Четвертая, заключительная часть рассказа
Как бы там ни было, жизнь текла дальше. А дальше было вот что.
Детей у Ирины так и не случилось, и Павел, как она и предвидела, подал на развод, особенно настроенный собственной матерью.
Подруги, как могли, утешали Ирину, снова звучали слова о том, что всё еще будет, но Ирина особо не реагировала, было похоже, что просто ждала, когда подруги наконец уйдут. К себе, в свои благополучные жизни. В гости к ним она не стремилась, на общие посиделки не приходила, ссылалась на занятость, но на телефонные звонки все же отвечала, хотя и не всегда.
Стало известно, что развод состоялся. Это подруги узнали не от самой Ирины, а от ее мамы, которая охотно с ними общалась, и которая, судя по тому, что она говорила, не понимала свою дочь. Со слов матери Ирины выходило, что та сама во всем и виновата, не надо было Пашке развод давать, времени-то, что они прожили в браке, не так уж и много прошло. Надо было, так считала мать Ирины, хоть в ноги кинуться и как-то уговорить Павла не совершать такого. "Пашка добрый, - говорила она. - Простил бы. Больно не сговорчивая она да упрямая, дочка-то моя, характером вся в покойную мамашу бати ее, не к ночи будь помянута! Я уж ей говорила-говорила, да Ирка разве послушает!"
Обе подруги, и Люда, и Лиза, были совсем другого мнения о Павле, на их взгляд, муж Ирины был заносчивым и самовлюбленным козлом, к тому же там явно роль играла и его матушка, которая Ирину и так-то не очень любила, а после того, как стало ясно, что у нее проблемы с рождением ребенка, - и подавно. Бабушку Ирины они обе не знали, та уже умeрла, когда все они пошли в школу, и не было ее уже несколько лет перед тем. Так что каким образом бабушка, которую Ирина и помнить-то не помнила, могла оказать влияние на характер внучки, было непонятно. Точнее, было понятно. Что мать Ирины всю ответственность всегда перекладывает на кого-то, и с дочерью у них отношения не очень хорошие, вот последнее подруги знали давно. Мать Ирины была зациклена на себе и том впечатлении, которое производила на окружающих, до дочери ей не было особенного дела, она ее мало замечала. Дочь, как теперь понимали обе подруги и говорили теперь об этом, должна была быть чуть ли не идеальной, а каким образом - не ясно. Ирина росла полузаброшенным ребенком - одета, обута, "а что еще-то, всё у нее есть", - так считала ее мать. Не было у Ирины совсем немногого: внимания и участия матери, не учил ее никто жизни, не общался, окрики больше, если что не так. А как? А понимай сама.
Подруги даже теперь припоминали, как показывали Ирине что-то несложное, то, чему их научили мамы. Показывали и немного посмеивались над тем, что она что-то не умеет. Ирина быстро схватывала, но, видимо, этого было все же недостаточно. Не обо всем она спрашивала, стеснялась, да и не могло общение со сверстницами заменить общение с матерью, которая была вечно "занята". Матери и Люды, и Лизы тоже много работали, но настолько "занятыми" и "уставшими" себя не показывали, хватало у них времени и на детей.
Теперь Люда и Лиза это понимали, вспоминая все прожитые рядом школьные годы, и другие годы, что общались они с Ириной, пусть и не так часто, как во время учебы в школе, но все же и немало.
Но, понимай - не понимай, прошлого не изменишь. Разговаривали подруги с матерью Ирины по той причине, что сама Ирина не всегда брала трубку, да и не больно делилась тем, что у нее происходит.
Еще до развода Ирина переехала к родителям. Но не надолго. Не вдаваясь в объяснения, она сняла комнату и съехала туда. И работала. Просто работала и мало с кем общалась. По этой причине подруги и продолжали время от времени звонить и ее матери.
Через несколько месяцев Ирина попала в больницу. Воспаление легких. Но в больнице, а где она лежит рассказала позвонившая Люде ее мать, Ирина пробыла долго. С приходящими подругами разговаривала мало, и по причине своего плохого состояния, и потому, что не рвалась общаться.
- Поняла, что плохо, - говорила Ирина. - И чувствую себя так, и вижу по реакции врачей, - она отдышалась. - И пусть. Мне и жить неохота. Пусть. Хоть бы уж побыстрее.
На слова Люды и Лизы о том, что выкарабкиваться надо и делать, что ей велят, и что всё это излечимо, пусть она себя не настраивает на такое, - отмалчивалась, лишь говорила, что устала и что спать хочет. Подруги что-то говорили еще, мотивировали не падать духом, но Ирина отворачивалась и делала вид, что спит.
Подруги уходили. В больницу к Ирине они ходили не всегда вместе, не всегда могли собраться, все же семьи у обеих, но старались навещать, особенно Люда.
Ощущения после таких посещений оставались тяжелые, и у них появились опасения, что неблагоприятный исход возможен, особенно после того, как поговорили с ее врачом. Тот рассказал, что положение Ирины не стабильное, а когда пациент не хочет выздоравливать, то всё может быть...
Вид у доктора был отстраненный, он был недоволен такой пациенткой, да и летальных исходов больнице не нужно было.
- Вы бы пообщались с ней, - говорил он. - Человек не должен так наплевательски к себе относиться.
Подруги обещали "говорить", но они это делали и без того, при этом у них, у обеих, сложилось впечатление, что доктор как раз сам относится "наплевательски" к Ирине, судя по его отстраненному и практически равнодушному виду.
Что могли еще сделать подруги? Они делали всё и очень боялись самого плохого. Люда раскопала связи и обратилась к главврачу, тот выслушал и уверил её и присутствующего при встрече её мужа, что в больнице сделают всё необходимое, чтобы вылечить пациентку. Снова звучали слова о важности поддержки близких. Люда спросила, не нужны ли еще какие-то лекарства. Главврач пожал плечами и сказал, что всё необходимое у них есть, пусть разговаривают с лечащим доктором.
Лечащий врач в этот раз сказал, что в больнице очень мало средств, и рассказал о препаратах, которые могли бы способствовать улучшению состояния пациентки.
- Я говорил с ее семьей, у нас этого нет. Но они не достали.
Люда приложила все усилия - препараты очень скоро оказались у лечащего врача Ирины.
Из-за этого или из-за чего-то другого, но дела Ирины свернули на поправку, и через какое-то время ее выписали на амбулаторное долечивание, точнее, чтобы она окрепла, продлили все же больничный. Ирина была очень слаба.
На ее работе выражали вроде бы понимание, и в то же время говорили, что "в наше нелегкое время всем не просто, и надо держаться за работу, нужно побыстрее выходить".
С подругами она встретилась, те приехали в коммунальную квартиру, где Ирина снимала совсем маленькую комнатку.
- Уволилась я, - сказала им Ирина.
- И как теперь ты будешь? - осторожно спросила Люда.
- Как Бог даст, - спокойно ответила Ирина. - Я знаю, ты достала лекарства, спасибо тебе. Сколько я должна? - после уверений Люды, что ничего она не должна, продолжила. - Лекарства помогли... Но если бы Бог не захотел, чтобы я жила, то ничего не помогло бы. Я теперь поняла... У каждого своя судьба, и нечего пенять.
- Что теперь ты будешь делать, когда окрепнешь? - на этот раз спрашивала Лиза.
- Что делать? - рассеянно повторила Ирина. - А... Бог не выдаст, значит, будет и путь. Что-то, да буду делать.
Подруги не очень поняли, как Ирина станет жить, но видели, что теперь она совершенно в другом состоянии, вовсе не упадническом, как прежде.
Ирина от души благодарила Люду, да и обеих подруг - за участие, и говорила, что они - самые близкие ее люди.
Через какое-то время Ирина оповестила подруг об отъезде. Она собиралась уезжать в монастырь, в соседнюю область.
- В монахини?! - поражались подруги. - Твоя жизнь не закончена! Ты молода, красива! А работа... найдешь еще!
- Найду, - соглашалась Ирина. - Уже нашла. Монастырь - вот теперь мой путь. В монахини? Сразу не получится, да и не знаю я, как оно будет, но в монастырь я поеду.
Так и случилось. Прожившая при монастыре, постоянно писала своим подругам, они как-то посетили ее. Ирина казалась совершенно другой, спокойной и куда более светлой. Оставалось лишь порадоваться за нее, было видно, что она счастлива, умиротворена.
Монахиней Ирина не стала, а была кем-то вроде послушницы. Через пару лет она покинула пределы монастыря и поселилась в расположенном рядом маленьком городе. Работала при храме. Возвращаться в свой город не собиралась. Еще через год она познакомилась с мужчиной. До этого он храм не особо посещал, а после того, как скончалась его жена, стал иногда заходить, ставить свечки за упокой, поскольку об этом просила его жена, и за здравие близких. И первой, кому он задал какой-то вопрос, была Ирина. Позже он часто обращался к ней, если Ирина оказывалась в храме.
Так и завязалось их общение. Через полтора года Михаил и Ирина венчались в этом же храме. А еще спустя три года у них появился первенец. Ребенок был первый для Ирины, у Михаила уже был сын-подросток, который не сразу, но принял мачеху, а к моменту появления сестренки у них с Ириной были уже теплые отношения.
Ребенка Ирина считала настоящим чудом, благословением божьим, потому что все это время, особенно когда вышла из монастырских стен, она врачей не избегала, но и специального лечения, как прежде, не проходила.
Спустя пару лет у пары родился еще один ребенок. Трое детей, включая старшего сына Михаила, семья, любящий и теперь верующий, как и она сама, муж. О таком Ирина и не помышляла, и теперь непрерывно благодарила Господа за дарованное ей счастье.
При общении с подругами, которые изредка приезжали к ней, говорила, что в этом и был ее путь, которого она не ведала. И всё, что ей пришлось пройти, всё это было предначертано, и ни одно гадание показывать такого не может. И что права была мама Лизы, говорившая, что играть с таким не надо. У каждого свой путь, и каждый должен принять его и пройти настолько достойно, насколько это только возможно.
Подруги не могли с этим спорить. Свою маму Ирина давно простила и общалась с ней. И говорила, что благодарна судьбе за всё - за плохое и хорошее, за ошибки и тупики, и, конечно, за встречу с Михаилом и за детей.
Теперь и Люда, и Лиза тоже несколько иначе смотрели на многое, жизнь Ирины стала и для них своего рода светочем. И их общение и дружба продолжались, никакое расстояние не могло этому помешать.
________________________________________