Лара зажала уши ладонями и постаралась вникнуть в параграф. Шум из коридора не давал сосредоточиться. Да что ж такое!
Девчонки в комнате уже улеглись, а Лара всё никак не могла вызубрить тему. Завтра коллоквиум!
Её считали «заучкой», слегка посмеивались, но по-дружески. Самая младшая в комнате и вообще на курсе – ей ещё не было 17-ти! Круглое миловидное личико, наивные карие глаза. Её прозвали «Чебурашка».
Дурочкой она не была. Разве что излишне романтизировала жизнь. Но это и понятно. Однокурсники были не просто старше – они были опытнее. Часть вообще пришла с рабфака – подготовительных курсов для работающей молодёжи. Например, Раисе было уже 28! На факультет журналистики она пришла после 10 лет работы в заводской многотиражке. Другие девчонки из их комнаты – кто успел поработать, кто поступил после школы, как и сама Лара, но всем было больше 18. Ну, и жизни хлебнули. А кто не хлебнул, усиленно познавал сейчас.
Личная жизнь Раисы проходила где-то вне общежития. Она часто пропадала целыми ночами или же возвращалась под утро, слегка пьяненькая и довольная. Вахтёрша к некоторым студентам благоволила и поэтому пускала её в любое время.
Карина не постеснялась расстаться с невинностью прямо на койке, не пощадив уши спящих соседок. Единственной, кто так и не проснулся, была Лара. Утром девчонки ухмылялись и переглядывались, а она только и спросила, кто стонал? Кому-то плохо стало?
Хохот стоял до потолка.
- Чебурашка ты наша! – ласково проговорила Ленка. – Как детей рожать будешь? Небось, до сих пор считаешь, что их в капусте находят?
Лара не обижалась, точнее, пропускала мимо ушей. Ну, хотят зубоскалить, пусть их. Естественно, она прекрасно знала, откуда берутся дети, но даже ни разу не целовалась. Было не с кем. В старших классах семья переехала, и дочку перевели в другое учебное заведение. Она и там была младше всех да и интересовалась чем-то совсем не общепринятым. Девочки красились, обсуждали наряды и парней. Лариса занималась в кружке юного журналиста при местной радиостанции и ходила на интервью с огромным чемоданом, которыми были в то время диктофоны.
В классе она стала белой вороной, с ней не дружили. Она не навязывалась. С 5 класса знала, что будет журналистом, и усиленно готовилась. Грызла гранит науки (правда, точные не давались), аккуратно складывала в папочку подготовленные материалы – интервью, заметки, репортажи. В то время было не принято платить детям, а то бы она лет с 11 уже зарабатывала.
Так что на глупости у неё времени не было. С мальчиками – только дружба или просто нейтралитет.
Хорошо ли, плохо ли, но теперь среди сокурсников она снова была на особом положении, закончив школу в 16. Женская часть коллектива относилась кто снисходительно, а кто и неприязненно. А мужская… Парни оберегали её, кажется. С ней мало общались, это правда. Она не курила, не пила, поэтому редко оказывалась в компаниях. Но если оказывалась, то рядом почти не звучала матерщина, и курить ребята отходили чуть в сторону.
Однажды в неё влюбился Семён. Ему было 25. По меркам самой Лары, оочень взрослый. Брюнет с яркими глазами, громкий, обаятельный, он считался парнем Алины Комковой, красивой, уверенной в себе девушки с 3 курса. Семён был из тех, кого знают все. Обладал приятным голосом, играл на гитаре. Был душой компаний и звездой всех студенческих вечеринок.
Лара и Рита в тот вечер занимались в читалке. В помещении больше никого не было - читальный зал заполнялся до отказа разве что перед экзаменами. Поэтому девушки вздрогнули, когда дверь распахнулась так резко, что аж стукнулась о противоположную стену. Вошёл Семён. Глянул на девчонок, сказал почему-то:
- Прячетесь?
Девушки в недоумении переглянулись, Лара ответила:
- Нет, учимся.
Семён задержал на ней взгляд, прошёл и сел за соседний стол.
- Мне, что ли, поучиться? – спросил сам себя со вздохом.
В читалку заглянул кто-то из парней:
- Сёма, пошли, все тебя ждут!
Но тот отмахнулся:
- Я занят. Уйди!
А затем вдруг резко пересел за стол к Ларисе! Она оторопела.
- Что зубришь? – поинтересовался Семён и глянул на обложку учебника. – «История русской журналистики».
И зачем-то захлопнул книжку. Лариса, удивляясь всё больше и начиная подозревать какой-то розыгрыш, снова открыла учебник, нашла нужную страницу. Рита, сидевшая за три стола от них, обернулась:
- Сёмочка, ты чего?
Она слегка заигрывала, но Семён не обратил на это внимания.
- К нам в январе Розенбаум приезжает, в курсе? У меня 2 билета. Ты как, Лара?
Лариса вскинула брови.
- Продаёшь?
Семён завис, а потом неуверенно ответил:
- Да нет, просто так отдаю.
- А на когда?
- Пятнадцатого.
Девушка сникла. Шестнадцатого января стоял тяжёлый экзамен, явно будет не до концертов.
- Рита, может, ты пойдёшь? – окликнула она соседку. – А то здесь билеты пропадают.
Маргарита отреагировала как-то странно, не обернулась и только отрицательно помотала головой. А Семён ещё раз вздохнул, резко встал, пробормотал:
- Ну, ладно, - и вышел.
- Странно, - сказала Лариса. – Никому не нужны билеты на Розенбаума?
- Дурочка! – воскликнула Рита. – Он тебя на свидание приглашал!
Лариса выпучила глаза:
- С чего ты решила?
Соседка смотрела на неё скривившись, с выражением «это не лечится». Потом покачала головой, повернулась к учебникам и занялась своими делами.
Лариса ещё немного подумала, а потом последовала её примеру. На Розенбаума хотелось, конечно. Но свидание с Семёном? А как же Алина Комкова? И вообще - он ей не нравился!
Спустя два дня случилось ещё кое-что. На этот раз в коридоре общежития.
Дело было вечером, все они, кроме Раисы, сидели в своей норке и пили чай. Вдруг послышался какой-то шум, возбуждённые голоса. Гомон нарастал, раздались вскрики. Женский голос требовал перестать. Девчонки за столом переглянулись, и в эту секунду в дверь с той стороны что-то ударилось. Новый вскрик.
Лена подбежала к выходу, толкнула ручку. Слышалась возня, дверь кто-то держал. Наконец, получилось приоткрыть, Лена выглянула, а потом и вовсе вышла. За ней потянулись остальные. Ларе хотелось догрызть печенье, и она встала последняя.
В коридоре уже ничего не происходило. Лена, Рита и Карина разговаривали с девушками с 3, кажется, курса. Одна из них выглянула из-за плеча Лены и смерила Лару неприязненным взглядом. Это была Алина Комкова.
Лариса вернулась к себе. Подошедшие девчонки расселись на свои места и взялись за чашки.
- Там твой Сёма чистил морду Андрею Будикову, - сообщила Рита.
- Чего это он мой!
- А того это. А знаешь, что делили? Тебя!
У Ларисы чуть печенье изо рта не выпало.
- Сдурела! – заявила она Ритке. – Я ни одного из них нормально не знаю.
- Потому тебя Алина ещё и не съела, - подытожила Карина. – Там весь 3 курс удивляется, как это два самых видных парня запали на … тебя.
Лариса пожала плечами.
- Мне они даром не нать и с деньгами не нать, - процитировала она мультик.
- Ох, Ларка, в тихом омуте…
Тот случай ничего, кроме удивления и даже некоторого недоверия, у Лары не вызвал. Казалось, такого с ней быть не может. Звали на свидание, дрались из-за неё… Что за страсти-мордасти? Она продолжала жить в уютном коконе, созданном из стремления учиться, развиваться в профессии. Безусловно, кокон этот состоял также из её наивности, невинности и некоторой душевной слепоте, из-за которой она не замечала, что вызывает у мальчиков-однокурсников желание защищать и опекать её. Это и приводило некоторых ко влюблённости.
Среди девушек же нарастали недоумение и ревность. Это проявлялось странно.
Однажды на доске объявлений в общаге появился листок. «Вступай в клуб брошенных женщин! - призывала надпись. – Если ты пострадала от неверности возлюбленного или от коварства разлучницы, приходи к нам за поддержкой! Комната номер 34».
Лара похихикала и пошла себе дальше. Вечером, однако, Рита принесла машинописный листок. «Газета» - красовалась сверху надпись большими буквами. Пониже: «Брошенки». И дальше шли материалы, как в настоящей газете.
«Почему нас бросают», «Портрет негодяя», «Стоит ли доверять красавчикам».
- Они их на ротаторе размножили, представляете? 40 штук выпустили! – сообщила Рита. – Тут и про тебя есть, - она протянула Ларе листок.
Внизу страницы была маленькая заметка «Наивные глазки как оружие». И дальше в сатирическом ключе шло описание Ларисы: как она, с виду милая и беспомощная, притягивает к себе внимание мужчин, и они попадаются в её сети. «А главное, всё это делается ради спортивного интереса! – восклицала автор под псевдонимом Коза рогатая. – Нашей милашке-чебурашке это нужно просто для самоутверждения».
Ларисе стало неприятно.
- Дуры. Заняться им больше нечем.
«Газета» вышла ещё пару раз, но Лариса больше не обращала на неё внимания. Хотя «брошенки» даже размещали этот листок на доске объявлений. Чего хотели добиться, непонятно.
Лара жила обычной жизнью. Сдала экзамены, съездила домой на каникулы. Сейчас, во 2 семестре, старалась учиться ещё лучше, чтобы получать повышенную стипендию.
- Куда тебе деньги, Ларка? – подкалывали её девчонки. – Не красишься, на дискотеки не ходишь.
Лариса улыбалась, отмалчивалась. Она начала работать внештатным корреспондентом на местном радио, в детской редакции. Времени стало ещё меньше. «Уроки» делала практически по ночам, когда остальные уже спали. Сидела с маленькой настольной лампой, отгородив её книжками, старалась упихнуть в голову учебный материал. Изредка мешали подвыпившие парни, которые начинали шуметь в конце коридора.
Сегодня там вообще было какое-то дикое сборище. Да что ж это такое! Лариса прислушалась. Ну, конечно, опять Сёма! В последнее время он съехал с катушек. Говорили, много пьёт, прогуливает лекции и семинары, набрал «хвостов»… Лариса надеялась, что всё это не из-за неразделённых ею чувств. Семён Большаков вообще был бабником. Алина Комкова давно была забыта, и он крутил романы направо и налево.
Бреньканье гитары, но певец не собирался исполнять что-то проникновенное. Он начал нечленораздельно орать. Неужели никому не мешает? И не остановит же никто!
Лариса решительно встала, открыла дверь в коридор. Так и есть. Человек 5 парней сидели на подоконнике и полу в мужской части этажа. Дымили, рядом стояли открытые бутылки. Семён с гитарой воодушевлённо вопил какую-то песню. Ему аплодировали. Лара быстро пошла в их сторону. Не дойдя метров трёх, рявкнула:
- Сёма! Заткнись! Ты людям мешаешь.
- Ути-пути, - пьяно засюсюкал Семён. Остальные молча ухмылялись.
- Свинья! – брезгливо бросила Лариса и пошла обратно к себе. Закрылась на ключ, села за стол, попыталась вчитаться в строки. Внезапно дверь сотряс удар и ещё один. Тонкая фанера проломилась, а сама дверь свалилась с петель. Отодвинув её, в комнату ввалился Семён.
Лариса не испугалась. В конце концов, она была не одна. Удивительно только, что от всего этого шума никто не проснулся!
Дико вращая глазами, Семён сказал:
- Ты почему меня свиньёй назвала? Я такого никому не прощаю.
В Ларисе вдруг проснулась какая-то странная уверенность.
- Сядь! – указала она на стул.
Парень глянул исподлобья, прошёл к столу, уселся.
- Ты чего добиваешься? – спросила девушка. – Чтобы тебя заметили? Ты и так заметный.
- Да ну… - усмехнулся тот. – И кто меня замечает?
- Все! Все, кому ты напакостил. Девчонки, с которыми ты гулял и бросил. Мы вот все, вынужденные терпеть твои выходки.
- Пф! Можно не терпеть. Ты же не стала?
- И ты выбил мне дверь.
- Ну, погорячился.
- А у тебя это постоянно.
Парень снова фыркнул.
- Чот я не пойму: тебе сколько лет, моралистка?
- Да неважно. Сколько бы ни было, я людям жизнь не порчу, а ты портишь.
Оба глянули на проломленную дверь. В коридоре стояла тишина, дружки Семёна либо разбежались, либо ждали, чем всё закончится.
- Ты зачем на журфак поступал? – спросила вдруг Лара.
Семён недоуменно посмотрел на неё.
- А ты?
- Я тебе историю одну расскажу. Мне её папа рассказывал, он тоже журналист. Из маленького рабочего городка. В молодости работал на заводе, учеником. И вот в многотиражке напечатали заметку про одну горе-мамашу. Она пила, гуляла и своим ребёнком не занималась. И эта пропитая мамаша, прочитав заметку, повесилась. От стыда. И папа тогда понял, что у печатного слова есть огромная сила. Понимаешь?
Семён молчал. Смотрел на свои сложенные на столе руки. Потом поднял глаза.
- Ты малохольная! Я думал, толи дура, толи придуриваешься. А ты – идейная. Таких нет сейчас, понимаешь?
- Но я же есть!
Сёма покрутил головой, как бы говоря: «Не верю!» - встал и вышел. Дверь он просто приставил к проёму, загородив выход. Лариса минутку посидела, потом разделась и легла спать. Девчонки так и не проснулись.
Утром всех разбудил стук молотка. Приподняв голову, Лара увидела, что хмурый Семён чинит дверь. Вскоре он закончил. Девчонки завозились, начали вставать. О ночном происшествии не было сказано ни слова.
Жизнь побежала дальше. Лариса вдруг поймала себя на том, что думает о Сёме. Нечасто, но вспоминает. То продолжает с ним мысленный диалог, то перебирает в памяти уже сказанное. В ту ночь записной инфант террибл факультета повернулся к ней как бы другой стороной. То, что случилось – практически на виду у всех - было интимнее поцелуя, так ей казалось. Было приятно, что он починил дверь – словно это была забота лично о ней. Она ощутила, что его влюблённость в неё не прошла. По крайней мере, не полностью. Всё это вдруг всколыхнуло в ней чувства и желания, до сих пор спокойно дремавшие глубоко внутри. А может, просто пришла весна.
Ларе исполнилось 17.
Когда ветер полностью согнал с улиц снег, оставив его только в парках под кустами и в низинках, Ларису потянуло бродить по городу. Она могла выйти рано утром и просто идти, немного шалея от свежего воздуха и того особого запаха, который бывает только весной: прелой листвы, мокрой земли. Её переполняли надежды, а смутное беспокойство заставляло сердце биться чаще. Она ходила и ходила, если позволяли дела, и даже подзабросила учёбу. Трепетала душа, жаждала перемен.
Однажды в редакции ей дали задание сделать материал о дворовых клубах. Это были организации, как теперь сказали бы, дополнительного образования, досуговые. Дети и подростки окрестных домов занимались там в кружках и секциях. Всё это было бесплатным и разным по качеству и предложениям. Где-то был упор на рукоделие, где-то – на спорт. Лариса составила список клубов, договорилась по телефону с руководителями и обходила их по одному.
В Кировском районе педагогом-организатором клуба «Вымпел» был мужчина - редкая птица в этой среде.
Добравшись до его клуба, Лара поразилась: здесь не чувствовалась казёнщина. Ни дурацких плакатов «Мойте руки перед едой», ни типичного набора «изо-макраме-настольный теннис». В том, что она видела и о чём рассказывал Артём Олегович, чувствовалась цельность. Ребята проводили в клубе много времени, у них было что-то вроде самоуправления. Ходили в походы, фотографировали, выпускали газеты. Занимались музыкой. Артём Олегович выпросил у шефов целый оркестр электронных пианино и занимался с ребятами сам.
Артём был взрослым мужчиной, за 30. Было удивительно, как он оказался в педагогике, да ещё в таком непрестижном месте – клуб по месту жительства. Оказалось, из идейных соображений.
- В педагогике слишком много женщин. Нужен баланс. Кроме того, в подростковом возрасте ребята ищут и сильного лидера, и сильную идею. Если это им предоставляет подворотня, они становятся бандой.
- А если, например, музыкальная школа? Не все же ищут приключений, куря сигареты и тыря мелочь? – спросила Лариса. Её всё больше интересовал и этот человек, и его дело.
- Хорошо, когда юноша или девушка с детства погружены в музыку или спорт. Но это профессиональная деятельность. Таких меньшинство. Да и не нужно всех сызмальства погружать в профессию, достаточно общего развития и нормального воспитания. Этим я и занимаюсь здесь. Даю им возможность самореализации. Ребята точно так же познают мир, но инструментами, которые я им дал. Это безопаснее и для них, и для окружающих.
Артём улыбнулся. У него в клубе были трудные подростки, и он знал, о чём говорит.
Вместо одной беседы под запись, Лариса провела в «Вымпеле» четыре дня. Приезжала к открытию, наблюдала, беседовала, уезжала поздно. Уже и ребята разошлись, и дверь заперли, а она всё сидела с Артёмом. Пили чай, болтали.
Перешли на «ты».
- Слушай, возьми у меня кружок журналистики, а? – предложил он. – У меня полставки есть для этого. Два раза в неделю по вечерам.
Она согласилась. Жизнь плавно делала разворот, но Лара ещё не видела этого. В следующие полгода, исключая летнюю практику и короткую поездку домой, она провела, всё больше погружаясь в дела клуба. С ребятами нашла общий язык быстро, всё-таки самые старшие были младше её всего на пару лет.
Под её руководством юные журналисты оттачивали перья, публикуясь сначала в клубной стенгазете, затем – в городских газетах, в школьных рубриках. На радио они даже записали целый цикл передач «Глазами подростка»: о музыке, школе, мечтах.
Но Лариса чувствовала, что её всё дальше уносит от журналистики. Она стала заядлой походницей, научилась ставить палатку, готовить на костре. Включилась в клубную жизнь целиком – рисовала, играла в оркестре, шила рюкзаки, гоняла в футбол. И влюблялась в Артёма.
Он не был красавцем, но всё же привлекал внимание. Большие серые глаза, чувственные губы, прямой нос. Невысокий, мощный. От всей его фигуры веяло мужской силой. Рядом с ним Лариса чувствовала себя защищённой. Он справлялся со всем: с непогодой в походе, с буйными подростками, даже с чиновниками, которым не нравилось несоответствие «Вымпела» шаблонам.
На следующий год Артём затеялся строить настоящую яхту. Заложили стапель, шефы снова расстарались на материал. Ребята с восторгом приняли идею плавания под парусами и посильно участвовали в работе. Но большую часть делал, конечно, сам Артём. В этот год Лариса чуть не бросила универ. Она окончательно уверилась, что её призвание – работа с детьми. Но Артём убедил продолжать учёбу.
- Законченное образование лучше незаконченного, - сказал он. – Посмотри на меня: три курса консерватории, три – философского факультета, один – педагогический институт. А без бумажки мы букашки.
- Почему в «педе» меньше всех?
- Раньше понял, что здесь всё мёртвое. Нельзя никого ничему научить через колено. А наша педагогика, к сожалению, именно такова. Навешивание ярлыков, моральное давление, а нужно создавать стимулы, пока дети ещё поддаются на них.
18-летие Лара справляла в клубе. Сдвинули и накрыли все столы, уставив печеньем, бутербродами с докторской колбасой и двумя магазинными тортами. Часть ребят, помладше, пришли просто полакомиться, но костяк клуба – подростки – с которыми и у Ларисы, и у Артёма установились дружеские отношения, подготовили для неё поздравление и подарок. Показали смешную сценку и вручили её портреты! Каждый сделал его в своей манере. Кто нарисовал в стиле «курица лапой» (вызвало оживление и смех), кто выжег на досочке, кто вышил нитками (непохоже, но красиво). Лариса была тронута.
После, наедине, Артём сказал:
- У меня тоже подарок.
И протянул листок. Стихи. Только для неё.
Они поженились на 4 курсе. Лариса так мало заботилась теперь учёбой – только клуб и подработка на радио (не бросала. Всё же на неё там рассчитывали), что раньше и сама бы не поверила в это.
В общаге она не ночевала уже давно. О личной жизни не распространялась, но, как говорится, двух мнений тут быть не могло. О ней сплетничали. Это было видно по кривым усмешечкам однокурсниц. Что они все думают, Ларису совершенно не заботило. Но однажды в коридоре факультета столкнулась с Семёном. Прямо врезалась в него, потому что спешила на кафедру сдать работу и бежать к Артёму.
Семён подхватил её, поставил на ноги, но не отпустил.
- Привет, - сказал он, вглядываясь в её лицо. – Как дела?
Она высвободилась и тоже посмотрела ему в глаза.
- Хорошо.
- Ты, говорят, замуж вышла? – его тон показывал, что он не верит в это.
Она вздохнула:
- Вышла, Сёма. И очень счастлива.
Он поджал губы и выдал:
- Эх, ты! Такие надежды подавала.
Она улыбнулась, широко, искренне. У неё впереди было лето, наполненное длительными парусными походами, которое она проведёт с любимым человеком, в компании с хорошими ребятами. Она знала, что будет чувствовать себя нужной среди них, и что после окончания университета останется с ними, потому что нашла своё призвание.
Семён, девчонки с курса, – все они уже остались позади неё.
И она припустила бегом.