Живая Вода

Теперь Орест видел котлы, подобные котлу Аннет. Точнее, котлы были обычные, немного разной формы, но по сути не отличающиеся друг от друга. Особенным был только пар над ними. Нельзя сказать, что он часто видел такой особый пар - почти прозрачный и с лёгким едва заметным голубым оттенком. Скорее, редко. Но он никогда не пропускал такие котлы, да и не мог он их проглядеть, эти котлы сами магнитом притягивали его внимание, и, как и в самом первом случае с Аннет, он почти моментально оказывался там, как бы далеко ни был этот котел...

Над тем котлом поднимался особый пар, прозрачный и светло-нежно-голубого оттенка. Этот нежный голубой оттенок был лёгким, почти неуловимым, но он был. Это она! И этот особый дым, которого Оресту не приходилось видеть раньше - ведь всё указывало, что это она. Надежда, которая покинула его у входа в Смрад, которой здесь и быть не могло, каким-то немыслимым образом, проникнув через все aдские препоны, против всех законов и таможен aда, была и здесь, и сейчас она вновь проникала в его душу. Орест мчался...

Орест не мог сказать точно, сколько времени продолжалось его шествие по Смраду. Видел он везде примерно одно и то же: все эти котлы и черти-истопники около них. И он не надеялся встретить ее, увидеть тот котел, в который попала Эва. Нет надежды, он должен был оставить надежду у порога Смрада - и оставил. Но все же... Иногда он видел женщин в котлах и пытался подойти туда, но черти-истопники при попытках его приближения тут же выставляли вперёд свои кочерги, как пики. Ни одна из этих женщин не напоминала Эву, но ему было их жаль...

Никто его не хватал, ни на какие сковородки не тащил. Орест ждал чего угодно, однако ничего не происходило. Под ногами было что-то вроде растрескавшейся иссохшей земли темно-бурого оттенка. Смрад был довольно густой, но Орест потихоньку шел, придерживаясь всё того же направления, указанного когтистой рукой Петровны, и полагая, что схватить его могут в любой миг, когда им там понадобится. Видимость вокруг была примерно на метр от него, да и то неважная. Однако по мере того, как он продвигался, смрад...

Было не видно, что там вдалеке, всё заволокло какой-то грязновато-белёсой дымкой. А сразу около входа был стол, обыкновенный такой стол, только большой. Очень большой и черного дерева. За столом, вроде вахтерши, сидела маленькая старушенция, которая из-за размеров стола едва виднелась над столешницей. Над столом висела пафосная табличка, вроде той, что у входа, эта табличка тоже вся переливалась, и по ее периметру бегали разноцветные огоньки. На самой табличке ядовито-зелено-неоновым было выведено: "Петровна"...

Орест лишь чувствовал, что земля все более стремительно поглощает его, и он движется вниз-вниз, и чем дальше, тем быстрее. Сколько продолжалось это движение, он не знал, он лишь ощущал его, это движение вглубь земли, но не видел ничего, лишь чувствовал давящую со всех сторон землю и это движение вниз. И обдирающее его кожу стремительное и немилосердное касание комьев. Футболка осталась наверху, на нем были лишь джинсы, и когда он упал на что-то, сильно ударившись, он увидел, что весь ободранный, в крoви, а его джинсы сильно порваны...

Орест углубился уже настолько, что края ямы возвышались над ним не менее, чем на метр. Но Эвы все ещё не было. Овчарка по-прежнему сидела на краю ямы, наблюдая за ним сверху. Землю становилось все труднее выбрасывать за пределы ямы из-за ее глубины, Орест, набрав земли в футболку, всё же приспособился вышвыривать землю. Результатов все ещё не было. А если их не будет и дальше? Тогда он не сможет вышвыривать эту землю, а яма норовила осыпаться. Если он уйдет за помощью, это место можно будет и не...

"К Эве нужно идти, к Эве... " Мысль билась в его голове, в то же время он не хотел идти туда прямо сейчас, предполагая, что, скорее всего, сегодня Эва отправится к бабуле. "Завтра, - снова думал он, но и эта мысль ему уже не нравилась, он испытывал неясную тревогу, хотелось идти прямо сейчас. Но она же могла уйти к бабуле. А если не ушла, то что с ней могло произойти? Наверно, и злится пока на него сильно, вряд ли и говорить станет, а если и станет, наговорит ему... Надо, чтобы успокоилась, вот что...

Эва пришла домой обессиленная после разговора. Она знала, знала это... Не любит ее Орест, да и никогда не любил... Просто увлекся, потому что почти ни с кем, кроме нее, не общался. Зачем он только втянул ее в эту любовь! Лучше бы она жила просто и спокойно. А теперь... Ему-то - что? Лопает там свою яичницу и слопал эту бедную птицу. Ещё и ей предлагал! Специально! И доволен жизнью. Ну, расстались, ну и подумаешь. Видно же, что ему это безразлично. Было - и прошло! Так она и знала... А ей больно, так больно теперь...

Он не побежал следом за ней. Это ее "ненавижу"... Это его резануло. То, что он говорил... Всё он правильно говорил, хотя она и не желала слушать, как всегда. А колкости... Да, он сказал. Так в ответ на ее обвинения, которые и истине не соответствовали и были оскорбительными. Ну, вот, дождался и такого. "Ненавижу"... И после этого бежать и говорить, что любит? Чтобы она ему в ответ уже прямо и в лицо плюнула, напроситься и на это. Бежать следом - это и вовсе обострить конфликт, и уже до предела...

Он пришел к себе в дом, положил yбитого глухаря в таз и вынес этот таз во двор, поставил на скамейку, сам сел на другую скамью, стоящую около стола во дворе, и стал смотреть на этот таз. Птицу надо было приготовить. Он пошел в дом, взял книгу. Понятно. С глухаря лучше cнять кoжу вместе с перьями. Хотя можно и подготовить, и после этого ощипать. Потом выпотрошить и замариновать на какое-то время. И лишь потом готовить. Все это не было слишком трудным, но Орест не приступал к делу. Он всё смотрел на этот таз и думал о том, как же с треском провалился его план, Эва ему не поддавалась...

Эва не стала спорить. Говорил Орест гладко, и все же она не всё понимала. Что значит, только его слушать? Она, что, не слушает его? Ещё и как слушает. Вот он - он не прислушивается к ней. Конечно, она тоже должна меняться, это понятно, кое в чем Орест прав. Но далеко не во всем. И то произведение, на которое он ссылался, это классика, да. Так какой там век? И какой сейчас? И эта цитата: "... слушаться меня должна"! Что в их жизни это меняет? На горох ее ставить начнет, на колени, если она в чем-то будет не согласна? Эва фыркала от смеха, представив такую сцену...