-Влад, а ты что, не будешь купаться?
-Нет.
-Боишься? Да заделали уже дыру в ограждении. Пойдем!
-Я лучше тут в тенечке полежу, - знаю я теперь, как они эти ограждения ремонтируют.
Сам вчера видел, как дыры в проволочной сетке ангольские техники затягивали рыбацкой сеткой. Нет уж! Береженого - бог бережет! Особенно после вчерашнего случая.
Аэродром, на который мы перегоняли уже второй месяц самолеты, располагался недалеко от Луанды, между рекой Кванза и железной дорогой. Вечный объект нападений повстанцев. Полагаться же здесь мы могли только на кубинские отряды.
Ангольские солдаты выглядели браво только под взглядами местных красоток. При объявлении тревоги темнокожие вояки чуть ли не на руках грузили кубинцев в военные джипы и грузовики и потом долго махали им вслед, благословляя на боевые подвиги.
От липкой жары мы спасались под душем или сидя по горло в реке в пределах проволочной ограды. Река буквально кишела в этом районе крокодилами и другими мерзкими тварями.
Как вчера пятиметровая зверюка пробралась внутрь заграждения – неизвестно. Но пробралась! Это мы поняли по истошному крику ангольского техника, плескавшегося у самой сетки.
Через пару секунд все купающиеся уже стояли на берегу и с интересом наблюдали за процессом питания крокодила. Он ухватил несчастного за ногу и бешено вращал хвостом, пытаясь утащить жертву под воду.
И тут не выдержал наш командир звена Меркушов. Напоминающий фигурой деревенского кузнеца, Виталик с криком: «Держись, паря!!!» - кинулся на помощь.
Не оставлять же командира одного? Мы тоже бросились к нему. Втроем выдернули бедного техника из зубастой пасти. Правда, уже без ноги.
Виталик побежал звать доктора, а мы после битвы пытались отдышаться на берегу.
Покусанная жертва стонала у самой кромки воды. Остальные ангольцы что-то громко обсуждали, показывая руками в нашу сторону. Восхищаются, наверное, нашим подвигом, думали мы.
Оказалось, нет. Двое из толпы подошли к стонущему технику, подняли и бросили в воду. Кружащий неподалеку крокодил тут же утащил беднягу под воду. Мы растерянно вскочили, не зная, что делать.
В это время подбежал Виталик с переводчиком. Студент иняза Алик кричал и махал нам руками:
-Ребята, отойдите, не трогайте его.
Виталик увел нас подальше от реки. Когда успокоились, Алик объяснил, что мы совершили неслыханное богохульство по местным обычаям.
Считается недопустимым отбирать выбранную жертву у крокодила. Если даже жертва сама отобьется, ее положено вернуть хозяину реки. Как говорится, все что надкушено – мое.
Не хочу быть надкушенным. Лучше полежу в тенечке.
-------------
Голые лебеди.
-Серега, ты в увольнение записался?
-Нет, сегодня же концерт в клубе, забыл?
-Ну его, холодрыга там, пошли на танцы в поселок. Оттопыримся!
-Нет, Холопов сказал, балет будет выступать. Я никогда не видел. Вживую.
-Как хочешь. А я пойду немочек потискаю. Ты глаза, Серега, береги! Чтоб не стерлись об голых балерин! – Мой друг с хохотом убежал готовиться в увольнение.
Майор Холопов – это наш заместитель по воспитательной работе. Раньше их замполитами называли. Да он и был до этого замполитом. На вечернем построении сказал, что выполнил свое обещание и завтра в полковом клубе будет выступать балетная группа из областного хореографического училища.
Так и сказал:
- В нашем Лебяжье будут выступать настоящие маленькие лебеди.
Здесь у нас все называется Лебяжье. И маленький поселок с поволжскими немцами. И учебный аэродром. И наш военный городок. В нем мы и живем все вместе – и офицеры с семьями, и курсанты, и солдаты.
Из развлечений – спортзал, клуб и библиотека. Артисты с концертами уже полгода к нам не приезжали. А тут такой подарок к Новому Году. Надо сходить.
В клубе было холодно. Это и понятно. На улице мороз около сорока градусов. Один ряд батарей вдоль стен не мог согреть огромный зал на пятьсот мест. Я пришел пораньше, чтобы занять место ближе к сцене. Все курсанты и солдаты сидели в шинелях и шапках. Я дохнул. Изо рта вырвалась белая струя пара. Значит, не меньше пяти градусов мороза. Не примерзнуть бы к сиденью.
В зале было темно, но сцена ярко освещалась прожекторами. И тут я заметил на досках сцены замерзшее пятно воды. Видно, дневальный по клубу перестарался и налил на доски слишком много воды. Эта лужица и замерзла.
Да, маленькие лебеди будут танцевать на замерзшем озере. На настоящем.
Майор Холопов сидел в первом ряду рядом с начальником клуба. Они о чем-то весело беседовали.
На сцену вышел улыбающийся конферансье. В раздутом костюме и брюках. Видимо, надел под них все, что поместилось. Раздались бурные аплодисменты. Все хлопали с ожесточением, чтобы хоть немного согреться.
Конферансье долго рассказывал об училище и балеринах, много шутил и смеялся. Наконец, он объявил первый номер. Сказал, что выступит прима-балерина училища Светлана Белая. И ушел. В зале опять взорвался шквал аплодисментов.
На сцену на пуантах выпорхнуло бело-розовое воздушное чудо. Светлана была очень грациозна и обворожительно красива в белоснежной пачке, сверкающей короне на голове и кружевных перчатках до локтя.
Но больше на ней ничего не было!!!
Мы забыли, что балерины выступают в одних пачках! Зал замер. Со сцены доносилась только тихая печальная музыка. Девочка старательно проделывала изумительные по красоте па. Она кружилась, плавно прыгала с очаровательной улыбкой на розовом личике.
Розовом - от мороза. Все в зале смотрели не на прыжки и кружения по сцене, а на покрытую мурашками кожу рук и ног балерины. Она закончила танец. Поклонилась два раза и быстро убежала со сцены.
Раздались аплодисменты майора Холопова. Подняв руки, он ожесточенно хлопал. Один. Поняв, что что-то не так, опустил руки и оглянулся. В зале стояла гробовая тишина.
На сцену вышел озирающийся конферансье и объявил танец маленьких лебедей.
Этого зрелища мы бы уже вынести не смогли.
Сначала курсанты, а за ними и солдаты, встали и вышли из зала. Я оглянулся. Заместитель по воспитательной работе о чем-то переговаривался с конферансье.
Как я завидовал своему другу!
А мне с этим уроком балета придется жить всю жизнь...
--------------
Прыжок в любовь
Глава 1. В которой механик самолета прапорщик Петров забывает открыть клапаны на аккумуляторах и они взрываются, а летчик принимает это за божий гнев.
Пинок под зад при катапультировании был так силен, что я на минуту потерял сознание, не услышав хлопка раскрывшегося парашюта.
Мне казалось, что я лечу к тебе, моя милая Машенька, продираясь сквозь липкую сырость облаков, чтобы быстрее окунуться в зеленую глубину твоего взгляда и укутаться ароматом твоего мягкого и теплого дыхания.
Бац… и вместо уютной кабины со светящимися живыми приборами - черная бархатная тишина. Я вытаращил глаза и завертел головой. Светлее не стало. Зато стало яснее. Я повис над пятикилометровой пропастью высоко над землей на парашюте. Тишина такая, что хочется вытащить затычки из ушей. После гула двигателей, шипенья и скрипа рации – полное ощущение глухоты. Чтобы проверить, похлопал перчаткой по кожаной куртке. Нет, слышу хорошо.
Настроение сразу улучшилось. Можно и оглядеться. Еще раз покрутил головой. Вверху – звездный купол. А что подо мной?
Вот тебе и обычный ночной полет по маршруту. Взлетел я с аэродрома Сумы и шел к поворотному пункту над Щорсом, в районе пересечения границ трех государств. Взрыв в хвостовой части раздался в начале разворота и я, беспорядочно вращаясь, летел вперед еще с минуту. Пока доложил, пока на командном пункте анализировали, пока получил разрешение и команду на катапультирование – прошло еще минуты две. Кучка огоньков на горизонте, - это очевидно был Мозырь.
Сейчас, медленно опускаясь на парашюте, огней на горизонте не видно. Значит, я где-то посредине между Чернобылем и Хойниками, в нежилой зараженной зоне Беларуси. Не хотелось бы туда. Говорят, там даже волки двухголовые. Я непроизвольно поджал ноги, так мне не хотелось в эту радиационную пустыню.
Теперь понятно - почему подо мной такая чернота! Ни единой души, ни единого огонька - на десятки километров.
Я подергал стропы, чтобы лучше оглядеться. Есть! И точно у меня по курсу. Яркий четкий квадрат из желтых точек на земле в окружении бархатной черноты.
Я еще немного подработал стропами, чтобы не промахнуться. Где свет, там и люди! А люди – всегда помогут мне вернуться в Сумы, на аэродром, в военный городок, к моей женушке Машеньке.
Боже мой, я тогда совсем забыл, что люди бывают разные и что свет - не всегда к добру!
Глава 2. В которой с неба падает ангел, который больше похож на инопланетянина и, в итоге, оказывается пьяным миражом.
Мы с Веркой, разводящей караула, играли в очко на раздевание, когда раздался гудок прямой связи с вышки.
- Че у тебя, Краснова? Новую болезнь придумала? Стой до шести, некем тебя подменить, поняла? И нечего звонить каждые пять минут, я занята.
- Тарищ каптан, тут эта – с неба к нам упал хтой-то. Ик! Белое на нем чой-то и шевелится! Ик!
- Краснова, ты что, опять вина во фляжку набухала? – я опустила трубку. - Нет, Вер, ты глянь. Опять эта алкашка надралась на посту. Ну, что будем делать? Надо менять.
- А что говорит? – Верка сидела, поеживаясь, в одних трусах и страстно жаждала быстрее отыграться. Заменять единственную оставшуюся в это летнее отпускное время караульную ей страшно не хотелось.
- Ангел белый, говорит, с неба упал. Уже до белочки наклюкалась!
- Дай трубу. Краснова, что у тебя? Что там за белые ангелы?
- Вер, он уже не белый. Ик! Он весь зеленый и прыгает, руками машет. Ик!
- Вот, блин, придется идти. Она уже до зеленых чертиков допилась. Зин, верни шмотки, а?
- Неа. Комбинашку французскую не отдам, комбез забирай.
- Чож я его, на голые сиськи одевать должна?
- Твои проблемы. Ты мне полувер штатовский вернула? Нет. С тобой пойду, давай, одевайся быстрее, - я сгребла груду шелкового белья и сунула под куртку. Оставлять в караулке – все равно, что выкинуть.
Пьяную, шатающуюся Краснову мы застали возле пятого барака. Она крутилась на месте, шарила по земле и что-то бормотала.
- Вот здесь он был, тарищ каптан. Ик! Сначала белый, потом позеленел, потом исчез. Ик!
- Иди уже, пьянь. Хрен тебе теперь, а не премию. И годовую – тоже.
- А я говорю – был он. Зеленый. Ик! А хрен – не откажусь…
- С рогами? – Верка сняла с пьяной караульной автомат и стала подниматься на вышку у ворот. Три остальные по углам нашей женской колонии каждое лето пустовали, хотя все пять бараков были забиты зэчками под завязку.
Бежать все равно никто не решится, хоть ворота открывай. Режим у нас слабый. Все с малыми сроками. Да и все прекрасно понимали, чем грозит путешествие в несколько десятков километров в радиационной зоне.
Внутри колонии каждый месяц проводилась тщательная дезактивация, радиация была на уровне и зэчки об этом прекрасно знали. И все равно, каждая вторая придумывала себе кучу болячек, только, чтобы перевели отсюда в более крупную колонию с больницей. В нашей была только фельдшерица с ящиком таблеток.
И все поголовно требовали свиданий с мужьями или сожителями, чаще выдуманными. Лишение свидания было самым страшным наказанием, поэтому зэчки не бузили. Кровати в комнате свиданий давно уже не ставили, так как они не выдерживали и месяца. Плотник из Митьков соорудил там широкий топчан из горбыля, но все равно никто не жаловался. Все поголовно мечтали забеременеть и вырваться из этого зараженного ада.
Из мужиков был один начальник колонии – Хозяин. Рогов Петр Ильич уже пять лет ходил без погон, так как звание у него практически каждые три месяца менялось в диапазоне от майора до полковника. Ему, то с треском пришивали уши к папахе, то нежно отдирали. Из-за преклонного возраста зэчки звали его дедушка Ильич. Рогов пил у себя в кабинете с обеда до вечера французский коньяк и уже давно ничего не хотел и ни на что не обижался. Хотя нет. Одна страстишка у него была – Сун Ли из третьего барака, по кличке Лолита Ильича. Чем эта кореянка так покорила сердце старого пьянчужки, и что он с ней делал ежедневно с самого утра до обеда – было великой тайной. Знала эту тайну только Бомба - зэчка-пахан, смотрящая колонии.
Я взяла под руку караульную и повела отсыпаться в дежурное помещение.
Глава 3. В которой все сначала хорошо, а потом – все плохо.
Из-за непроглядной темени я не вовремя поддернул стропы, когда уже пролетел мимо прожекторов. А они оказались совсем невысоко. Острая боль в копчике и пятках заставила свернуться калачиком. Из-за безветрия купол парашюта накрыл меня. Минуту я отходил от болевого шока. Потом подрыгал ногами. Боли не было. Стал на четвереньки и стал выползать наружу. Шелковая ткань легко скользила по спине. Отстегнул лямки и собрал купол в кучу.
И тут увидел, как задергалось пятно света от прожектора. Вот оно проползло по высокой дощатой стене без окон. Склад, наверное. Похоже, я опустился на охраняемую территорию завода или фабрики. Черт, а если примут за шпиона и начнут стрелять? Вообще, строго говоря, я и есть сейчас шпион. А как иначе назвать военнослужащего другой страны на чужой территории?
Да еще этот светло-зеленый высотный костюм. Шлем, правда, я уже снял. Но все равно видок у меня был, конечно, не для танцев в ресторане, любой испугается. А что, если закосить под космонавта? Луч света уперся мне в глаза и слепил. Я начал прыгать, размахивая руками и крича: «Я свой! Свой я!».
Неожиданно вверху раздались невнятные ругательства, грохот падения и луч прожектора уперся в небо. Зато теперь мне была хорошо видна вышка и человек на карачках, пытающийся уцепиться за прожектор.
Я шагнул к лестнице, чтобы помочь охраннику, но тут мне на голову опустился мешок из-под муки, что я определил по хлебному аромату. Нет, меня не стукнули пустым мешком, а надели до пояса, лишив возможности видеть и двигать руками.
Потом трое подняли и головой вперед понесли. Сначала я слышал топот по асфальту, потом приглушенные шаги по траве или мягкой земле. Дальше долгий спуск вниз и быстрый подъем наверх. Меня усадили в мягкое кресло и сняли мешок. Темно. Я только почувствовал, как три тени прошелестели мимо.
Прислушался. И тут передо мной вспыхнул красный огонек. Нет, не сигарета. Я услышал сипенье трубки и приятный запах табака «Золотой улей».
- Не видишь меня? Ну, и хорошо, так даже нам обоим лучше, - женский хриплый смешок меня не порадовал.
По тембру ей лет пятьдесят.
- Вы кто?
- А ты как думаешь?
- Никак. Я после падения никак не могу понять – где я приземлился? Завод, что ли?
- По костюму – ты летчик. По разговору - русский. А с какого аэродрома?
- Сумы.
- О, да это же совсем рядом. А чего с парашютом прыгнул? В гости ко мне захотел?
- Вообще-то – катапультировался. Что-то взорвалось в хвосте самолета, и он стал неуправляемым.
- Ага, вон как. Что-нибудь болит? Стонал ты, когда тебя несли.
- Копчик ушиб сильно. Но это за два-три дня пройдет. А так, вроде, ничего не сломал.
- Ага. Ушиб – говоришь? Придется тебя подлечить. Пока поживешь здесь.
- Где?
- А ты как думаешь?
- Фабрика, да? Нет, это мельница, мешок с мукой был. А вы – хозяйка?
- Вот так и думай. Правильно, я здесь хозяйка. Девочки, что тебя несли – мои работницы.
Вот и славненько.
- А это что за помещение? Почему света нет?
- Амбар это. Склад для мешков с мукой. И хлама всякого, - снова хриплый смешок.
- А вы в дом меня разве не пригласите?
- Слушай, ты больной, тебя надо лечить. Сам сказал, что копчик болит. Мои девочки тебя вылечат, тогда и в дом перейдешь. Что тебя не устраивает?
- Темно тут.
- Так ведь ночь. Завтра будет светлее. Хотя окон здесь нет. Лилька, дай ему компот, он пить хочет.
- Не хочу я пить. Я домой хочу. В Сумы. Или в больницу.
- Хочешь. Пей.
Я увидел возле кресла худенькую тень, протягивающую мне огромную кружку. Я выпил. Вкус какого-то лекарства. Голова закружилась, и я опять провалился в черноту.
Глава 4. В которой делаются непонятные распоряжения и приготовления.
Разговор с летчиком мне не очень понравился. Много о себе думает. Права вздумал качать. Не хочется его на иглу сажать, как туриста американского в прошлом году. Хорошо, если потом соскочит, а если нет? Молоденький совсем. Тридцати еще нет. Самый жеребячий возраст. Девки вон все почуяли свободу, аж лижут меня взглядами. Эх, жаль я уже выскочила из красной полосы.
А может… Нет, девки сильно озлобятся.
- Сильва, список на месяц готов?
- Готов.
- Дай я гляну. Готовь и на второй.
- Бомба, опасно. Америкашка тогда через две недели на стену полез.
- Так то ж америкашка. Чувствую, этот долго протянет. Сколько ты на него в день вешаешь?
- Через три часа – восемь ходок. На месяц – двести сорок. А у нас в пяти бараках - восемьсот.
Недовольных много будет.
- Это так. Давай править. Делай списки сразу на два месяца, но через четыре часа. Тогда на сутки - шесть, на месяц – сто восемьдесят, а за два – уже триста шестьдесят. А это – уже половина.
Остальным – обещай. Их включи на третий и четвертый месяц. Списки покажешь – пусть надеются. А через два месяца скажем – сбежал. Тогда никто не пикнет. А там, может, еще какой турист забредет, мало ли их сейчас по зоне шастает?
- Вот я и говорю, надо сестер Борзых пустить дня на два в зону. Они сами вызвались на охоту.
Обещали сразу двоих приволочь. Они ж эти, самбистки.
- Ладно, подумаю. Включи их на первый месяц, чтоб не обиделись. А первыми пустишь самых сладеньких, помоложе – Сун Ли и китаянку Сачи Кояму.
- А я?
- Ты еще мне тут нужна. Я тебе и так свою массажистку отдала. И еще раз всем объясни – первыми пойдут с самыми большими сроками, поняла?
- Да поняла я уже все. Массажистку…
- Не бурчи. На ванну – пятерых каждые четыре часа. Первый день – молочные, потом – пополам с цветочными. Трех – на стриптиз, двух – лизунчиков, двух – нянь, погрудастее. Да не перекармливайте, как туриста. Бедняга аж рыгал тогда от черной икры. Больше яиц, лука и сметаны.
- Да знаю я.
- Все вы знаете, а начнешь проверять – все нахрен перепутано. Иди, он через час проснется. Молоко не забудь подогреть.
Глава 5. Теплое молоко - но не пить, теплая грудь – но на закуску.
Очнулся от жажды. Все в горле пылало. Встал с кресла и уткнулся грудью в стол. И только тут почувствовал, что совершенно голый. Пошарил в кресле – ничего нет. На столе стояла та же огромная кружка. Понюхал. Лекарством не пахнет. Пахнет лимоном. Выхлебал почти половину.
Вода с лимонным соком. Настоящим. Эх, пожрать бы еще. Аж коленки сводит от голода. Сколько же я проспал? И копчик совсем не болит. Если не надавливать. Значит, не сломан, просто ушиб.
Уже хорошо.
- Эй, хозяйка! Как там тебя? Ты где?
- Не шуми. Мы за нее. Она больше не придет. Лечить тебя мы будем. Зови нас – сестры Бэри.
- А вторую?
- Мы близнецы, какая разница?
- А, так бы и сказали. Врачи, что ли?
- Да, и врачи тоже.
- Понял. Поесть хочу для начала. А потом – мне надо по телефону позвонить. Начальству своему. Ищут меня.
- Это – без проблем.
- Телефон?
- Нет – пожрать.
Минут через десять сестры принесли шипящую сковороду яичницы с колбасой, чашку салата из помидор с луком и стакан сметаны. Мне понравилось угощение хозяйки.
Постепенно стал приглядываться, и тьма скоро превратилась в сумрак. Встав с кресла, решил ощупать помещение. Стена из чего-то мягкого в скользких полиэтиленовых чехлах.
- Бэри, что это?
- Постельные комплекты новые, матрасы, одеяла, простыни. Вдоль всех стен до потолка. На полу – матрасы. Это же склад.
- А как же вы сюда входите?
- Через подвал. Но крышку люка отрыть можно только снизу.
Я вернулся в кресло. Это явно не мельница. Там нужен склад матрасов и одеял? В голове всплыл квадрат с прожекторами по периметру, вышки по углам. Черт, да это же колония для заключенных! И видимо, судя по контингенту, – женская. А та – с трубкой, наверное, старшая. Так, о своих догадках пока буду молчать, и думать, как дать знать о себе на волю.
Начавшиеся вокруг меня приготовления вскоре не оставили у меня никаких иллюзий, что зэчки готовят мне роль племенного быка. А это – надолго. Сколько их, интересно, в колонии?
Стоп! Меня же видел караульный на вышке. Значит, обязательно будут искать их начальники. И найдут – не сегодня, завтра. И наша поисковая группа еще будет искать. Но позже. Сначала они разыщут место падения самолета. А он мог улететь и упасть очень далеко отсюда. А искать и вычислять место катапультирования можно по радиообмену. Значит, в любом случае здесь скоро будет полно военных с собаками. Найдут. Раз такое дело, решил не сопротивляться и терпеливо ждать освобождения.
Тем временем вокруг меня кипела бурная деятельность. Все зэчки были абсолютно голые. Я видел в полумраке, как пятеро стали кругом на четвереньки. На них сверху набросили большой кусок полиэтилена. В получившуюся своеобразную ванну принесли и вылили четыре котла с дымящимся молоком.
Неужели это для меня? Не все миллионеры принимают ванны молочные. Прямо – хан персидский.
Справа от ванны сделали возвышение из матрасов и накрыли двумя коврами. Точно – ханское ложе.
У меня внутри зашевелился гадливый червячок – я вспомнил о своей женушке Машеньке. Всего год мы живем вместе и вот – первая, правда, вынужденная супружеская измена. Прости, Маша.
Я знал, что сопротивляться, прикидываться геем или импотентом – бесполезно. Я вон от одного вида ванны уже почти готов. Нет, баб не обдуришь. Они мужика за версту чуют.
И тут вспыхнул свет. Всего лишь свеча внутри розового китайского фонарика. А держала его в руках миниатюрная китаяночка, совсем ребенок. От горячено воздуха фонарик взмыл вверх, но его привязали к ковру на царском ложе. Вскоре рядом появился и второй - но уже голубовато-зеленого цвета. От сочетания цветов воздух казался густой колыхающеся водой. И в ее призрачной глубине появлялись все новые и новые персонажи.
Тихие переборы гавайской гитары донеслись со стороны стола, уставленного поистине королевскими яствами – экзотическими фруктами и сладостями. Интересно, постоянно у них так или это только для меня?
И тут в свете фонариков появились две чудные нимфы, укрытые только розоватым шифоновым покрывалом. Их гибкие голые тела плавно извивались под звуки музыки.
Китаяночка подошла ко мне и за руку повела к ванной. Меня тоже вводили в начавшееся красочное и чувственное представление. Она подала мне крохотный наперсток с коньяком, выдавила на себя несколько капель лимона и, когда я выпил, буквально впихнула мне маленький, теплый конус груди в рот. Чудная закуска, такой я еще никогда не пробовал. А, признаться, и всего остального – тоже.
Я непроизвольно притянул кукольное волнующее тельце к себе.
Глава 6. В которой приезжает Бармалей и разгоняет театр.
- И что вы скажете в свое оправдание, товарищ, как вас по званию, Петр Ильич?
- Наверное, теперь капитан, майора последний раз присвоили. Да зовите по-простому Петром. Не знал я, товарищ генерал, про вашего летчика. Если бы не моя кореянка Ли, и вы бы еще долго о нем ничего не знали.
- А вы считаете, целая неделя сексуальных извращений – это недолго? Да я бы…
- Так то - вы, товарищ генерал. А этот ваш, летчик, – жалобу вам написал? Нет. И не напишет.
Скажет, не помню ничего и делу трендец. Нет дела-то.
- Ну, не знаю, может ему и понравилось, тут вопрос – как мне все это в рапорте изложить?
- А так и напишите: упал с парашютом, ушибся, очнулся через неделю – ничего не помнит.
За дверью кабинета Хозяина послышался тихий хриплый смешок.
