На самом деле, этот сон был в самом начале января. Не первого, конечно — Урсёна предпочитала приходить по ночам, а если глупая Двуногая ночью не спит, то лучше к ней прийти наяву, и сказать в лицо веское «мяу». Недовольное, конечно, чем быть довольной, когда глупость двуноговская нарушает расписание? Но в ночь со второго на третье я спала, что тот сурок — утром надо было работать, так что и выбора особого не было.
Тогда-то и решила, впервые за долгое время, объявиться моя фамильяришна-красавишна. Хотя этот сон долгое время изображал самый обыкновенный, он всё равно был уютный и очень кошачий. Вместо привычной полянки с древокреслом, я сидела на большом мягком пуфике, и вышивала урсулий портрет. Под ногами у меня был пушистый бежевый ковёр, а рядом спало множество безмолвный, но тихо мурлыкающих котиков. Не было только Урсёны, и я постоянно искала её взглядом.
Но знакомый пёстро-черный хвост не мелькал, не было слышно тихого мурлыкания, и мощные лапы с шерсткой между пальчиков тоже нигде не показывались. Что меня, конечно, исключительно возмущало. Так я и искала Урсёну, пока та вдруг не появилась посреди комнаты прямо на ковре, большая настолько, что на ней можно было бы лежать, что на том ковре.
И тут же исчезли все остальные коты, в нос ударил родной запах нагретой солнцем кошачьей шерсти, а я услышала ровное и громкое мурчание. Урсула сказала:
— Ты меня любишь! И ищешь, когда кругом многокотие! А могла бы и не искать… — и радостно взмуркнула.
— Ищу, конечно. Ты же моё усатое солнышко. Как я без тебя? — улыбнулась я, и погладила пухнатые щеки, большие и уютные.
— Значит, ты будешь отвечать на мои вопрошания? — деловито уточнила вредина.
— Я разве когда-то отказывалась? — логично поинтересовалась я.
Урсула лапой притянула меня к себе, как будто бы обнимая, замурчала еще громче, и заявила:
— Ты сегодня так легла, что у тебя скоро работание начнётся. А ты говорила, что оно будет, я помню! Грозному говорила. Поэтому ты меня не отвлекай, я сама отвлекошка, а надо чтобы не отвлеклась.
Я молча почесала её огромный пушистый бок, и кивнула.
— Вот вы всё говорите: Новокот то, Новокот сё… дерево это невкусное поставили, звеняшки туда натыкали, которые мы с Бозей потом лапами гоняем. Вокруг всё блестяшится, вы едите вкусную еду, Грозный не занимается работанием… А я не понимаю, а что это за Новокот такой? Ты еще одного кота хочешь взять?! Или чего? И я когда маленькая была, он тоже был, или я помню неправильно?
Урсёна по своему обыкновению забросала меня вопросами. Я вздохнула, улеглась на кошку, благо, во сне ей было не тяжело, и решила начать отвечать с самого главного.
— Это не кот, это Новый Год, — и снова улыбнулась моей вредине. — Это праздник такой. А праздник — это специальный день, в который мы радуемся. Новогодних праздников много, целая неделя. Иногда даже чуточку больше. Празднуем, что старый год уходит, а на его место приходит новый.
— Столько интересно-непонятного… — протянула Урсула. — Давай так! У тебя скоро твоё работание звучать будет, поэтому я сама уйду, чтобы не прерываться на самом интересном мыррсте. Но когда ты будешь в этот раз ложиться, ты раньше ложись. И всё мне про Новокот расскажи. Почему он Новый? Куда старые года уходят? Им там не грустно? И почему это радовательная штука? И что за светяшки такие, и шарики, и дерево невкусное? Всё-всё мне расскажешь, ладно? — и посмотрела на меня деловито.
Я кивнула, чтобы вредина не расстраивалась, а потом сказала:
— Дерево — это елка, и оно… — но договорить не успела. Прозвенел будильник, а над моей головой возвышалась укоризненная моська Урсулы. Так я поняла, что она и правда еще придёт. И даже пришла. Но это уже совсем другая история про усатую почемучку…
А тут ссылка на телеграм, где нас больше: