Девять лет проходит между событиями второй и третьей книг романа. Многое изменилось в жизни друзей. Каким же мы встречаем Никиту Оленева?
Князь живёт в Петербурге, не слишком увлекаясь светской жизнью (автор укажет на «скромное положение, которое занимал он по своей охоте и воле»), но живо интересуясь просвещением и искусством. Сейчас он помогает фавориту императрицы И.И.Шувалову (которого называли «министром новорождённого русского просвещения») «в создании в Петербурге Академии художеств».
Его отношения с Шуваловым весьма выразительно характеризуют князя. Будучи едва знакомыми в России, они встретились и подружились в Венеции («вооружившись масками, Никита и его новый друг ходили в театры, слушали в женских монастырях, преобразованных в музыкальные школы — консерватории, несравненное пение на музыку Скарлатти, Гассе и Галуппи, по вечерам их гондола бороздила Большой канал, в казино Ридотто они заправски метали банк, а потом пили в уличном кафе белое вино и шербет. И не было собора, которого бы они не посетили; любовь к Тициану и Карпаччо внесла в их дружбу особый, яркий мазок. За границей сословные различия у русских стушёвываются, они словно подняты над местным обществом тем, что являются представителями великой державы»). Однако настало время возвращения - и «по мере приближения к границе отношения между новоиспечёнными приятелями менялись», и происходит это по инициативе Никиты («Он ни в чём не заискивал перед Иваном Ивановичем. Боже избавь, он не стал называть приятеля "ваше сиятельство", он без усилий и намёка на обиду спустил простоту их отношений до какой-то новой, видимой ему планки, да там и остался»). Почему? Думается, потому, что князь Никита Григорьевич не из тех, кто строит карьеру на покровительстве сильных мира сего, - «Никита взял себе за правило ни о чём никогда не просить приближённых императрицы». И, наверное, именно поэтому «Шувалов относился к Никите бережно, и беседы у них были весьма откровенные, хотя они не могли часто видеться».
Никита назовёт себя «истинно штатским», и это, несомненно, так. Он понимает, что «человек, находящийся среди войны добра со злом, должен всеми силами содействовать торжеству добра над злом», но сам в войне не участвует, чем вызывает неудовольствие друзей, особенно Корсака - «На лице Алексея застыло чуть брезгливое, обиженное выражение, и Никита угадал его мысль. Сейчас война… не важно, что на чужой территории. И на чужой территории русский солдат защищает Россию. И потому каждый порядочный человек должен стремиться в армию. Другое дело — увечье, возраст… но ты молод, здоров, ты мой самый близкий друг… и при этом мало того, что отлыниваешь от служения отечеству, так ты еще порицаешь славу его и доблесть!» Корсак не до конца осознаёт, что это «порицание» - не «славы и доблести» отечества, а тех подковёрных дрязг, которые сопровождают ход военных действий.
Но Никита верен старой дружбе. Когда тяжелораненого Алексея привозят в Петербург, «Никита после записки, присланной Софьей, примчался туманным утром в дом на Литейной стороне» и «не одну ночь просидел вместе с полковым лекарем у изголовья друга, слушая горячечный бред», а потом помогает ему в буквальном смысле встать на ноги: «Будем учиться ходить. Обхватывай меня рукой за шею… Вот так. По…шёл!.. И ещё!» И именно этим поведением заслуживает прощение Софьи, осуждающей его за разрыв с Марией, – «в эти чёрные для Софьи дни она ещё раз поняла, что значит для мужа Никита».
При всём этом Никита очень не любит громких слов:
«— Нет, ты мне определенно скажи, — обратился он [Корсак] к Никите, как только перевёл дух. — Скажи, как истинно русский, рад ты нашим победам или не рад?
— А ты умом не тронулся? Как я могу быть не рад? И не надо этого… "истинно русский". Ты знаешь, что мать у меня немка. Я просто русский. Но войны не люблю».
И вместе с тем создаётся впечатление, что князь Оленев, хоть и молод, но уже пресытился жизнью и, занимаясь какими-то делами, «плывёт по течению». Есть одна любопытная деталь: приехав к Апраксину в Нарву, Белов вспоминает страницы из истории города и – «все эти по сути своей совершенно ненужные сведения сообщил Александру перед его отъездом Никита, выудив их прямо на глазах из плотно стоящих на полках фолиантов. Это у него почти привычкой стало, уныривать во время разговора в какие-то книги за знаниями и потом долго держать человека за пуговицу, заставляя слушать разнообразную энциклопедическую муть». Вот эта «почти привычка», согласитесь, как-то больше подходит старому книжному червю, чем ещё полному сил молодому человеку…
Кто-то из моих уважаемых комментаторов провёл параллели между Никитой и Пьером Безуховым. Я, признаться, ничего подобного (кроме, конечно, незаконного происхождения и признания законным сыном) не увидела. Но вот эти слова Л.Н.Толстого - «Пьер был тем отставным, добродушно доживающим своей век в Москве камергером, каких были сотни» - приходят мне на ум, когда я говорю о Никите, выведенном в начале третьей книги.
Что может вывести человека из подобного состояния? Как, я думаю, все помнят, Пьера спасла вдруг вспыхнувшая любовь к Наташе.
А может быть, действительно, для Никиты «годы скучны без права любви»? И мы видим сначала вдруг возникший интерес к практически незнакомой (а потом окажется, что и совершенно недостойной) девице – «прелестной Аннет», действующей только в собственных корыстных интересах, а затем появится та, которую судьба предназначит ему, - Мелитриса Репнинская.
И, как это часто бывает, начинается всё с полнейшего недовольства: тётка (та самая - вдохновительница «Трактата о подлости») навязывает ему заботу, а затем и опекунство над девушкой – «тётушка высылала некую даму… Оная дама должна была сопровождать некую девицу, которую Никита должен был (одни долги!) принять на жительство в своем дому… Девица оказалась племянницей тётушки по первому мужу… Оной Мелитрисе выпала несказанная удача: Их Императорское Величество призывает её ко двору. Девица бедна, живет у родственной старухи и никогда не могла бы рассчитывать на подобное счастье, если б отец её, полковник Репнинский, не пал смертью храбрых в битве при Гросс-Егерсдорфе». Поначалу он почувствует в лучшем случае жалость: «Не слишком ли большую плату потребовала судьба у бедной девочки: гибель отца за призрачное счастье жить при дворце». А вместе с этим и весьма недоброжелательные ожидания: «Какой может быть родственница тётушки? Унылая, расчётливая, худая, как палка, над ушами эдакие букельки».
И первая встреча, кажется, эти ожидания подтвердит: «Она была в трауре, гладкое платье плотно облегало её худощавую фигуру, иссиня-чёрные волосы [потом окажется, что это парик, а волосы у девушки «светло-русые, мягкие на вид, лёгкие такие прядки над ушами»] украшала наколка с длинным, наподобие фаты, крепом, но что особенно поразило Никиту, так это круглые очки в роговой оправе». К тому же, «девица за всю беседу так и не сказала ни слова».
Он даже назначает встречу с друзьями не в собственном доме, не желая знакомить их с приезжей и опасаясь насмешек: «Фрейлина обязана быть хорошенькой, это, так сказать, закон жанра. В противном случае он выглядит смешно. Этакий неудачник: покупал лошадь, а обнаружил, что это верблюд, выиграл огромную сумму денег и тут же выяснил, что играл с шулерами, принял в доме фрейлину, а ею оказалась неказистая стрекоза в очках… Алёшка начнет трунить, Белов подмигивать, мол, вот они, холостяки, поумнее нас, женатых, а он как хозяин дома должен будет поощрительно на них поглядывать, круглить грудь, похохатывать глупо — пошлость непереносимая».
Однако постепенно он начинает понимать, что странная девушка, с которой его свела судьба, - вовсе не пустая кокетка, а по-своему очень интересный человек, склонный к неожиданным поступкам («Я сбежала. Через окно. Мне надо поговорить с вами…. Лидия считает, что я задаю слишком много вопросов. Она бы мне и рта не дала раскрыть») и неожиданным оценкам людей. Удивительна её реакция на обморок императрицы: «Мне она понравилась… Она такая красивая и такая несчастная… Я буду служить ей верой и правдой»). И авторское замечание: «На Мелитрису оглядывались. Кого-то занимали её очки, кто-то удивлялся её словам, произнесённым громко и без утайки. Петербург знал, что любителями судачить о здоровье государыни интересуется Тайная канцелярия. Верноподданным подобает только благоговеть, а судачить могут только провинциалы и дурочки». Провинциалка – конечно. Но никак не дурочка.
И события начнут разворачиваться…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Путеводитель по всему циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь