Что самолёты обстреливали не только нас мы узнали уже в деревне. Стрелял самолёт и по землянкам в поле и даже сбросил небольшую бомбу. Ребятня уже обследовала неглубокую воронку и подобрала несколько осколков.
После обстрела землянок на конопляном поле некоторые семьи уже ушли в пещерки в яру реки, другие ещё гадали куда прятаться? Наша бабушка решила вернуться в деревенскую избу, «От антихриста не спрячешься!» – таков был её довод.
А попали под обстрел мы совершенно случайно, по любознательности. Кто-то из старших ребят сказал, что по рогнединской дорогой идёт много беженцев. Что такое беженцы мы уже знали – это народ, уходящий от фронта гремящего на западе. Как и мы, две недели назад, уехавшие сюда в деревню в эвакуацию. Деревенские ребята нас тоже называли беженцами. Вот мы и решили посмотреть как они уходят. Мы-то ехали на полуторке.
По мосту перешли Габью и вышли на тракт. А здесь полное столпотворение: друг за другом тянуться телеги с чемоданами и узлами. Малыши сидят на узлах, ребята постарше, взрослые тётки и бородатые мужики идут пешком.
Не знаю зачем мы пошли вместе со всеми к броду и дальше в гору через ржаное поле.
Вот в этот момент из-за леса показался самолёт. Но не такой, какие мы видели уже много раз – с кургузым тупым носом. У этого был заострённый нос, под крыльями были не колёса, а что-то вроде лаптей, да и гудел он непривычным гулом.
Самолёт пересёк дорогу, и видимо заметив вереницу телег и толпы народа стал разворачиваться.
Мужики что-то закричали и люди начали соскакивать с телег и ложиться в канавы - водосточные кюветы по обочинам тракта. Другие бежали в рожь. Зачем они это делают мы не понимали и продолжали стоять задрав головы в сторону приближающегося самолёта. Затем сквозь визг мотора прорвалось какое-то татаканье и над дорогой возникли фонтанчики пыли. Как нам объяснили позже, пыль взвилась там где пули попали в песчаную часть дороги.
В людей на этот раз лётчик не попал. А этот обоз самолёты обстреливали уже не единожды, были и убитые и люди привыкли разбегаться и прятаться в канавах.
Вот только мы были ничего не понимающая мелкота. Да и что могли мы соображать, шести и семилетние? А потому стояли скучившись и смотрели на самолёт, а у наших ног взлетали в воздух кусочки земли. Что это получалось от ударов пуль нам объяснили поднявшиеся из канав дядьки когда самолёт улетел. Они даже удивлялись, – как это нас не зацепило?
----------------
Виртуальная встреча с армейским другом
На просторах (или в дебрях?) Интернета откопал аудиокнигу барнаульского писателя Василия Морозова о 44-м УАП БВВАУЛ базировавшегося вначале в Славгороде, а затем на Панфиловском аэродроме. Это тот же аэродром на котором я летал в последнем курсе СВАУЛ, только в моё время мы звали его «аэродром Калманка», по имени ближайшей ж/д станции и посёлка при ней. (Со временем этот посёлок разросся и получил имя Новоромановка.)
ВПП аэродрома была грунтовой, а вот после создания в 66-м году Барнаульского лётного училища полосу построили бетонную. На ней и базировался 44-й полк нового училища, а его гарнизон размещался во вновь возведённом комплексе многоэтажных домов-хрущёвок в селе Панфилово. В моё время это было маленькое селение, которое и запомнилось только тем, что на его кладбище мы хоронили Лёшу Коваля, моего одногруппника, разбившегося в результате смерти в высотном полёте. У меня о той катастрофе есть в прозе.ру небольшой очерк.
Я не знаю в каком году создал Морозов свою аудио книгу. Думаю, что ещё во времена существования БВВАУЛ, но может быть и к какому-то юбилею уже несуществующего училища.
Есть в книге и кусочек, посвящённый моему армейскому другу В. Махалину. Даже приведён монолог Володи по поводу полёта в космос Г.С.Титова о том как он коментировал сослуживцем сообщение ТАСС.
Морозов говорит о Махалине как об известном асе училища, выделявшимся среди таких же как он инструкторов. Что же, это вполне закономерно: к моменту попадания в БВВАУЛ, Володя уже имел инструкторский стаж в Бердском УАП СВАУЛ, налёт порядка тысячи часов на истребителях и чуть больший налёт на всех типах ЛА, которых к тому времени освоил не менее 7-8-ми.
К этому времени в училищах отказались от первичной подготовки пилотов на моторных самолётах и перешли на обучение сразу на реактивных Л-29. На этом самолёте Володя и обучал курсантов будучи инструктором 44 УАП Барнаульского высшего военного авиационного училища. Как он дальше продвигался по служебной карьере в аудиокниге Морозова нет, я знаю об этом только по слухам. Через девятнадцать лет после моего «ухода» в запас, от приехавшего на наш завод в командировку бывшего нашего сослуживца Коли Хохлова узнаю, что Вовка по служебной лестнице взошёл до зама начальника училища по боевой подготовке, как у нас выражались – «зам по огню и дыму». Но Коля и в этом что-то путал, видимо тоже доверял слухам. Он хотя и жил в Барнауле, но с Махалиным не встречался.
Вот теперь о сказках моего друга. Он повествует, что в сообщении о втором пилотируемом полёте в космос после слов «пилотирует корабль майор Титов...» диктор замялся и в эту паузу Володя успел сказать: «Титов! Если ещё и Герман Степанович, то это наш, вместе выпускались из училища». После этого диктор закончил фразу: «... Герман Степанович.»
Это сообщение слушала вся страна и я в том числе. И уж никакой заминки диктора в середине фразы не заметили. А вот Володя успел не только заметить, но и вставить в паузу диктора свой комментарий.
Узнаю своего друга. Он так и остался неуёмным фантазёром с попытками что-то присочинить. Он Г.С.Титова и знать не мог, их пути ни где не пересекались. И хотя мы закончили одно и то же училище, выпуск был в разное время и в разных гарнизонах.
------------
Катастрофа
«СВАУЛ, Топчиха, 808 УАП».
Я заруливаю на заправку после полёта на высший пилотаж на больших высотах. По программе таких полётов два. Кроме провозного с инструктором и «на штопор» с замкомэски – эти два полёта предшествовали самостоятельному вылету. Второй я буду выполнять завтра, а пока проглатываю стартовый завтрак и неспешно иду в оцепление сменить Лёню Сажина.
К этому разделу программы подошли ещё двое из нашей группы и сейчас готовятся к такому же полёту. Отличие этих полётов (7 – 8 тыс. метров) от обычных на средних высотах в использовании кислорода; до высоты 5 тысяч летаем без него. Применяем не чистый кислород – прибор КП-1 позволяет настроиться на подсос воздуха и дышать смесью воздуха и кислорода в разных пропорциях.
Маска немного мешает, но к ней быстро привыкаешь. Дышать в маске начинаешь с земли – в воздухе её не одеть, да можно и просто забыть и получить кислородное голодание. Что это такое мы испытали в барокамере. Прибор настраиваем на минимальное потребление кислорода, чтобы реже дозаправлять систему.
На полпути слышу сзади хлопок выстрела из ракетницы и оглядываюсь. Ракета летит в мою сторону, а от квадрата бежит кто-то из курсантов. Останавливаюсь и жду. В подбегающем узнаю Лёню Балабаева. Что за чертовщина? Ведь он уже сейчас должен готовиться к своему вылету. Я был первым, за мной полетел Алексей Коваль, следующая очередь его.
Запыхавшийся Лёня сообщает: Коваль не вернулся, радиосвязи с ним нет, РП объявил «ковёр», а меня срочно требуют в квадрат. И тут до меня доходит, что пока я неспешно шёл в конец полосы, по ней не взлетела ни одна машина, только садились. И, по-видимому, уже все сели.
По времени Коваль уже 50 минут в воздухе, хотя продолжительность полёта 30. В положенный срок он не доложил о выполнении задания, на запрос не ответил. Что-то случилось. Но что?
В квадрате у репродуктора столпилась вся эскадрилья – инструктора, курсанты, механики самолётов и служб. Стоит напряжённая тишина, прерываемая запросами РП: «246-й, как слышите, приём». В ответ – только тихое потрескивание разрядов.
Напряжение на старте возрастает. Все понимают: если курсант потерял ориентировку и летит, не зная куда – такие случаи при отказе радиосвязи возможны, – то уже кончается керосин, и он будет совершать вынужденную посадку. Посадка вне аэродрома «на брюхо» тоже не подарок, но лучший вариант из возможных. Уже улетел в сторону пилотажной зоны на маленьком Як-12 заместитель комэски.
Инструктор и командир звена дотошно расспрашивают о подробностях моего полёта, работе кислородного прибора, показаниях приборов на всех режимах и эволюциях. Что я могу сказать, кроме уже сказанного ранее при получении замечаний о пилотировании? Что я сверх задания выполнял несколько дополнительных фигур? Так мы их всегда выполняем больше, чем по заданию. Наблюдающий за пилотированием курсант это видит, правда, инструктору мы об этом не докладываем, но он и сам знает. Но это не имеет никакого отношения к происходящему, самолёт был исправен, отклонений в показаниях приборов не было.
Наконец из репродуктора доносится: «Вижу, тридцать километров южнее зоны, горит… Подробности на земле. Связь кончаю». Это докладывает зам, проводящий облёт на Як-12. На этой машине он может снизиться до малых высот и всё рассмотреть подробно. Но он радиосвязь не возобновляет.
РП даёт команду свёртывать старт, курсантов строем ведут в казарму, к самолётам подруливают тягачи, буксируют на стоянку. Вскоре садится Як-12. Майор спрыгивает на землю и идёт в будку КП, не замечая вопросительных взглядов лётчиков.
Всем уже ясно – катастрофа! Но ещё теплится в глубине души маленькая надежда: «А вдруг живой? Вдруг успел катапультироваться!» Хотя понимаем, что зам рассмотрел нечто, заставившее его прекратить связь и дальнейший облёт места катастрофы.
После обеда у стоянки собирают механиков служб и солдат роты охраны БАТО, сажают на машины и отправляют к месту падения. Работа им предстоит долгая и жуткая – собирать обломки самолёта и, возможно, останки нашего друга.
Через сутки возвращаются с места катастрофы солдаты и сержанты. От них просачивается кое-какая информация. Затем привозят в ящике останки Алексея и помещают в комнатке «красного уголка».
Врач эскадрильи периодически меняет в ящике пузыри со льдом. От него узнаём: Коваль умер в полёте и о землю ударился самолёт с окоченевшим телом. Загадочно, непонятно и необъяснимо.
Учреждается специальный пост возле погибшего. Курсанты повально отказываются от дежурств, дежурят только добровольцы. Я тоже пробую отсидеть в этой комнатке свои два часа, и больше не могу – одолевает такое тоскливое и жуткое настроение, что хоть стреляйся.
Из группы только Лёнька сумел себя преодолеть и дежурил ночь, копаясь паяльником в радиодеталях. Он у нас радиолюбитель и вечно что-то мастерит. Счастливец – может отвлечься от тяжёлых мыслей.
В красном уголке (других помещений нет) покойник будет находиться до приезда родичей – отец и старший брат уже в пути, матери не будет, она слегла. Без родных нельзя решать вопрос о месте и времени похорон. Все считают, что останки увезут хоронить на родину Коваля, на Полтавщину.
Приезжают отец и брат. Отец едва держится, а брат проявляет такую настырность, будто сам хочет провести расследование. Следователи уже были – катастрофой занимается комиссия Главкома ВВС. Брат вконец измучил Овчинникова – нашего инструктора. Тот и так все дни ходит потерянный, с посеревшим лицом. А тут ещё брат высказывает твёрдое убеждение, что обнаружив неисправность, Коваль полез с ключами её исправлять, поэтому бросил штурвал и не выпрыгнул с парашютом. Вот это от них офицеры и скрывают, не хотят признаться в неисправности «аэроплана».
Куда полез, какие ключи? Чтобы разубедить ведём их на стоянку, показываем Миг-15. Я выступаю гидом – инструктор отказался отвергать глупые предположения. Видим, что он на грани срыва и берём родственников под опёку группы. Да и им с нами проще – они считают, что офицеры от них скрывают причины катастрофы.
Приглашаю их подняться по стремянке на плоскость, сдвигаю фонарь, показываю кабину. Не верят, – как здесь может разместиться человек? Коля Кадыков надевает парашют, садится, пристёгивается. Вдвоём объясняем, как работаем ручкой управления, педалями, сектором газа, как отстреливается кресло при катапультировании и прочие премудрости истребителя. Уютная кабинка «мига» их поразила. Видимо, они представляли лётчика за штурвалом как рулевого на капитанском мостике корабля.
Родственники решают захоронить Алексея на местном кладбище. Больше всего их пугает сложность перевозки. Не знаю, объяснили ли им, что транспортировку обязаны провести ВВС.
Дугласом доставляют обитый красной материей гроб в сопровождении двух врачей. Они готовят останки для похорон – родные потребовали провести прощание при открытом гробе.
Что там было укладывать в гроб? Из рассказов механиков, выезжавших к месту катастрофы, мы знаем, что тело исковеркано, а от головы сохранилось лишь часть лица с носом и челюсть с золотым зубом. Однако врачи знали своё дело – в гробу лежит подобие человеческого тела. Даже размозженный череп восстановлен. И из-под бинтов видна часть лица, по которой только и можно узнать погибшего.
Хороним в селе Панфилово на краю небольшого кладбища. Командир что-то говорит, строй механиков производит трёхкратный залп из карабинов. Я, как и многие курсанты, нахожусь в таком состоянии, что почти не замечаю церемонии. Оторопь и бездумное тоскливое состояние. Будто всё происходит где-то в другом мире, и я наблюдаю издалека. Полная отрешённость и безучастность.
Над могильным холмиком водружается клёпанная дюралюминиевая пирамида со звёздочкой на штыре. На пирамиде – силуэт рвущегося в небо МиГ-15 бис. Лётчики не погибают, – они уходят в небо!
Через неделю нам зачитывают выводы комиссии Главкома ВВС. Звучит примерно так:
«Курсант Коваль А.И. умер в воздухе – к моменту удара о землю кровь успела свернуться. Самолёт снижался продолжительное время и на планировании врезался в землю под углом около 15-ти градусов со скоростью 1000 – 1200 км/час, без крена. Двигатель ушёл в землю на глубину 2 метра, фюзеляж разрушился. В момент столкновения сработал пиропатрон катапультного сиденья при закрытом фонаре кабины. Фонарь сбит ударом кресла с курсантом. Кресло и тело курсанта по инерции улетели вперёд на 120 и 150 метров соответственно. Причём, при отделении кресла разорвался парашютный ранец и выпал купол парашюта, но не раскрылся".
Мы всё это уже знали. Знали, как удивился зам комэски, увидев с Яка за горящим МиГом вытянувшийся полураскрытый парашют с подобием человеческого тела в подвесной системе. Мы чётко представляем эту жуткую картину. Знаем мы от механиков и другие подробности, хотя их и предупредили о неразглашении. Выводы комиссии лишь обобщают уже известные нам факты и исключают кривотолки.
В этом году это первая катастрофа в училище. В прошлом году их было две, более месяца летнего времени было потеряно, отчего Толмачёвский полк не успел завершить программу. Но те катастрофы случились из-за ошибок курсантов при пилотировании. А сейчас? Смерть в полёте! Отчего? Объяснений нет.
Эскадрилья приступила к полётам. После перерыва все курсанты получают дополнительные провозные. Я тоже получаю дополнительный полёт на большие высоты и пару полётов по кругу на УТИ, а затем выполняю второй полёт на большие высоты на боевом МиГе. О катастрофе стараемся не вспоминать – иначе как дальше летать?
Пережитое отдаляется, переживания тускнеют и теряют свою остроту. Как говорится – жизнь продолжается.
Август 1956г.
Предыдущая часть:
Продолжение: