведу самый вульгарный пример. Как отомстил преподобный Лоуренс Шеннон, группе туристок баптистского женского колледжа, пожаловавшихся на него, а затем сменивших гида, лишивших его тем самым заработка? Помочился (я употребляю сейчас самое мягкое слово, хотя, мне хотелось бы выразиться грубее) на их чемоданы. И какова реакция? Его бывшие подопечные с недовольным бурчанием взяли-таки эти обосс… (упс! молчу, обойдёмся без грубой физиологии!) чемоданы и потащили их к автобусу. Друзья же Шеннона, а в частности Максин Фолк, просто смеялись. В русской культуре такое невозможно. И не просто невозможно в книге, а невозможно в жизни. Русский человек просто бы бросил свой чемодан, после того, как кто-то помочился бы на него. И никто бы не смеялся, даже близкие друзья шкодника. Я говорю об этом так подробно сейчас только потому, что похожие физиологические проявления очень часто встречаются в американкой литературе и культуре вообще. И такие сцены в США повод для заливистого смеха до слёз. (Спасибо Коляде, что не показал эту сцену реалистично). Или шутки над фашистами… В русской культуре, да и европейской тоже, не принято добродушно подшучивать над деятелями третьего рейха. Наше коллективное бессознательное формирует по отношению к ним только ненависть, презрение и чувство гадливости. (И тут снова спасибо всем, кто убирает семью Фаренкопф со сцены, либо не акцентирует на них внимание; они в пьесе абсолютно лишние).
А теперь перейдём к более значимым для этого произведения эпизодам.
Часто Теннесси Уильямса сравнивают с Чеховым, замечая, что в некоторых его произведениях есть что-то от великого русского классика. Иногда я согласен с такими сравнениями. Но, если говорить конкретно о пьесе «Ночь игуаны», то в ней чувствуется влияние не Чехова, а Тургенева. Есть что-то общее с «Месяцем в деревне». Но, если поступки тургеневских персонажей, какими бы абсурдными на первый взгляд они не казались, мне понятны. А если не понятны, то я всё равно чувствую их, допускаю их уместность. То некоторые действия и характеры героев Теннесси Уильямса так и остались для меня не раскрытыми.
Я могу понять, почему тургеневский студент Алексей Беляев пользуется успехом у женщин. И почему в него влюблена 29-летняя помещица Наталья Ислаева и 17-летняя Верочка. Образован, элегантен, добр, наивен, романтичен и даже в какой-то степени поэтичен. А главное – молод, здоров и красив. Беляеву 21 год.
Но женский ажиотаж вокруг Ларри Шеннона, по-моему, гротескный и надуманный. Ему 35 лет и он абсолютный неудачник. Любое дело, за которое он берётся, заканчивается полным провалом. Служил пастором в протестантской церкви, но был изгнан из неё за «прелюбодеяние и ересь». Возил группы американских туристок в Мексику, но каждая такая поездка заканчивалась скандалом, потому что он вступал в интимную близость с одной или несколькими экскурсантками, преимущественно несовершеннолетними. Лари страдает тяжёлым неврозом, граничащим с шизофренией (любимая тема Теннесси Уильямса и далее мы встретим в пьесе ещё одного персонажа с подобным диагнозом). Бывший священник мрачен и неопрятен. Ботинки его стоптаны, у них отваливается подошва. Более того, он в дырявых носках. Автор делает на этом акцент в самом начале пьесы, заставляя Максин, снимать эти унылые лохмотья с его грязных конечностей. Причём, Максин делает это без тени смущения и брезгливости. Как будто неряшливость – это норма для настоящего мужчины. Неунывающая вдова дарит бывшему пастору обувь покойного мужа, вместо этих обносков.
Если бы его постоянно не тормошили женщины, не приставали к нему, не соблазняли его, Ларри впал бы в уныние, в котором, впрочем, он и так перманентно находится.
Мне не понятен образ американского мачо: немолодого, неряшливого (представьте хотя бы запах его ног в дырявых носках), грубоватого, эгоистичного, капризного, немножечко с перегаром и ароматом горелых листьев табака изо рта и при всём этом крайне слабого не только духовно, но и физически. Хэнк без труда забрал у него ключ зажигания от автобуса, когда ему это стало по-настоящему нужно. Позже его легко связали два молодых мексиканца.
Преподобный Лоуренс Шеннон, несмотря на своё церковное прошлое никого не любит: ни Бога, ни женщин, ни людей вообще. И при этом в него влюблены почти все главные героини пьесы. Наиболее сильное чувство к нему испытывает 45-летняя владелица отеля «Коста-Верде» Максин Фолк (и её единственную можно понять: увядающая вдова в одиночку тянет хлопотный бизнес). Он весьма интересен 39-летней странствующей (хоть и пришибленной на голову) художнице Ханне Джелкс. Но больше всего по нему сходит с ума красивая, эффектная и богатая 17-летняя блондинка Шарлотта Гуделл, которая накануне разворачивающихся перед нами событий соблазнила его в номере отеля. Я хочу подчеркнуть: именно она его соблазнила, а не он её. Причём после долгих, настойчивых домогательств к нему. Чуть раньше преподобного Лоуренса Шеннона соблазнила юная преподавательница воскресной школы (я правда, не видел на своём веку юных преподавательниц, но в пьесе именно так). Через какие-то намёки, фразы, подтекст, мы понимаем, что особенно сильно Ларри атакуют именно несовершеннолетние девушки 16 и 17 лет.
Как, Господи Иисусе, ему это удаётся!? Дай мне силы для того, чтобы понять, как стать жертвой соблазнения хотя бы 25-летней девушки!! Я помню себя. Пик моей массовой ошеломительной популярности у женщин приходился на период с 17 до 27 лет. Я тогда нравился женщинам любого возраста. И очень часто меня самого активно домогались. Но я был молод, смазлив, одет с безукоризненным вкусом (были 1990-е годы, я питался «Ролтоном», но шил себе элегантные костюмы в ателье). Но, Ларри?.. В чём его привлекательность? 35 лет, недельная щетина, кислый запах пота под влиянием тридцатиградусной мексиканской жары, заскорузлые носки, унылая физиономия, потухшие глаза, публичные попытки самоубийства, эксцентричные поступки (вспоминаем чемоданы туристок).
Наверное, всё же, как я уже говорил выше, необходимо родиться в Новом Свете, чтобы понять характер американцев. Или больше читать американской прозы, смотреть американских спектаклей, чтобы разгадать эту сложную и загадочную американскую душу.
Чтобы понять характеры персонажей, я даже перевёл их фамилии, изучил их этимологию. Но тщетно. Я так и не подобрал ключики к душам людей, чьи жизни промелькнули передо мной в ту ночь в мексиканском отеле «Коста-Верде» на берегу тихой бухточки близ города Пуэрто-Баррио.
Я даже поискал в интернете одноимённый рассказ Теннесси Уильямса, написанный в 1948 году, на основе которого позже он создал пьесу «Ночь игуаны». Рассказ в электронном виде я не нашёл. Но заказал книгу малой прозы «Лицо сестры в сиянии стекла». И когда-нибудь я вернусь к анализу текста пьесы с использованием информации из рассказа. Возможно, это будет во время написания рецензии на другой спектакль «Ночь игуаны», поставленный другим режиссёром в другом театре. А сегодня мы обратим свои взоры на «Коляда-театр» и поговорим о том, как увидел пьесу режиссёр Николай Коляда и как он оживил на сцене этих весьма интересных персонажей Теннесси Уильямса.
II.
Голос Ханны
Первое, что нужно понимать, «Коляда-театр» – это полностью авторский, даже в какой-то степени авторитарный проект одного человека Николая Коляды. И какая бы постановка в нём ни шла, она будет резко отличаться от всего того, что ставят на эту тему другие театры. Потому что в других театрах, как правило, у каждого спектакля своя команда: режиссёр, сценограф, художник по костюмам и т.д. Коляда, за редким исключением, не только сам является режиссёром каждого спектакля, но и сценографом, художником по костюмам, свету и музыке. Очень редко в его театре работают режиссёры или художники со стороны. Поэтому во всём ярко виден индивидуальный и ни с чем несравнимый подчерк мастера.
Основная отличительная черта «Коляда-театра» – использование при оформлении сцены и изготовлении костюмов ярких контрастных красок. Не просто ярких, а я бы даже сказал кислотных, из разряда «вырви глаз» (в хорошем, эпатажном смысле этого слова). Но, в спектакле «Ночь игуаны» Коляда превзошёл даже самого себя. Художественное оформление спектакля – это апофеоз эпатажа. Это уже переход эпатажа на уровень психоделии. Массовые сцены с яркими, сверкающими костюмами индейцев, разноцветным освещением сцены и самой сценой, украшенной кричащими красками в совокупности с громкой музыкой, криками артистов, непроизвольно изменяют сознание зрителя. И создаётся ощущение, что перед тобой не настоящая реальность (хоть и сценическая), а огромная разноцветная галлюцинация.
Единственное, что, на мой взгляд, сильно выбивалось из общего психоделического стиля – это несколько раз повторяющаяся песня Лаймы Вайкуле «Акапулько». Возможно, кислотная композиция в направлении psytrance или настоящая испаноговорящая мексиканская певица вплелись бы в постановку органичнее.
Декораций на сцене с одной стороны было немного, а с другой стороны – в избытке. Эффект пустоты создавался за счёт того, что вместо террасы отеля и дверей в номера, указанных автором во вступительной ремарке, Коляда использовал поднятый над сценой четырёхугольный помост и огромную надувную игуану, на которой, как на батуте, прыгали и кувыркались артисты. (Игуана, впрочем, сбежала в джунгли в самом начале спектакля.) А эффект избытка создавался за счёт множества мелких разноцветных деталей, в том числе сотен мягких игрушек, то статично спящих, то летающих по сцене во время истерических припадков персонажей.
Очень понравился «эффект развивающегося платья Мерлин Монро», использованный во время диалога Мексин и Ханны. Вместо воздуха из решётки метро был актёр с вентилятором, незаметно, извиваясь как игуана, приползший к дамам по полу. Актёр и его вентилятор символизировали дующий с моря ветер, предвещающий грозу. Дамы в белых развевающихся платьях были не менее очаровательны, чем Мерлин Монро. И эта сцена одна из многих, которыми насыщен спектакль, чтобы сделать его вызывающе сексуальным, каким он и должен быть.
Не обошлось без курьёзов. В одной из сцен истерящие персонажи кидаются стулом. А в это время на террасе в полуобморочном состоянии возлежит 97-летний дедушка Ханны Джонатан Коффин. И вот, абсолютно случайно стул, брошенный преподобным Лоуренсом Шенноном, отрикошетил от помоста и прилетел аккурат в голову «старейшему из пишущих поэтов». Даже я на галёрке явственно услышал совсем не бутафорский треск черепной коробки и был очень удивлён, что голова артиста таки выдержала. А могло быть иначе. Я понимаю, что в финале пьесы дедушка всё равно умирает. Но, в сцене с летающим стулом до финала было ещё далеко. Очень не хотелось бы, чтобы Коффин ушёл в лучший из миров до того, как закончит поэму о ветке апельсина.
Из артистов я бы отметил Евгения Корнильева, сыгравшего Ларри Шеннона. Появиться перед полным залом без трусов – это большое мужество. Я восхищён! Ну, а если серьёзно, то чувствуется школа Коляды. Очень хорошая игра, надрыв, какая-то душевная, постоянно гнетущая боль. Евгений русифицировал своего персонажа, сделал его живым, импульсивным. Шеннон Евгения Корнильева стал более понятен, в отличие от инертного книжного Шеннона.
Очень темпераментной, и даже в какой-то степени истеричной сделала свою героиню Мексин Фолк актриса Ирина Плесняева. Хотя, у Теннесси Уильямса Мексин несколько неуклюжая, нелепая, часто и однообразно хихикающая «коротким хриплым, лающим смехом, словно тюлень, ждущий, когда ему бросят рыбку».
Но, больше всего меня потрясла Василина Маковцева в роли Ханны Джелкс. У неё какой-то необычный, неземной голос. Он не мягкий, и не совсем, наверное, даже женственный, а низковатый, немного даже словно простуженный. Но отчётливый в каждом слове, делающий каждое слово осязаемым. И, может быть, на других зрителей её голос как-то по-особенному не подействовал, но у меня по спине пробегала приятная дрожь всякий раз, когда он летел со сцены в мою сторону. Я не знаю, с чем это связано. Но, если бы Василина играла в моноспектакле, где никого кроме неё больше не было, и никаких декораций тоже не было, а только она одна в тусклом свете на пустой оцепеневшей сцене, произносящая монологи тихим спокойным и низким своим голосом, я бы пошёл на этот спектакль, чтобы просто, даже не особо вникая в смысл слов, слушать её завораживающий голос.
III.
Говорящие фамилии
Вернёмся к спектаклю Николая Коляды. Начинается он с массовки, в которой участвуют сверкающие одеждами ацтеки. Громкая весёлая музыка, блеск украшений, колыхание перьев создают обманчивое предвкушение чего-то весёлого. Ждёшь комедию с незатейливыми любовными интрижками. Но вот появляется полусумасшедшая Ханна со своим сумасшедшим дедом и тональность действия меняется. Возникает неясная тревога. Заканчивается история и вовсе надрывными криками отчаяния.
Подобный приём используют в фильмах ужасов. Некая группа студентов едет на вечеринку за город в заброшенный коттедж. Всё начинается с веселья и непринуждённых шуток. Но, затем начинают происходить странности. В коттедже гаснет свет. Кто-то из компании бесследно исчезает. Раздаётся какой-то странный крик в глухом лесу и начинается трэш…
Преподобный Лоуренс Шеннон предстаёт перед нами сначала как неотразимый покоритель женских сердец, беспечный растлитель юных девушек, мачо, Дон Жуан, Казанова. Но уже к середине спектакля мы видим неудачника, безвольную, но весьма озлобленную субстанцию, которая, тем не менее, мечтает вернуться на должность пастора. А вот такая же, как и он, душевнобольная Ханна, которая на первый взгляд кажется плутоватой аферисткой, оказывается гораздо ближе к Богу, чем бывший пастор Шеннон. «Ничто человеческое не вызывает у меня отвращения, если не несёт в себе злобы и жестокости». Это уже больше, чем религия. Это намного больше, чем христианская мораль. А обратили ли вы внимание, как трогателен рассказ Ханны о прекрасных глазах угасающих стариков в китайском «доме для умирающих», которые она рисовала? А её жертвенная возня с дедушкой?.. А ведь она могла оставить его там – в Гонконге – в доме для умирающих.
Сначала кажется, что пьеса будет о весёлых любовных интрижках на берегу океана под ласковым солнцем Мескики. Затем вообще не можешь понять, о чём речь. Ближе к концу догадываешься, что пьеса об одиночестве. Но в самом финале тебя вдруг озаряет мысль, что перед нами история о страхе жизни. О людях, боящихся своих чувств и желаний. Людях, привязанных к догмам, традициям, общественному мнению.
Или нет?..
Чуть выше я говорил, что пытаясь понять пьесу, перевёл фамилии главных героев. А у тех фамилий, которые оказались непереводимы, изучил этимологию. Я не знаю, помогут ли мои изыскания понять нам сегодня замысел Теннесси Уильямса (возможно великий драматург сам его до конца не понял), но немного приблизиться к истине мы, думаю, должны.
Фамилия Мексин очень проста – Фолк, что означает народ. Простая женщина из народа, темпераментная, здоровая, глуповатая, импульсивная. Мексин несколько недель назад потеряла мужа, но нисколько не грустит по этому поводу. До появления Ларри она весело проводила время с двумя (!) 20-летними мексиканцами одновременно. Мексин любит мясо игуаны, напоминающее цыплёнка. Иногда её работники (они же любовники) ловят игуану, привязывают, откармливают, и когда животное разжиреет, убивают её для Мексин. Мексин в конце концов поймала Ларри как игуану и приступила к его откармливанию.
Что касается Ларри, или преподобного Лоуренса Шеннона, то его фамилия с древнекельтского переводится как «старая река». Старая река символизирует у кельтов связь между прошлым и будущим.
17-летняя растлительница 35-летних невротиков Шарлотта Гуделл несёт в себе символ бархатцев, ибо её фамилия происходит от древнеанглийских слов «golde» и «halh», что означает «место, где растут бархатцы».
Наиболее говорящая фамилия у дедушки Ханны Джонатана Коффина. Гроб – вот так просто и без изысков переводится слово «coffin». Впрочем, происходит оно от старофранцузского «cofin» (саркофаг»), которое в свою очередь попало во французский язык из латинского «cophinu» («корзиночка для мусора»). Забавно, не правда ли? Я рассказываю всё это потому, что мы имеем дело с великим драматическим произведением, полным сокрытых символов и аллюзий. И чем больше символов мы разгадаем, тем понятнее оно для нас станет.
Ну, и последний персонаж, который сильно меня интересует, это Ханна Джелкс. Фамилия происходит от названия города Джелкс, что находится в Англии в графстве Уэст-Мидлендс. Слово «Jelks» происходит от древнеанглийского «geoloca», что означает «место, где растёт желудь». Смотрите, какая ирония: 17-летняя нимфоманка Шарлотта Гуддел появилась из романтического места, где растут бархатцы, а 39-летняя полоумная старая дева Ханна Джелкс, всего лишь из весьма прозаического города, заросшего дубами. Бархатцы и жёлуди.
Впрочем, можно ещё расшифровать имя Ханна. Одно из его библейских значений "милость Божья".
И на сегодня у меня всё.
P.S. В оформлении материала использованы фото Глеба Махнева, сделанные на премьерном показе спектакля в Екатеринбурге. Поскольку в спектакле два состава, то не все артисты на фото могут совпадать с артистами, игравшими непосредственно в "Театральном центре на Страстном" 17 января 2024 года.
